Один маленький шажок вперед и два больших назад. Так Эриху виделись их отношения с Миром в динамике. Он надеялся, что лаской и вниманием сможет расположить к себе дикого зверька, приручить его... Но зверек не оценил стараний своего благодетеля и сбежал. За это он был возвращен в свою подвальную камеру и наказан плетями. Да не просто плетями, а с серебряной нитью, следы от которой нельзя убрать простым перекидыванием из одной формы в другую, при этом следы от нити были тонкими полосочками - сильно вид не портили, но доставляли дискомфорт, заживая медленно и занудно.
В этот раз книжки невольнику Эрих не носил - пусть мальчишка подумает о своем поведении. Но тот, похоже, думать не собирался, а продолжал и дальше упорствовать, демонстрируя строптивый характер. Мир всем своим видом словно бы показывал, что дела ему нет до прежних благ, которых теперь лишен, и вообще камера в подвале его дом родной. Можно было бы в принципе его так в камере и оставить - пусть упорствует на здоровье, а самому приходить только чтобы поразвлечься от души с красивой игрушкой. Но для Майне такой вариант был слишком скучным. Он всерьез вознамерился заняться воспитанием своей игрушки. Раз по-хорошему не получилось, можно и по-плохому. Однажды Миру надоест упорствовать и получать по своей шкурке, и он смирится.
Когда появлялась какая-нибудь идея фикс, Эрих становился очень упрямым. И сейчас такой идеей стало научить покорности одного вредного мальчишку. В целом можно было бы поручить дело профессионалам, но просто пожинать плоды чужой работы было опять-таки слишком скучно и не интересно. Он ведь и игрушку-то завел, чтобы развлечься, и она пока что неплохо со своей задачей справлялась. Пусть и не совсем в нужном направлении, но в жизни не все бывает так, как того хочется отдельным личностям, потому Майне за годы научился искать во всем удобные для себя моменты.
И вот сейчас, направляясь к камере невольника, мужчина был готов к разным финтам своего зверька, но при этом имел четкое намерение продолжать приручение, и показать, кто в доме хозяин и чьи тапки. Если мальчишка не совсем дурак, то должен буде понять, что ему не тягаться со взрослым оборотнем в выдумках и терпении, и что тот все равно добьется своего.
- Здравствуй, Мир. Как твои успехи в работе над ошибками? Будешь продолжать и дальше вести себя как неразумная зверушка или эволюционируешь до существа одаренного интеллектом? - Эрих неспешно вошел в комнату невольника и тут же нашел его взглядом, чтобы уже не отпускать, как не отпускает хищник свою добычу. Ему хотелось развлечений и он собирался их получить.

Мир ничего не ответил и даже не пошевелился и, похоже, собрался играть в молчанку и прикидываться бревном. В целом верная тактика, чтобы не вызывать интереса у кошачьей натуры хозяина, вот только хозяин был существом упрямым и настырным. Если игрушка сама не хотела подавать признаки жизни и шевелиться, он просто делал так, чтобы заставить волей-неволей подавать признаки жизни и развлекать себя любимого.
- Судя по отсутствию вербализованного ответа, это животное все еще не эволюционировало до уровня человека, - Майне прошел в комнату, сделав жест оставшимся за его спиной работникам войти. Проговорил, отдавая распоряжения:
- Вытащите его из постели, помойте везде, снаружи и внутри, потом оденьте в то, что я принес и причешите. Если будет сопротивляться, можете использовать любые средства, но чтобы на теле не было заметных следов, он был в сознании и мог потом передвигаться самостоятельно. У вас есть полчаса на все. Время пошло.
Оставив работников клуба суетиться вокруг невольника, сам мужчина отошел в сторону, усаживаясь в принесенное для него недавно кресло. Вытащил из внутреннего кармана портсигар, извлек оттуда сигарету, чиркнул зажигалкой и закурил. В последнее время настроение было ни к черту, и он позволял себе маленькую слабость в виде пагубной привычки все чаще. Ему не нравилось как все обернулось с Миром, все еще травила душу обида, но и просто отступиться и забросить невольника он не мог, самолюбие и собственнические замашки не позволяли. Отступиться,  значило бы признать поражение, что не справился с каким-то мальчишкой, а это было недопустимо. Уж скорее он сломает облюбованную игрушку, чем откажется от нее. И вот он с упорством маньяка продолжал приходить к Миру, снимая стресс курением, и настырно продолжая пытаться добиться от невольника покорности.
Пока тлела сигарета, работники клуба выцарапали начавшего активно сопротивляться юношу из его одеяльного кокона и пытали скрутить, чтобы оттащить в ванну для исполнения распоряжений его хозяина. Эрих со скучающим выражением на лице наблюдал за тем, как Мир брыкается, испытывая при этом смешанные чувства. Ему одновременно хотелось заставить блондина испытывать страдания и избавить ото всех мучений, и просто обнять, как раньше. Но как раньше уже не было, а потому приходилось с неким мазохистским удовлетворением наблюдать, как силой и количеством таки скручивают гордого оборотня, и волочат в ванну. Зашумела вода, слышались вопли и ругань, и Эрих неспешно направился к месту основного действа, докуривая. За суетой про пепельницу забыли, а он не был хамлом трамвайным, чтобы бросать окурки куда попало, потому выбросил окурок в унитаз.
В ванной тем временем помывка шла полным ходом. Не то, чтобы это было интересное зрелище, да и видно Мира за сгрудившимися вокруг работниками клуба было плохо. Но сам акт присутствия хозяина на таком процессе должен был вызывать психологический дискомфорт у невольника. Своими действиями Майне давал блондину почувствовать явную разницу между тем, как было и как стало. Чтобы он понял, что личное участие хозяина, его прикосновения - это не его обязанность, это его желание, честь и благо, это надо заслужить. Как и ласку с вниманием. А до тех пор пусть "наслаждается" бесцеремонными и деловыми касаниям работников, которым нет дела до чувств чужого раба, им просто надо выполнить распоряжение его хозяина, который платит им за их труды.
За мытьем последовало одевание. И снова невольник сопротивлялся и снова его силком обездвиживали и одевали. И вот вскоре стройные ноги до средины бедра оказались затянуты в сапоги-чулки на высоком, но устойчивом каблуке. На самих сапогах по всей длине располагались поперечные кожаные полосы с небольшими металлическими колечками, за которые можно было сцепить ноги между собой. В том же стиле были выполнены и высокие перчатки, и обладали теми же ремнями с кольцами. Так же костюм дополняли небольшие стринги, прикрывающие интимные места на грани приличия. Завершали образ кожаные ремни с металлическими кольцами, обхватывающие торс и соединяющие весь костюм в единую систему. Таким образом, с помощью карабинов, конечности невольника можно было сцеплять как между собой, так и с торсом, при этом оставляя доступ к телу.
Последним штрихом стала прическа - светлые волосы расчесали и заплели в свободную косу, чтобы и не лезли, и не путались, и хозяин мог зарыться в них рукой когда пожелает. В таком виде Мира и предоставили взору Майне, предусмотрительно сцепив кольца на щиколотках и запястьях, чтобы не брыкался.

Отредактировано Эрих Майне (21.05.2014 17:33:55)

Наблюдая за сопротивлением Мира и его страданиями, особого удовольствия Эрих не испытывал. За маской холодного равнодушие рвалась собственная раненная предательством душа, желая причинить боль виновнику своих страданий, но от этого легче почему-то не становилось. В отличие от него самого, невольник мог позволить себе кричать, плакать, брыкаться, рваться и метаться, а сам он был ограничен клеткой своего тела и статуса. Все истинные чувства и переживания - внутри, это стало уже настолько привычным за годы, десятилетия и даже столетия, что глядя на юношу, Майне был не уверен, а может ли он сам вообще быть настолько же откровенным и эмоциональным? Или шрамов на душе скопилось уже столько, что она утратила свою живость, укрывшись прочной, но не слишком подвижной броней, а ведь надеялся, что Мир станет для него чем-то сродни отдушине, что с ним можно будет позволить себе побыть настоящим. Ага, побыл... чуть ослабил контроль и приоткрылся, как тут же получил удар под дых.
Мир лежал на кровати бледный и злобно зыркал глазами. Было похоже, что неравная схватка с работниками клуба вымотала его, но на ругательства силы оставались. Эрих поднялся с кресла, плавно приблизился к юноше и отвесил ему несильную пощечину.
- Будешь сквернословить - одену кляп, - спокойным тоном предупредил мужчина. Он присел на кровать, кончиками пальцев огладил своего невольника от плеча, по спине, а затем и по ягодице до границы сапог. Перестегнул крепления так, чтобы дать возможность шевелить ногами, пусть и ограничено. - Вставай, мы идем на представление.
Однако исполнять приказ своего хозяина невольник не спешил. Одарив злобным взглядом он принялся ругаться, и на этот раз витиевато и с вдохновением. Майне на это только поморщился. Обратился уже к ожидавшему его распоряжений работнику клуба:
- Оденьте на него кляп. И в следующий раз не забудьте помыть с мылом и этот грязный язык.
- Может, господин желает, чтобы его рабу прокололи голосовые связки? Тогда он больше не сможет ругаться, и станет очень тихим, - предложил один из работников, когда кляп был надет.
- Я подумаю. Но не в этот раз. А пока, раз это животное не желает идти самостоятельно, отнесите его на верхние этажи, я не хочу опоздать на сегодняшнее представление.
Буквально через пару минут появился дюжий мужчина из персонала, по жесту Эриха закинул Мира на плечо и понес следом за ним. Они поднялись на лифте наверх, затем прошли по коридору до одного из залов, куда постепенно стекались люди. По пути на них иногда поглядывали, но Эрих не повел даже бровью, хотя представлял, что со стороны их небольшая процессия смотрится весьма любопытно. Он сам, неспешно идущий впереди, весь такой пафосный в костюме-тройке цвета слоновой кости, что выгодно сочетается с волосами и цветом кожи, за ним сильный и крупный работник клуба, несущий на плече полуодетого мальчишку, в черном наряде, выгодно оттеняющем светлую кожу и волосы. Пожалуй, для полноты картины не хватало еще какого-нибудь животного на поводке и пажа с опахалом. Хотя нет, опахало уже будет пошлостью.
У входа в зал гостей встречал администратор в строгом кожаном костюме Дома, а за его спиной покорно стояло несколько юношей и девушек в весьма откровенных нарядах - они сопровождали гостей до их лож. Эрих представился, администратор проверил списки и назвал номер причитающейся ему ложи, после чего услужливая девушка-рабыня тут же появилась перед господином и испросила позволения проводить его к его месту.
Место Майне выбрал в глубине зала, не слишком близко к сцене, но так, чтобы обзор был удобным. Все ложи представляли собой полукруглые ниши с таким же полукруглым, мягким и просторным диваном, небольшим столиком, а так же подвязанными шторами по бокам от входа. В целом в зале царил приятный полумрак, а потому разглядеть, что происходит в ложах представлялось не слишком простым занятием, но для желающих особого уединения можно было и вовсе занавесить шторы.
- Виски со льдом, - распорядился Эрих, когда они оказались на месте. Девушка услужливо поклонилась и исчезла. - Положите на пол, только осторожно, - это уже было адресовано державшему Мира мужчине. - Благодарю вас, пока что можете быть свободны.
Когда они остались одни, Майне сел на диван, затем слегка наклонился и подался вперед, чтобы подтащить невольника поближе к себе, усадить у своих ног. Затем сел удобней сам и зарылся пальцами в светлые прядки, принялся перебирать их и почесывать.
- Устраивайся поудобней, скоро начнется представление. Уверен, ты на таких шоу еще не был.

Мир продолжал демонстрировать свой дикий норов. И пусть сейчас он был лишен возможности говорить в целом, и произносить ругательства в частности, но у него оставался довольно богатый на выразительные средства запас жестов и звуков. И вот сейчас он зарычал и дернул головой, выражая свое отношение к хозяину. Мол, не трогай меня, гад проклятый, изыди с глаз долой! Даже попробовал отодвинуться подальше, чтобы избежать контакта.
Эрих усмехнулся и просто пододвинулся ближе сам. Даже если Мир будет и дальше отодвигаться и отползать, его это не спасет от внимания хозяина и его прикосновения к волосам.
Почти бесшумно появился раб-официант, принес заказанные мужчиной виски и лед, поклонился и так же бесшумно исчез. На сцене и в зале тем временем начало меняться освещение, оповещая о скором начале представления. Где-то на фоне, ненавязчиво заполняя собой пространство, зазвучала инструментальная музыка. Под свет прожектора на сцену выехала женщина. Она была одета в фетишный латексный комбинезон черного цвета, не скрывающий ее фигуру, а выигрышно подчеркивающий красивое тело. На ногах у нее красовались туфли на высоком каблуке, а голову венчала полумаска с небольшими кошачьими ушкам, оставлявшая открытой лишь нижнюю половину лица с ярко-алыми губами. Ехала эта женщина на крупном и весьма мускулистом мужчине, одетым как лошадь. На его лице так же была полумаска с ушками и торчащим сверху волосяным гребнем, создававшим видимость гривы, во рту был продолговатый кляп, который крепился по краям на больших кольцах с отходящим от них поводом, создавая сходство с уздечкой. По телу шли ремни с металлическими кольцами, на которых держалось некоторое подобие не то седла, не то меховушки. Кисти рук и ноги до колена были одеты в нечто наподобие тканевых мешочков, обозначавших копыта. Заканчивал сходство достаточно пышный хвост, являвшийся окончанием анальной пробки. «Конь» передвигался на четвереньках достаточно медленно, за что получал от своей всадницы либо каблуком в бок, либо, что чаще, тонким хлыстиком по ягодицам.
Навстречу первой всаднице выехала другая, она так же была одета в костюм кошки, но пятнистой, и так же восседала на своем «коне». Обе всадницы начали сближение, а фоновая музыка стала напряженней, нагнетая обстановку. Наконец, они сошлись в поединке – каждая из женщин вытащила из-за пояса по длинному дилдо, которым принялась размахивать и пытаться поразить или выбить из седла соперницу. Рабы-«кони» также не остались в стороне – они толкали друг друга и пытались молотить передними «копытами», при этом стараясь не мешать своим хозяйкам и случайно их не уронить.
- Тебе там видно хоть? Что-то ты совсем под стол заполз, иди-ка сюда… - Эрих отвлекся от представления, чтобы затащить Мира к себе на диван. Юноша пытался сопротивляться, насколько это было возможно в его ограниченном положении, но мужчину это не остановило. Он только активней принялся перемещать своего невольника, в итоге, как только тот оказался лежащим грудью на коленях хозяина, то получил от последнего весомый шлепок рукой по мягкому месту.
- Будешь сопротивляться – будешь по попе получать! Или тебе нравится, так, а? – на новые попытки трепыхаться и уползти в подстолье Эрих отвесил новый звонкий шлепок, благо положение для этого было достаточно удобным. – Давай лучше представление смотреть. Как тебе эти очаровательные лошадки? Может, тебя так в следующий раз оденем? – чтобы убедиться, что невольник увидит, о чем речь, Майне поймал его второй рукой за косу на затылке и повернул его голову в нужную сторону, второй рукой перехватил за ремни на спине, чтобы предотвратить пути к бегству. – Не переживай, так же ездить я на тебе не буду, а вот поработать на корде над дисциплиной не помешает, только и умеешь, что брыкаться и сквернословить. А ведь если бы выполнял, что сказано, тебе же стало бы намного легче жить. Но, наверное, это для тебя скучно.
Тем временем черная пантера победила пятнистую, сбросив ее с «коня», зазвучала громкая торжественная музыка, обозначая финал этой сцены, но вовсе не финал действа. Скорее переход к новому акту.

Трепыхаться Мир к некоторому удивлению Эриха сразу после предупреждения и пары шлепков перестал, вероятно, действительно устал. А вот получив возможность высказать свое мнение - высказался. На это мужчина только поморщился и фыркнул:
- Ад? Малыш, тебе просто не с чем сравнивать. Это далеко не ад, даже не предбанник, так, коврик у порога. Впрочем, откуда такому изнеженному котенку об этом знать? Тебе ад, похоже, все, что не по-твоему. Уж прости, на меня твои попытки прикинуться страдальцем впечатление не производят. Один раз я уже поверил в твою искренность и честность, второй раз тот же номер не пройдет.
Как бы ему ни хотелось все вернуть, но Майне не мог забыть о побеге ночью втихаря. Да, раб ему ничего не обещал, он сам сделал жест доброй воли и дал хлебнуть свободы и человеческого отношения. Да, сам дурак, что понадеялся на взаимность и доброе отношение в ответ. На самом же деле это оказался подлый маневр, что запудрить мозги и сбежать. И вот сейчас, когда попытка не удалась, Мир изображает оскорбленную невинность, страдальца под гнетом тирании и прочие не менее потасканные образы. Потому мужчина считал нужным дать понять, что его этим не пронять, второй раз он уже не будет простачком и не даст собой манипулировать.
- Устал? Еще бы, столько брыкаться вместо того, чтобы просто сделать, что говорят. Но это же так сложно, а мы такие гордые, особенно перед лицом тирана и деспота! Ведь куда приятней вести себя как невоспитанное животное и потом изображать жертву перед новыми зрителями, - вспомнился спектакль с показательной попыткой суицида в доме Цепеша, призванный не иначе как подпортить репутацию хозяину, выставив его извергом в глазах вампира. Логично – не удалось сбежать, так хоть подгадить. Логично, но подло. Жаль, что под такой очаровательной шкуркой оказалось такое гнилое естество.
Тем временем на сцене вовсю шло представление. Победительница разодрала почти в клочья на побежденной ее облегающий наряд, хлестала ее тем же хлыстиком, что и недавно своего "коня", а затем и имела своим "оружием". Затем раб, одетый собакой, принес поднос с дополнительными девайсами, побежденную воительницу закрепили поудобней, для лучшего обзора зрителям, заодно по бокам от нее к той же конструкции  пристегнули и "коней". Грозная пантера-Госпожа по очереди уделяла им внимание, охаживая стеками или флогерами, цепляя прищепки на разные чувствительные места, забавляясь с током и другими более экзотическими приспособлениями. Но отвлекшийся на Мира, Эрих за этим уже не слишком внимательно наблюдал. Он устроил невольника поудобней, чтобы тот полулежал частично на его коленях, а частично на диване. Подумав, Майне осторожно расстегнул карабин, сковывающий руки юноши, давая тем самым чуточку больше свободы. Где-то подсознательно мужчине хотелось дать своей непокорной игрушке второй шанс, позволить убедить себя, что он все не правильно понял, что это чей-то злой умысел, стечение обстоятельств, да что угодно, только не горькая правда. Поэтому он все равно раз за разом оставлял за Миром пусть минимальную, но свободу воли, давал выбор.
Руки как-то сами собой начали гладить юношу, благо открытых мест на его теле было куда больше, чем закрытых, да и положение располагало. Эрих то едва касался его кончиками пальцев, вырисовывая узоры в пространстве между ремнями, то оглаживал ладонью, раз за разом изучая изгибы. Уделялось внимание и оголенным ягодицам, хотя и без явного сексуального подтекста. Ему с одно стороны и хотелось чего-то погорячее, благо шоу-программа располагала, но в тоже время он пребывал в смешанных чувствах и на их фоне здоровые желания малость притуплялись.

Не то, чтобы Эрих за это время ни разу не попытался поставить себя на место невольника и попытаться его понять. Вот только слишком уж разные были исходные данные, да и возраст накладывал свой отпечаток. Но в большей степени характер, а потому Майне предполагал, что от начала и до конца действовал бы иначе. В итоге приходилось применять свой богатый жизненный опыт касательно других людей и аналитические способности. Мастером психологии он не был, хотя считал, что в целом умеет неплохо разбираться в людях. Вот только Эрих как-то упустил из виду момент, что его в основном окружают люди с активной жизненной позицией, не приемлющие суицид как способ решения проблем, а потому эта часть поведения Мира ставила откровенно в тупик, и от того что-то все равно ускользало от понимания. Конечно, людьми его круга дело не ограничивалось, потому приходилось искать сходство во всех остальных. Вот только там глубоких знаний о своей душевной организации ему никто не предоставлял, и ориентироваться оставалось на поведение. В итоге Мир по своему поведению был причислен к категории изнеженных капризных созданий, которые любят манипулировать другими, сказываясь несчастными, больными и пытаясь наложить на себя руки. Таковых Эрих не жаловал и потому давал понять, что это на него не действует, и готов был переупрямить Мира.
- И что же ты хочешь, чтобы я понял? - с легкими нотками интереса спросил Майне, действительно добавляя в копилку актерского мастерства невольника еще одну награду. Прорывающиеся слезы в голосе он уловил, но не позволил себе реагировать на них эмоциями, как манту повторяя - это только ложь и актерская игра, ложь и игра. На самом деле Эрих был довольно восприимчив к чужим слезам, в частности женским, раньше они вводили его чуть ли не в паническое состояние, вызывая желание сделать что-нибудь, что угодно, лишь бы это прекратить. С возрастом он понял, что женщины это быстро вычисляют и пользуются, а потому воспитал в себе умение закрываться наглухо и впадать в полный игнор, реагируя лишь на слезы действительно близких людей, которые не играю ради выгоды. В какой-то мере, тяга женщин прибегать к слезам и прочим манипулятивным уловкам и стала причиной того, что Эрих начал предпочитать особ своего пола - с ними хоть проще и понятней - дал по морде, значит, сердится, и никаких соплей с "Сам подумай, чем ты меня обидел". Сказывалось и воспитание, ему с детства прививали, что мужчины не плачут, и от того проявление такого "женского" поведения всегда вызывало глухое раздражение и только убеждало еще больше, что перед ним ломают комедию. Для Майне мужчина всегда оставался мужчиной, вне зависимости от его сексуальных предпочтений и положения "сверху" или "снизу", и потому поведения он ожидал соответствующего. - Когда и почему я прихожу - не твое дело. Как и моя семейная жизнь с ее подробностями, - прохладным тоном отозвался Эрих и отпил из своего бокала с виски. Слова Мира царапнули, но не более того. Малыш тоже решил показать, что знает, что такое сарказм. - Я рад, что понимаешь, свое место. Ты сам мне более чем наглядно дал понять, что ни на что, кроме как трахать и лапать не годишься, - он не стал говорить о том, что хотел бы видеть Мира несколько в ином качестве, нежели игрушка для секса. Но если в том, что он действительно желал получить, ему грубо отказали, то остается получить то, что можно. - И если данный тебе выбор как быть для тебя таковым не был - везде ад, то, действительно, какая разница? Прежний ад тебе явно не понравился, этот, наверное, лучше. Разнообразней, по крайней мере.
На сцене истязания начинали постепенно приобретать более яркий сексуальный оттенок. Сначала "кони" развлекались друг с другом, а Госпожа со своей поверженной соперницей, заставляя ее не только кричать, но и сгорать от мучительно-сладостных ощущений, судя по звукам. Затем "кони" под чутким руководством "пантеры" вдвоем во всю приходовали до полного изнеможения распаленную рабыню.
Волей-неволей этот посыл передавался и Эриху. Он уже не просто гладил Мира, но и тискал, мял и слегка царапал его кожу и мягкие места, зарывался пальцами в волосы, перебирал и чуть натягивал прядки. Несмотря на колющие слова и прохладный, а порой и саркастичный тон, прикосновения оставались такими же ласковыми, как были раньше.

Зря Мир надеялся, что для него все закончится быстро. Может, кому-то и доставляет удовольствие просто вставить, трахнуть и отвалить, но Эриха подобное никогда не прельщало. Он отметил как сразу взъерошился его невольник, и, вроде бы и изображал покорность, но в ней все равно чувствовался вызов. Подобное поведение немного раздражало, и мужчина порадовался, что у людей нет хвостов, будь у него хвост, его кончик сейчас бы нервно дергался, выдавая своего обладателя, а так удавалось сохранять внешнее спокойствие. Но он заставил себя плавно выдохнуть и улыбнуться, благо Мир на него не смотрел. Что ж, раз ему так откровенно предлагают воспользоваться - почему бы и нет?
- Жаль, что профессорских сынков учат не жизни, а только высшей математике и растят из них комнатные растения, - спокойно произнес Майне и встал со своего места. Включив светильник на приглушенный свет, он плавно подошел к выходу из ложи, и парой движений стащил сдерживающие шторы шнуры, отделяя их двоих от всего зала и от происходящего на сцене. Затем он развязал свой галстук и вернулся к Миру, чтобы завязать ему глаза. При этом он довольно осторожно, почти ласково, пригладил рукой растрепавшиеся волосы, убрал их назад, проследил, чтобы отдельные волосинки не попали в узел.
Эрих стоял за спиной юноши, но не прижимался телом, лишь рукой придерживал волосы, открывая плечо и шею с ошейником. Он наклонился и невесомо поцеловал невольника в плечо, затем, щекоча кожу дыханием направился к шее. Мир пах собой и немного травами. Майне пожелал, чтобы для его приобретения использовалась только натуральная косметика без раздражающей тонкое обоняние оборотня химии. Так, обнюхивая и щекоча дыханием, он поднялся по шее до самой линии роста волос, а там легонько подул на затылок, так, чтобы вдоль позвоночника пробежала стайка мурашек и вывела невольника из напряженного ожидания и оцепенения. И, тут же, не давая опомниться, Эрих принялся покусывать аппетитное ушко.
Не смотря на то, что вел себя как злобный тиран, наказывая невольника за побег и непослушание, себя наказывать и отказываться от любимых игр он не планировал. Решив, что можно переходить к более интересным забавам, Майне переместился чуть в сторону, чтобы было удобней подхватить Мира на руки и уложить на диван. Он склонился над юношей, поймал его руки своими и завел над головой. Немного так подержав, плавно отпустил, давая понять, что хочет, чтобы так оставалось. Самому же пришлось отвлечься, чтобы скинуть пиджак и жилетку - становилось жарко и не удобно.
Взгляд скользнул по стоявшему на столе стакану с виски и льдом, и в голове появилась идея. Пользуясь тем, что Мир не может видеть его, Эрих телекинезом извлек слегка подтаявший кубик льда из бокала, после чего осторожно коснулся им соска невольника, провел по груди рядом, повел к животу вниз, наблюдая за реакцией.

Майне жадно ловил взглядом дрожь юноши от соприкосновения кубика льда с нежной кожей и не удержался от соблазна касаться рукой его бока, чтобы чувствовать каждое движение мышц. К своему счастью, невольник не мог видеть взгляд мужчины и заметить, какой эстетический восторг испытывает его хозяин, наблюдая за изгибающимся телом. Впрочем, от открывающегося зрелища начали просыпаться желания и отнюдь не невинного толка, оттесняя все неприятные мысли и переживания.
Но не успел Эрих налюбоваться и даже начать всерьез заводиться, как Мир обхватил себя руками, подтянул колени к животу, перекатился на бок и отвернулся. По его виду и поведению можно было бы предположить, что он уже жалеет о своем опрометчивом предложении. Может в иной ситуации Майне и оставил бы свою игрушку в покое, но не сейчас, когда его внимание и интерес всецело переключилось на партнера. Однако и грубо добиваться своего не хотелось - настроение упорно ползло в сторону игривости.
- Ну, и что это значит? А ну-ка, избушка, повернись ко мне передом, а к лесу задом! - тон был одновременно и серьезным, и чуть шутливым, и достаточно мягким, чтобы не быть приказом. При этом мужчина принялся не грубо, но достаточно настойчиво переворачивать невольника обратно на спину, терпеливо перенося сопротивление и продолжая намеченное. Добившись успеха с переворачиванием, он переместился так, чтобы своим весом частично придавливать Мира и не давать ему перекатиться обратно на бок. Далее настала очередь рук. Эрих принялся так же мягко и настойчиво их расцеплять и заводить обратно над головой. На этот раз он учел прежние ошибки, и решил придерживать их телекинезом, и черт с ним, что невольник узнает о его дополнительных возможностях - однажды это бы все равно случилось. Поскольку положение располагало, а юноша явно не ожидает, да и не видит, Майне не отказал себе в удовольствии легонько коснуться поцелуем уголка его губ, после чего отстранился и переключил внимание на нижнюю часть туловища. А там его ждал приятный сюрприз. И хотя возбужден Мир еще не был, но определенные продвижения в эту сторону стали уже заметны. Почему-то это открытие немало вдохновило Эриха, хотя озвучивать он ничего не стал. Душу грела мысль, что он все же не настолько противен невольнику, как тот пытается это показать. Впрочем, и сам хорош, строит из себя тирана и деспота. Но так это ж в воспитательных целях...
Для большего удобства продолжения, Майне устроился между ног невольника. Одну его ногу он прижимал своим боком к спинке дивана, а вторую положил на плечо и придерживал рукой, открывая тем самым удобный доступ и возможность за всем наблюдать.
- И на чем мы остановились? Ах, да... - он вытащил из стакана новый кубик льда взамен упавшему и потерявшемуся в процессе передислокации. На этот раз держал его пальцами, и снова касался сосков и груди, вел вниз, дразнил чувствительную кожу на животе, и затем вел к паху, там играл с головкой члена и стволом, яичками, внутренней стороной бедра, наблюдая, как истаивает льдинка. Когда же оставался совсем небольшой шарик, он очертил им напряженное колечко мышц ануса, после чего легким движением протолкнул внутрь. Все равно там нет чувствительных к температуре нервных окончаний, так что самый пик воздействия только снаружи, а внутри разве что быстро пропадающее ощущение чего-то постороннего.

Сдержанность Мира в реакции лишь провоцировала, будила азарт продолжать активней, чтобы услышать его сладкий в такие мгновения голос. Однако с трудом сорванные стоны быстро сменились гневным рычанием. В иной ситуации оно должно было бы подействовать отрезвляюще, дать почувствовать угрозу, но не сейчас. Сейчас рычащий Мир, беспомощно раскинувшийся на диване и явно возбужденный, становился лишь еще более желанным. Настолько, что собственной плоти начинало становиться не удобно в штанах, а в душе просыпался дикий и похотливый зверь.
Определив особенно чувствительные к воздействию места, следующий кусочек льда Майне отправил в путешествие по ним, заставляя невольно вздрагивать и ерзать. Он уделял особое внимание паху и нежной коже на внутренней стороне бедер, но для разнообразия не забывал и про живот с боками - не стоило позволять чувствительности нервных окончаний притупляться. Впрочем, в конечном итоге подтаявший кусочек льда завершил свой путь там же, где и первый, будучи втиснутым поглубже, благо был для этого достаточно скользким.
Влажные дорожки на теле юноши манили их слизнуть, и Эрих не отказал себе в этом удовольствии. Он перехватил партнера удобней под ягодицы, позволяя опираться только на руки, лопатки и верх спины, а так же ногами на собственные плечи, и приступил к продолжению игру. Майне щекотал языком, прихватывал губами и даже оставлял легкие засосы на нежной коже бедер, плавно перебираясь к члену. Отдельным удовольствием для него было касаться горячей налитой плоти, обхватывать ее губами, посасывать и облизывать, как леденец. Но слишком увлекаться этим не стал, и с члена ласки перебрались к подтянувшимся яичкам, а затем и дальше, к маленькой напряженной дырочке. Коснувшись ее языком, мужчина легко проник внутрь и принялся трахать Мира языком, благо обстоятельства способствовали подобной забаве.
Но как бы ему ни было приятно дразнить любовника, собственная плоть так же настойчиво требовала внимания, а потому пришлось отвлечься, чтобы расстегнуть ширинку на собственный штанах. По-хорошему, стоило раздеться, но делать это здесь и сейчас было не лучшей идеей, так что пришлось ограничиться минимумом, и лишить себя удовольствия соприкасаться обнаженной кожей. А вот смазки лишать ни себя, ни невольника никоим образом не стоило, и потому небольшой тюбик имелся с собой в штанах.
- Какой ты аппетитный... так бы и съел всего... -он прикусил кожу на внутренней стороне бедра любовника, прежде чем опустить его бедра чуть ниже, открыть тюбик и выдавить смазку на пальцы.
Теперь вместо языка Мира гладили внутри пальцы, подготавливая и лаская. За проведенное вместе время, Эрих успел изучить, как нравится его партнеру и сейчас бессовестно пользовался этими знаниями. В довершение шалости, он наклонился и принялся самым кончиком языка дразнить головку члена, якобы не дотягиваясь в таком положении для большего.

Ласки сделали свое дело, и Мир позволил себе поддаться желаниям тела. Он больше не пытался сдерживаться и вырываться, услаждая слух своим прекрасным голосом. Таким он был особенно похож на себя прежнего, и хотелось верить, что тогда и сейчас он не играет, а показывает себя настоящего. На такого откровенного и страждущего Мира Эрих обижаться и сердиться не мог. Такого хотелось крепко сжимать в объятиях и любить до умопомрачения. И хотя разум отчаянно сопротивлялся чувствам, но все же вынужден был им уступить, успокаивая себя отговорками, что это просто секс, и ни на что он не повлияет, а невольник ничего не узнает и не поймет.
От стона юноши, от зрелища его изогнутого в истоме и желании тела, от его явно не совсем осознанно шепота, вдоль позвоночника прошлась жаркая волна нового желания. Услышанное наполняло Майне радостью пополам с горечью. Радостью от того, что невольник, не смотря ни на что, так откровенно хочет его, что небезразличен к нему, ведь для Эриха хуже всего было бы именно равнодушие. А горечью от того, что это не безразличие и неравнодушие выражалось словом "ненавижу". Впрочем, чего еще стоило ожидать от беглого раба? Уж точно не любви. Так что пусть уж лучше ненавидит, это по крайне мере яркие эмоции, и самому Эриху они не помешают любить это белокурое сокровище где-то в глубине душе, и выражать свои чувства в упоительной физической близости.
Сдерживаться становилось все тяжелее, и он убрал пальцы, добавил смазки на свой член, после чего коснулся головкой входа в тело любовника и толкнулся вперед. Входил он нарочно неспешно, ощущая, как сантиметр за сантиметром его плоть погружается в тесный жаркий плен. С губ сорвался шумный выдох. Он и не предполагал, что на самом деле настолько истосковался по близости с Миром. В этот момент в мужчине боролось два желания - растянуть удовольствие, чтобы насладиться каждым мгновением, и дать волю поднимающимся из глубины души чувствам, у которых теперь был только один физический способ выражения.
Майне попытался начаться движение неспешно, но такого контакта упорно не хватало, а потому он наклонился, прильнул своим телом к партнеру, вынуждая его согнуться чуть ли не пополам, хотя сам опирался рукой о диван и давил не всем своим весом.
- Ненавидь, мой сладкий, ненавидь, - прошептал Эрих почти в самые губы юноши перед тем, как накрыть их поцелуем. И в этот момент ему было все равно, укусит ли его Мир или нет. Для него сейчас и боль, и удовольствие смешивались в единый страстный порыв, превращались в ураган, рвущийся изнутри и требующий выражения. В итоге он сам не заметил, как движения стали быстрее и резче, а поцелуи все настойчивей и глубже. Невидимая сила, что держала руки невольника, в момент просто пропала, давая ему свободу действия.

Эрих и не догадывался, насколько чутко улавливает Мир его настоящее эмоции в такие моменты, и насколько открывается партнеру сам. Однако мужчина чувствовал, что тут нечто большее, нежели попытка шлюхи выполнить свои обязанности. Да и не относился он к своему невольнику как к шлюхе... И от того хотелось любить Мира жарко и неистово, забыть про все ограничения и препятствия между ними, полностью погрузиться в пучину чувств и страсти, что пылала сейчас между ними, утонуть в ней, дышать ею, забыться в ней. Кажется, тела куда лучше своих обладателей понимали друг друга, и от того могли общаться на недоступном для разума языке.
К удивлению Майне, юноша не стал его кусать, а, получив свободу для рук - отталкивать. Наоборот, он сам льнул навстречу, целовал, прижимал к себе, зарывался в волосы и, наверное, если бы не перчатки и рубашка - на спине бы уже красовались следы страсти. Все эти явные проявление ответного желания еще больше подогревали в мужчине неистовое вожделение, превращая в дорвавшеся до предела своих мечтаний подростка, несдержанного и откровенного. И сейчас ему было наплевать на все, на весь мир за пределами этой занавешенной ложи, сейчас для него существовало только белокурое сокровище, его жаркое тело в объятиях и пьянящие поцелуи на губах.
Мир внезапно сладко застонал, резко дернулся выгибаясь, а внутренние мышцы начали судорожно сжимать член партнера, приближая его к оргазму. Эрих сделал еще буквально пару резких толчков навстречу, когда юноша полуосознанно лизнул его в губы, расслабляясь в блаженстве. Именно этот такой простой, и в тоже время откровенный жест стал последней каплей. Мужчина гортанно застонал, почти зарычал, хватая ртом воздух и мелко подрагивая, излился в тело любовника.
Обнимая свое утомленное сокровище, Эрих мечтал о том, как бы подольше продлить эти блаженные мгновения, жадно купаясь в них и наслаждаясь. Сейчас, пока Мир еще не пришел в себя он мог обнимать его, целовать влажную кожу и растрепанные волосы, гладить стройные изгибы просто потому, что хочется этого. Мог верить, что все это настоящее, а невольник с ним потому, что сам захотел этого, а не потому, что заставили. И хотя разум твердил, что пора сбрасывать с себя этот сладкий дурман, пора возвращаться в строгий образ и нельзя позволять вольности, Майне не прислушивался к его голосу. Пусть уж лучше Мир сам вернет его в реальность очередной выходкой, чем он сам лишит себя драгоценной крупицы счастья.
Любовник в объятиях казался таким хрупким, что не смотря на то, что он совсем недавно чуть не сбросил с себя здорового мужика, Эрих начал опасаться его придавить своим весом, а потому осторожно перевернулся на диванчике так, чтобы Мир полулежал на нем сверху. А еще в таком положении было удобно гладить его по спине и волосам, тереться щекой, тихонько помурлыкивая, и иногда позволять себе целовать растрепанные прядки.

Мир от чего-то не спешил снова становиться колким и ершистым, а просто спокойно лежал сверху. Эрих слышал, как выравнивается его дыхание, как успокаивается сердце. Радовался ли он, что все закончилось, и теперь хозяин отстанет? Или может тоже не желал нарушать хрупкое перемирие? Или просто утомился от сопротивления и игрищ? Не узнать...
А где-то за пределами их уютного замкнутого мирка шла своим чередом обычная жизнь. Где-то за шторами слышались щелчки плети и крики рабов - шоу приближалось к кульминации. Значит скоро подойдет к своему завершению, и им с Миром так или иначе тоже придется возвращаться в реальность. И лучше сделать это до того, как вежливый персонал поинтересуется, все ли у них в порядке.
Ленивая расслабленность постепенно утекала водой в песок. И не в этой сказке можно сказать "Остановись мгновение, ты прекрасно!". Эрих плавно зашевелился, словно боялся расплескать последние драгоценные капли благодати, неумолимо вытекающие из треснутого сосуда их отношений. Он сел, все так же прижимая к себе затихшего юношу, и принялся приводить их внешний вид в порядок, предварительно оценив масштаб беспорядков. Мир выглядел почти прилично, если не считать растрепанных волос, снятых трусиков и подсохшего пятна семени на животе - последнее легко устранялось влажными салфетками, которые имелись в специальной салфетнице, что стояла на столе. А вот вторая часть упомянутого пятна была на собственной помятой рубашке. По-хорошему, ее надо было снять до начала основного действа, но разве тогда он думал о таких мелочах? А сейчас придется пожинать плоды собственной страсти и идти в липнущей к влажной спине, грязной и помятой рубашке. Хорошо, хоть жилетку с пиджаком снять додумался - можно надеть их и скрыть все следы непотребства, главное морду ящиком и хвост трубой. Повезло еще, что штанам последствий почти не досталось, а то не комильфо вышло бы.
Взяв влажные салфетки, Эрих начал стирать следы с живота невольника, не отказывая себе в последних ласках. Снимать импровизированную повязку с глаз он не спешил, словно эта небольшая деталь делала Мира более уязвимым и беспомощным, позволяла за ним ухаживать, как будто это было продолжением любовной игры, где деспотичный хозяин мог делать, что хочет, а раб должен все стоически сносить. Не удержавшись от соблазна и маленькой шалости, лизнул юношу в губы, словно проверяя, насколько зверь пришел в себе, готов ли стать кротким и ласковым после недавней близости, или начнет опять упорствовать и огрызаться. Ведь если бы Мир признал свою провинность и чистосердечно покаялся, то мог бы рассчитывать на послабление тирании. Своим поведением Эрих давал понять - получаешь на орехи ты исключительно за вредность и плохое поведение, а будешь хорошим, я тоже с тобой буду по-хорошему.

Пока Эрих вытирал его, Мир, лишь отвернулся, но больше никаких признаков активности не подавал. Мужчину это вполне устраивало, а потому закончив с невольником, переместил его на диван и занялся собой. Кое-что удалось стереть, а остальное можно было заправить в штаны. Затем на прежнее место вернулась и жилетка с пиджаком, не хватало только галстука. Но, прежде чем возвращать последний предмет одежды на место, Майне подошел к шторам и раскрыл их, возвращая в прежнее положение. Представление все еще продолжалось, но уже явно должно было скоро заканчиваться, да и сейчас почти обнаженные тела, корчащиеся от смеси боли и наслаждения, уже не оказывали такого эффекта, как его минут двадцать-тридцать назад. Пожалуй, можно было бы и уходить.
Он вернулся к обхватившем свои колени Миру и стащил импровизированную повязку с его глаз. Дальше тянуть уж было некуда. Сказка закончилась и теперь все будет по-прежнему. Развязав узел, который был, Эрих принялся на ощупь завязывать галстук обратно. Практика у него в этом была солидная, так что ошибиться или завязать криво он не опасался.
- Скоро будем идти обратно, одевайся, - сказано было абсолютно нейтральным тоном. Из одежды там, конечно, были аж одни стринги, но их стоило вернуть на место. - Пойдешь сам или звать, чтобы отнесли? - всем своим видом Майне показывал, что ему все равно, что выберет невольник, так или иначе, свое намерение он осуществит. По большому счету, это действительно не имело значение. Хотя, если бы так не хотелось переодеться, можно было бы сходить в какой-нибудь бар, в случае, если бы юноша решил и дальше для разнообразия побыть покорным и тихим. Но сейчас больше всего хотелось принять душ и переодеться.
Невольно вспомнилось, как когда-то они вместе с Миром принимали душ, как приятно было продолжать ленивые ласки в воде, как... Много еще о чем могло вспомниться, но Эрих усилием воли запретил себе это. Мало ли что там было, больше этого нет, и места для сожалений оставаться не должно. Для Мира это все равно ничего не значило, ад, как он выразился. И от того он охотно все это променял на мизерный шанс сбежать. Можно ли его за это винить? Да и наказание за ту провинность получено, так что теперь если не с чистого листа, то уж с нового абзаца, точно. И пусть в душе еще теплилась нелепая надежда, что они все-таки смогут найти общий язык, но Майне старался давить ее на корню. Он считал, что и так идет навстречу больше положенного и весьма обходителен со своим рабом. А раз мальчишке все не так и не эдак, и он способен только огрызаться и брыкаться большую часть времени, то и нечего с ним возиться лишний раз. Все равно не ценит.

Обретя возможность видеть, Мир очень даже оперативно взялся за исполнение приказа одеваться. И уже Эрих понадеялся, что уж сейчас все пройдет спокойно, но не тут-то было. Всхлипы, которые послышались, когда невольник начал приводить себя в порядок окончательно, были весьма характерными. Вот только причин для слез мужчина не видел. Больно любовнику точно не делал - он был достаточно осторожен, да и следы полученного удовольствия тоже об этом явно свидетельствовали. О том, что сделал или сказал что-то не так после, даже мысли не возникло. Пожалуй, прояви Мир толику нежности или ласки сам, его хозяин бы откликнулся, а так он был уверен, что его прикосновения после свершившегося акта просто терпят и к ним в лучшем случае безразличны.
А поскольку объективных причин для слез Майне не увидел, ему начали приходить в голову другие версии, и весьма стройные в свете былых событий. Он предположил, что невольник просто почуял в его нежности слабину и решил, что прощен и все можно начинать сначала. И, вероятно, посчитал, что слезы лучший способ манипуляции любым мужчиной, с целью на волне благодати вытребовать себе какие-то поблажки. Вот только не на того нарвался.
Пока Мир молчал, Эрих тоже никак не реагировал на слезы, внутренне начиная тихо закипать. Все благодушие и хороший настрой после секса стремительно испарялись. Но стоило невольнику открыть рот, как он подписал себе приговор. Майне даже немного обалдел от свалившейся на него наглости, однако быстро пришел в себя и перехватил юношу перед выходом за что поудобней. Этим поудобней оказались волосы на затылке, которые Эрих сжал в кулаке, нарочно причиняя боль невольнику. Его глаза опасно прищурились.
-Я тебя не отпускал. И не давал тебе права принимать мои решения за меня. Это мое дело, кого и за кем присылать. Как не давал права распускать свой грязный язык о чем не следует, - он отвесил блондину легкую пощечину. Никто не имел права оскорблять его невесту! Это было уж чересчур! Бешенство внутри закипало с каждой минутой все сильнее. - И, кстати, можешь уже прекратить эти свои бабские ужимки, - он нарочно грубо отозвался о слезах Мира, будучи уверенным, что они фальшивые. - Они тебе не идут и смотрятся откровенно убого. К тому же на меня такое не действует. Или ты думал, раз уделил тебе внимание, можно сразу сесть на голову? Так вот, сладкий мой, во второй раз со мной такое не пройдет. Ты уже один раз показал свое истинное лицо и более чем понятно разъяснил, как ты относишься и ко мне, и к тому, что я для тебя делал. Так что не вижу смысла играть в одни ворота снова, - мужчина старался говорить спокойно и надеялся, что в интонациях голоса не вырвутся его переживания по этому поводу, сожаление о собственной глупой доверчивости и все еще не зажившая рана обиды. Он продолжал держать Мира за волосы на затылке и тянуть немного назад и вниз, вынуждая его выгибаться.