Вернувшись из душа, Эрих понял, что Мир не только успокаиваться не собирается, но уже и начал постепенно перекидываться. К счастью, по молодости лет процесс пока еще занимал много времени у самого ирбиса, а потому время было у его хозяина. И он не стал тратить его понапрасну, распорядившись принести транквилизаторы и вколоть их невольнику.
Под действием препарата беснующийся зверь начал успокаиваться и вскоре заснул. Напряженные мышцы расслабились, возвращая тело к исходному человеческому облику, а черты лица начали разглаживаться, делая юношу снова нежным и прекрасным. Мир заснул, и Эрих осторожно расстегнул ремешок, убирая кляп. Но, подумав, освобождать все тело не стал - положение в целом было достаточно удобное и отлежать себе невольник ничего не должен. То, что отменять наказание не стоило после выходки, было принципиальным - а то повадится еще перекидываться каждый раз, как что-то не нравится, надо пресекать вредные замашки.
Но так или иначе, несостоявшийся оборот Мира спутал планы, из-за чего у Эриха появилось неопределенное количество свободного времени. Благо срочные дела не ждали за порогом, и он мог позволить себе отдохнуть с невольником от души. В общем-то, можно было пойти заняться чем-то или даже книжку почитать, но Майне остался рядом со спящим юношей, подтянув себе колченогий табурет для удобства. Он мягко коснулся светлых волос, зарылся в них рукой, пропуская между пальцами спутанные прядки, и, поддавшись порыву принялся их разбирать и расчесывать. Приведя волосы невольника более ли менее в порядок, Майне пустился бродить руками по расслабленно возлежащему телу, ласково оглаживая. Так хотелось представить, что Мир просто устал и заснул, что он такой, каким был когда-то, в начале их знакомства, что не притворяется, а на самом деле такой, и не было ничего после. Сейчас, когда юноша спал, можно было дать волю своим истинным желаниям. Ведь не проснется, не почувствует, не узнает, не поймет. Эрих чувствовал себя почти преступником, ворующим у насмешницы-судьбы то, что ему не принадлежит, кусочки счастья с тем, чьим телом он владеет, и чья душа не будет ему принадлежать никогда.
И хотя он все еще сердился на того, злого и дерзкого Мира, на этого, спящего, такого открытого и беззащитного, сердиться не получалось. И пусть когда невольник проснется все вернется на круги своя, будет наказание, будут ссоры и взаимные упреки, но сейчас Майне мог позволить себе быть нежным и ласковым. Ведь кому какое дело, чем он тут занят со своим невольником?
Руки скользили по спине, бокам, перебирались на ягодицы, спускались по рукам и по ногам, чтобы затем снова подняться и продолжить свой бесконечный путь по изящному телу. Когда просто гладить наскучило, Эрих принялся осторожно мять и тискать располагающие к этому места, никуда не торопясь и изучая каждый изгиб, каждую черточку своего сокровища, которое никогда и не узнает об истинных чувствах своего хозяина. Мир продолжал спать, и мужчина решился коснуться поцелуем уголка его губ, легонько и невесомо, опасаясь разбудить и быть застигнутом на месте преступления. Он и сам не знал, почему это его так волнует, и от чего он, взрослый мужик, таится как малолетка, и от кого? От собственного раба! Но где-то внутри хотелось сохранить осколок той сказки, что была, а насмешка Мира или его пренебрежении могли бы сейчас все испортить. Но юноша не шелохнулся, и Эрих осмелел, целуя его в плечо, в висок, в шею. Он встал почти вплотную, руки легли на бока, постепенно перемещаясь все ниже, к бедрам, в то время как губы начали прокладывать цепочку поцелуев вдоль позвоночника, иногда касаясь ниточек-шрамов, оставшихся после серебра.

Эрих так увлекся своим занятием, что совершенно пропустил момент, когда Мир проснулся. Не услышал, не обратил внимание, как и когда изменилось его дыхание. Но когда невольник подал голос, что-то предпринимать стало поздно. Майне замер, как был, подавляя кошачье желание от неожиданности отпрыгнуть на пару метров и сделать вид, что он тут ни при чем. Тут же мысленно отругал себя за этот порыв - хозяин он или хрен собачий? Хочет – тискает, и делает это тоже когда вздумается! Ничего же не требует в ответ. И только найдя для себя самого убедительное объяснение собственного странного поведения, Эрих задумался о смысле сказанного. А когда до него дошел смысл, то не сразу поверил своим ушам. Мир просил прощение? Это было... внезапно и от того не укладывалось в голове. Может, это транквилизаторы так повлияли?
- Ты... это серьезно? - в голосе отразилось удивление и легкое недоверие. Но не этого ли он так ждал? Может, юноша не совсем пропащий экземпляр и что-то до него все же дошло, когда мозги остыли? Так хотелось в это верить! Едкий голосок внутри нашептывал, что сейчас он вот-вот наступит на новые грабли, но... Эриху и самому надоело собачиться с невольником. Он вообще в последнее время сам себя не узнавал рядом с Миром, словно в аномалию какую попадал, а от их контакта, казалось, все искрило, как в положительном, так и в отрицательном ключе.
В итоге решил, что как-нибудь переживет еще одни грабли в случае чего, он ведь не собирается вот так сразу обретать обратно утраченное доверие, так что ничего критичного, если воспримет признание за чистую монету, не случится. Переварив услышанное и решив все для себя, Эрих отмер, и его ладони снова заскользили по спине невольника, будто так и надо. Он наклонился над лежащим юношей, заглянул ему в лицо, пытаясь по нему хоть что-то прочесть и понять причину внезапных перемен.
- Похоже, серьезно. Что ж, поверю тебе. Надеюсь, ты действительно все понял. Чистосердечно признание и раскаяние облегчает участь. Однако и совсем оставить твое поведение без наказания не могу. Наказан – значит, прощен. Потому давай поступим так: изначально предполагалось две обязательные части наказания, но я позволю тебе выбрать самому только одну из них. Первая - болезненная и долгая, но после следы вскоре сойдут совсем. Вторая - тоже болезненная, но весьма быстрая, однако после нее небольшое напоминание останется, - говорить Эрих старался мягко, не желая нарушать начавшееся хрупкое перемирие. Но куда вернее слов действовали руки, продолжавшие оглаживать Мира по спине и по волосам. Майне не торопил юношу с выбором, просто наблюдая за ним, любуясь притихшим котом.

Выбор Миром варианта немного удивил, но куда больше удивила готовность принять все наказание и мотивация этого. Оставалось только гадать, что подвигло невольника на столь разительные перемены. Было, конечно, сомнение, что это все очередная хитрая уловка, но в душе Эриху так хотелось верить, что это правда, дать второй шанс, что он позволил себе это. Тем более, в пользу правдивости была собственная теория о воспитании строптивого зверька. Теория гласила, что нужно проявлять терпение и последовательность и на одинаковые действия реагировать тоже одинаково, давать понять, что есть четкие причинно-следственные связи, что ужимки и уговоры не смогут повлиять на более глобальные процессы. Хотелось надеяться, что Мир все же понял, что хорошее поведение влечет позитивный же отклик, а негативное - негативный. И пусть порой было тяжело придерживаться выбранной схемы, но Эриху казалось, что именно его строгость и привела в конечном счете к нужному итогу.
- Раз я сказал, что будет только что-то одно - значит будет только одно, и то, что ты сам выбрал, - Майне решил, что стоит продолжать выбранную стратегию, чтобы у невольника даже не возникало сомнений - раз хозяин сказал, что так будет, то так и будет и свои решения без веских причин он не меняет, что его решения продиктованы не банальной блажью, а вполне взвешены и обоснованны. - А времени у тебя будет в достатке, чтобы делами показать, что доверять тебе можно и я сейчас не совершаю ошибку. В противном случае твое наказание от тебя никуда не денется и даже увеличится, - он наклонился к самому ушку юноши, слегка щекоча шепотом, затем прихватил губами, потерся кончиком носа о щеку, почти невесомо поцеловал. - Сейчас вернусь и закончим с этим.
Эрих отстранился и действительно вышел из комнаты, однако ненадолго. Вернулся, держа в руках новый запакованный пирсер, сережку, бутылек с дезинфицирующим раствором, ватные кружочки и лидокаин в спрее. Свою добычу он разместил на табурете, где до этого сидел, и взялся за дело, дезинфицируя, руки, пирсер и сережку.
- Высунь язык, - распорядился мужчина, когда все было готово. - Будет немного неприятно, может даже больно, главное, не дергайся.
Для фиксации языка вместо специального инструмента воспользовался своим телекинезом - уже спалился, так что толку прятать? Затем совершил пару пшиков спрея, призванного и продезинфицировать место прокола и слегка обезболить, после чего сделал сам прокол в заранее присмотренном месте. В прокол тут же была вставлена сережка, после чего невидимая удерживающая сила исчезла.
- Вот и все. Заживет быстро, но говорить поначалу будет не удобно, придется привыкнуть. Это напоминание, чтобы в следующий раз следил за своим языком и не распускал почем зря, - удовлетворенно отозвался Эрих. Мелькнула шальная мысль заодно сразу и свой фетиш реализовать, но все же удержался от немедленной реализации. Это ведь уже не наказание, а потакание собственным пристрастиям.
В этот раз он не звал работников заведения, а сам отстегнул крепежи сначала на щиколотках невольника, затем на руках, а после сам же его снял с лежбища и на руках отнес к стоящему у стены диванчику. И уже там, уложив, начал раздевать, все так же самостоятельно, показывая явную разницу в отношении и поведении. Пусть Мир не станет питать к нему каких-либо теплых чувств, но по крайней мере не будет злобствовать и огрызаться - этого уже вполне достаточно, чтобы позволить себе проявлять нежности. Ведь то, чего нет, но очень хочется, можно и додумать.
Раздевание Эрих начал с сапог-чулок. Он взялся за верхний край, расстегнул застежку, после чего начал плавно стаскивать вниз ткань, оглаживая стройную ноги и кое где целуя. Аналогичную процедуру повторил и со вторым сапогом, после чего взялся за перчатки. Вроде бы невинная процедура раздевания была неспешной и сопровождалась ласками, приобретая нотки игры. Когда и перчаток не стало, Майне огладил юное изящное тело, проследовав от плеч, по груди и животу вниз, там наткнулся на оставшиеся стринги, которые начал стаскивать.
- Идем в душ, - сказано было полувопросительно-полуутвердительно. Эрих снова взял невольника на руки и сам понес в сторону душевой.

Эрих видел как сменяются эмоции на лице юноши, но не спешил как-то обозначать свое отношение к этому. Он видел, как страх перед наказанием, сменился покорностью, а покорность внезапным смущением. Мир так очаровательно краснел и кусал губы, что хотелось верить, что это не игра и ему на самом деле приятно. Приятней, чем безразличные и деловые касания работников заведения.
Уже в душевой, Майне опустил своего невольника на пол и начал включать для него воду, предполагая, что после всего ему сейчас больше всего хочется нормально помыться. Сам-то он душ уже принял, но собирался сделать это повторно, на этот раз чтобы помыть Мира и в еще одном нюансе показать разницу хорошего поведения. Возможно, тем самым он копал самому себе яму, воспитывая хитрую двуличную тварь, которая умеет мастерски притворяться. Но Эриху представлялось, что если юноша таким был изначально, еще до него, то сейчас ничего принципиально не изменится, а если не был, то поймет все верно. В любом случае только время все может расставить по местам.
Прикосновение осторожных рук к ремню штанов несколько удивило, но протестовать он не стал. Подобная инициатива ему была скорее приятна, ведь даже не говорил, будет ли купаться сам или нет. Значит ли это, что Миру хочется принять душ вместе? Или он просто помнил, что хозяин любит купаться и при случае всегда это делает? Но едва ли об этом можно было спросить и получить ответ, и не только из-за прокола в языке.
Он встал под струи воды вместе с юношей и принялся сначала просто оглаживать руками его плечи, спину, ягодицы. Безо всякого эротического подтекста и не подозревая о готовности невольника ко второму раунду, просто лаская, выказывая жестами свое расположение. И пусть он не был готов забыть все неприятные моменты, что произошли между ними, но готов был не возвращаться к ним, а находиться здесь и сейчас, позволяя себе следовать желаниям. А так же учитывать желания партнера.
- Поиграем в шараду? Чего бы тебе сейчас хотелось? Покажешь жестами, а я попробую угадать? - предложил Эрих, демонстрируя еще одно положительное отличие мирного сосуществования. Первое удивление от внезапного признания Мира прошло, вместе с ним сошло и раздражение от его поведения на представлении, а им на смену пришло игривое настроение. Хотелось ласк и нежностей, а вместе с ними расшевелить невольника, зажечь в нем ту нотку игривости, что была когда-то. Надежды было мало, но вдруг? Действовать стандартно и стереотипно успеет всегда.

Кажется, Мир не имел ничего против предложенной игры. Эрих наблюдал, как юноша чуть улыбнулся, откинул влажную прядку за спину и прижался к его груди. Было в этом жесте что-то такое простое и в то же время откровенное и доверительное, что руки как-то сами собой обняли невольника, притянули ближе. В тот же момент Майне почувствовал легкое и осторожное прикосновение к собственным бедрам, постепенно поднимающееся все выше и остановившееся на плечах. Он только наклонился, чтобы поцеловал юношу в мокрую макушку, как тот слегка отстранился.
Мир поднял голову, осторожно, и вроде бы неуверенно, коснулся щеки мужчины, заглянул в лицо. В его взгляде была какая-то трудно угадываемая гамма эмоций, но Майне все же уловил среди них то ли печаль, а то ли обреченность, от чего внутри что-то болезненно сжалось, тут же захотелось что-то с этим сделать. И пока он думал, что же такое лучше сделать, юноша осторожно коснулся его губ.
Наверное, если бы Мир не начал его целовать сам, Эрих бы не стал этого делать. И не потому, что ему этого не хотелось, а потому, что не хотелось причинять боль проколотому языку. Конечно, с регенерацией оборотня процесс заживления пройдет достаточно быстро, но все же дискомфорт еще мог оставаться. Но юноша целовал его сам, хотя имел возможность этого не делать и против такого Майне был не в силах устоять. Все же чтобы между ними не произошло, его неумолимо влекло к Миру, это было что-то необъяснимое логикой, только чувствами. Просто увидев его в первый раз понял, что это существо ему нужно рядом, не только для секса... для все всего, просто рядом.
Эрих тут же откликнулся на поцелуй, не зная, правильно ли понимает и понимает ли вообще что-то, но честно пытался. Он обнял юношу рукой за талию, поддерживая и прижимая к себе, вторая рука поднялась к затылку, иногда зарываясь в мокрые волосы. Целовал своего невольника он максимально осторожно и нежно, стараясь не сильно и не резко задевать язык, вместо этого больше внимания уделял губам, прихватывая их своими, легонько целуя, скользя по ним языком. Как бы ему ни хотелось утонуть в этом поцелуе, но мужчина сдерживался. Зато весь его пыл и нежность стали более ощутимыми, когда он взял лицо Мира в свои ладони и принялся усыпать его поцелуями, не оставляя без внимания ни одну черточку. Но потом он снова вернулся к губам и продолжал свои нежные поцелуи, в то время как руки сами собой перебрались снова к манящему изгибы спины и бедрам, принялись их оглаживать и не совсем осознанно слегка мять и тискать. При этом Эрих старался не напирать и оставлять невольнику свободу для выражения собственных желаний.

К своему сожалению, а может и счастью, русского Эрих не знал, а потому не разобрал ничего в шепоте невольника. Иначе рисковал бы за сегодня получить еще один шок, инфаркт или даже заворот мозгов, в попытке понять хитрые планы Мира. Но он пребывал в блаженном неведении, наслаждаясь внезапной ласковостью юноши. Его кошачья и человеческая натура были падки на ласки, вот только статус и положение не позволяли слишком уж часто их получать и выражать желание для получения. А вот с невольником все было проще, с ним можно было расслабиться и позволить себе почти все, что угодно. Наверное, даже все и без почти, но были вещи, которые он не стал бы делать, даже имея для этого все возможности.
Поцелуи становились все более пылкими и страстными, и от того, что Мир сам охотно целовал его, становилось все сложнее сдерживаться. И Эриху совершенно не хотелось подозревать в этом каверзный план или попытку сыграть на чувствах хозяина. Он принимал поцелуи за чистую монету и просто наслаждался неожиданной близостью.
Прикосновение ладошки к пока еще не активному члену сорвало с губ мужчины шумный выдох. Это было приятно и от того тело охотно откликалось на ласку, снова возбуждаясь. Мелькнула мысль, что если так пойдет и дальше, то будет второй раунд и в этом случае, вероятно, стоило перебазироваться куда-то в более удобное место. Но оторваться от Мира и прервать ласки казалось смерти подобным, словно это разрушит все очарование, и невольник опомнится и снова замкнется. Тем не менее, Эрих все же немного отвлекся, чтобы прикрутить воду, и стало не так жарко и душно.
Вольготно разместившиеся на бедрах руки продолжали путешествовать по телу невольника. Одна направилась к его паху, дабы лично ощутить и засвидетельствовать его желание, чтобы гладить и ласкать его член, распаляя желание еще больше. В это время вторая рука коснулась соска и принялась легонько с ним поигрывать.
- Знаешь, здесь бы тебе тоже очень пошли сережки... такие маленькие аккуратные колечки. Но это уже не в качестве наказания... это прихоть, - губы мужчины коснулись края ушка, прихватили его мягко, затем направились ниже, лаская и покусывая чувствительную шею. Хотелось плавно и неспешно довести Мира до полубезумного от вожделения состояние, дать ему хотя бы так, через тело, ощутить истинные чувства хозяина.
Эрих и сам не знал, зачем сказал сейчас про сережки. Надеялся ли что юноша согласится или просто хотелось поделиться фантазиями? Ведь если делать, то стоило делать раньше, когда еще Мир артачился, а сейчас, когда они вроде как снова договорились, делать что-то подобное без спросу и мотивации, только потому, что так хочется, казалось неправильным. Добровольность должна давать право выбора, хоть в чем-то.

Мир был таким ласковым и податливым, таким пылким и инициативным, что оставалось только диву даваться, каким разным он может быть. Возможно, стоило бы заподозрить мастерскую игру, но Эрих не чувствовал фальши, а потому подобные мысли не посещали его. Он просто наслаждался этими нежданными мгновениями счастья.
Отвечая, юноша немного шепелявил - мышцы языка еще не привыкли к весу сережки и от того звуки не совсем как надо получались, но в этот раз Майне разобрал слова. Возможно, стоило переспросить, что ему хотели сказать до этого, но сейчас кошачье любопытство решило вздремнуть.
- Так уж все? Я-то могу, но спрашиваю твое мнение. Ты уверен, что хочешь этого сам? - спросил, продолжая усыпать поцелуями шею и плечи. Внизу живота скручивалась тугая пружина томления, но мужчине нравилось растягивать нарастающее удовольствие, испытывая свое терпение. - Но это будет все равно не сейчас, у тебя есть время подумать.
И хотя соблазн реализовать свой фетиш прямо сейчас, пользуясь опрометчиво данным в порыве страсти разрешением, был велик, но Эрих им не воспользовался, не в силах разорвать близость их обнаженных тел и отстраниться, чтобы сходить за инструментами. Так же этому не способствовала скользящая по члену ладошка, приносящая предвкушение жаркого тесного тела ей на смену. И хотя он ждал и желал услышать эту просьбу, но от произнесенных слов и пылкого поцелуя вдоль позвоночника все равно пробежали мурашки.
Эрих потерся членом о подставленные ягодицы, сжал нежную плоть рукой, слегка шлепнул и тут же огладил. Он перебрался рукой дальше, к ложбинке между ягодицами, коснулся пальцами нежного местечка входа, погладил и слегка надавил, проникая внутрь пальцами. Еще с прошлого раза там было влажно, но он решил, что лучше добавить еще смазки, хотя для этого пришлось все же немного отстраниться, чтобы приоткрыть душевую кабинку, осмотреть ближайшие полочки и взять пузырек, идентифицированный как масло. Он капнул маслом на копчик невольника, наблюдая, как оно стекает ниже, чтобы там уже пальцами нанести куда следует. Вместе с этим мужчина потерся членом о манящую ложбинку, смазывая и себя заодно, распаляясь еще больше и распаляя юношу. Когда же с подготовкой было закончено, он приставил скользкую головку ко входу и надавил, беспрепятственно проникая внутрь. И хотя близость уже недавно была, но даже во второй раз это было невероятно сладко и приятно. С губ сорвался шумный вздох, он обнял Мира поудобней, второй рукой придерживая за бедро, чтобы входить медленно, растягивая удовольствие. Однако в этот раз долго привыкать не потребовалось и Майне почти сразу начал двигаться.
Вот только из-за разницы в росте в такой позе оказалось не очень удобно, а потому мужчина выскользнул из плена желанного тела и развернул невольника к себе лицом, жадно поцеловал, затем прошептал, направляя его руки к себе за шею:
- Держись крепко...
Мир был не пушинкой, но Эрих привык поддерживать себя в хорошей форме, а потому без особых проблем подхватил его на руки. Прижимая юношу к гладкой стенке душевой, как к дополнительной опоре, он помог ему подтянуть ноги повыше, к плечам. Новое проникновение было уже более резким и нетерпеливым, как и последовавший за ним жадный поцелуй, хотя двигаться сразу слишком быстро мужчина не торопился, наслаждаясь процессом.

Время слилось в единый непрерывный и нераздельный поток, так что было сложно сказать, сколько прошло секунд, минут или даже часов. Сейчас для Эриха существовал только его Мир, его жаркое тело в объятиях, его сладкие губы, неровное дыхание, и оголенные чувства на кончиках нервов.
Ощутив, как судорожно сокращаются мышцы внутри тела любовника, мужчина перехватил его поудобней, врываясь сильно и резко, чтобы уже через несколько секунд присоединиться к нему в блаженной неге оргазма. Он вжимал невольника в стенку душевой, все так же поддерживая на руках, тяжело дыша, и полуосознанно ласкаясь щекой к его макушке.
Вопреки опасениям Мира, никуда сбегать сразу после Эрих не спешил. Наоборот, придя немного в себя, он помог партнеру осторожно опустится на ноги, мягко придерживая руками. Затем Майне снова включил воду, чтобы на этот раз уже полноценно заняться помывкой их обоих. Он намылил губку и начал смывать с юноши следы их игрищ, действуя при этом не просто технично, а уделяя немало внимания обычным ласкам и поцелуям, словно они были влюбленными и впереди был вагон времени.
Но в какой-то момент помывку все же пришлось сворачивать, пока оба не превратились в двух морщинистых шарпеев, и от чистоты не начали сверкать. Хотя и тут мужчина не отказал себе в удовольствии вытереть Мира и закутать его в большое махровое полотенце, чтобы затем отнести на руках в комнату. Казалось, что и не было тех безумных дней, когда хозяин с невольником устраивали разборки и проверяли друг друга на прочность. Но надолго ли это перемирие? Эриху хотелось надеяться, что Мир усвоил урок, что он все же не глуп и поймет, что оборотень не просто зверь с его тягой к свободе, но в большей степени человек, способный контролировать свое поведение и порой делать не совсем то, чего хочется, ну или идти на компромиссы, выбирая из зол поменьше. А еще с одной стороны хотелось, чтобы юноша научился терпению, ведь только терпение однажды поможет ему достигнут свободы, о которой он мечтает, по крайней мере, так Майне представлялось. И в то же время ему нравился такой вот пылкий и порывистый Мир, каким он был совсем недавно, в душе, и не хотелось его такого лишиться.
- Пить не хочешь? Или есть? - спросил мужчина, спуская невольника с рук уже на диванчике, где раздевал. - Надо бы тебя расчесать, - легкий поцелуй во влажную макушку. - Не скучай, а я пока схожу за расческой и едой, и распоряжусь чтобы тебе одеться принесли.
Последняя реплика явно намекала, что заставлять одевать прежний откровенный наряд его никто не собирается. Эрих вышел в банном халате в соседнее помещение, откуда вскоре вернулся с расческой, а спустя минут пять появился один из работников с подносом, на котором стояла вазочка с фруктами, бутылка воды, два стакана и отдельно стакан со льдом.
- Угощайся, - предложил невольнику Майне, когда они снова остались одни. Он налил воду в стаканы, себе положил пару кубиков льда и сделал несколько глотков. А, утолив жажду, занялся приведением в порядок длинных волос Мира, памятуя, что тот предпочитает расчесывать их мокрыми. Мужчина не торопился, делая все неспешно и обстоятельно, хотя после кондиционера прядки разбирались довольно легко и мало путались.
Через некоторое время для Мира принесли ту одежду, в которой он предпочитал ходить обычно в своей комнате, а затем с расчесыванием и сопутствовавшим им нежностями пришлось заканчивать - время было расставаться до следующей встречи.

В следующий раз к Миру удалось вырваться почти через неделю. Оставалось надеяться, что получив больше свободы и более комфортные условия юноша не скучал это время. Сам же Эрих был занят обычной рабочей рутиной, которую старался разобрать и передвинуть так, чтобы выделить для встречи с любовником побольше времени. И на протяжении всего этого времени, мысленно он то и дело возвращался к разговору в ложе, к брошенным в запале словам, некоторые не шли из головы. Майне всерьез задумался, что возможно Миру не хватает женского внимания и ему тоже хочется побыть "сверху". Сам он этого не мог предоставить по ряду причин, а потому оставался вариант подключить кого-то. Выбор вполне логично пал на девушку.
Конечно, мужчина задумывался о том, почему невольник не решил эту проблему сам, не нашел привлекательную рабыню в свободное от работы время. Но тут возникала масса предположений, начиная с каких-то внутренних запретов клуба, заканчивая личностными особенностями самого юноши. Вот только копаться в этом и гадать показалось занятием бесперспективным и бесполезным, а потому Эрих решил исправить ситуацию самым радикальным образом - просто привести в свой следующий визит девушку. Какие девушки нравятся Миру он не знал, а потому выбрал одну из тех, кого предпочитал до приобретения собственного невольника. Девушка эта была приятной европейской наружности, с красивым зелеными глазами и русыми кудрями, в меру фигуристая, ласковая и понятливая. В конце концов, если невольнику она не понравится, можно будет по месту уточнить, какую он хочет и заказать другую.
Довольный собственной задумкой, Майне распорядился, чтобы за несколько часов до его приезда Миру передали, что к нему скоро прибудет хозяин с сюрпризом. О том же, надо ли как-то готовиться и во что-то одеваться не было сказано ничего, и уж тем более для этого к нему никого не присылали, предоставляя свободу выбора. Эриху даже было немного интересно, как встретит его невольник? Повлияли ли на него как-то воспитательные меры, или все будет, как было до побега?
И вот щелкнул замок, Майне прошел в комнату невольника, а за ним, держать на шаг позади, зашла девушка-рабыня. Она послушно осталась у двери, в то время как сам мужчина первым делом направился к Миру, чтобы обнять и поцеловать.
- Как ты тут, мой хороший? Я по тебе соскучился! Сегодня, как и обещал, с сюрпризом, - он чуть отстранился, чтобы юноша смог разглядеть одетую в простое, но изящное платье рабыню. - Нравится? Ее зовут Лана. Ты недавно говорил, что не чувствуешь себя полноценно мужчиной из-за нашего распределения ролей в постели. Мне это не давало покоя и я решил, что надо дело исправить.

Реакция Мира на сюрприз оказалась не совсем той, что ожидалась. Юноша как-то заволновался и напрягся, словно ожидал, что тут где-то подвох. Боялся, что хозяин захочет поиздеваться или наказать за естественные стремления и желания? А, может, у него были какие-то личные счеты именно с этой девушкой? Поди пойми эту загадочную душу невольника, в голову же не залезешь, а сам он может и не сказать.
Хотя слышать о том, что соскучился, что не хочет делить, было очень приятно. Но Эрих понимал, что возможно ему просто говорят то, что он хочет услышать, опасаясь нового наказания. Поэтому он решил дать понять, что это не шутка и все в порядке.
- Мир... тебе не придется меня ни с кем делить, я привел ее для тебя. Могу даже не участвовать, а просто понаблюдать со стороны, - Майне и не подумал отстраняться, когда невольник прижался к нему и обнял. Он сам обнимал его в ответ, гладил по спине и волосам, целовал в макушку, в висок, в щеку, стараясь показать, что хочет сделать что-то хорошее и приятное, а не поглумиться. Говорил негромко, наклоняясь к ушку и щекоча дыханием. - Если она тебе не нравится - скажи, какие нравятся, позовем другую. Я ведь помню, что изначально тебе нравились девушки, а твои слова тогда заставили меня задуматься. Это нормально, что тебе чего-то может не хватать в нашем... общении. И если я могу это исправить - почему бы и нет? Между нами это ничего не поменяет, если тебя это тревожит. Пусть я не могу дать тебе всего, что ты хочешь, не могу дать главного, но в том, что могу не хотелось бы ограничивать, - сам того не замечая, он крепче сжимал в объятиях Мира, словно тот собирался куда-то исчезнуть. Так хотелось ему о многом сказать. Сказать, что он не просто постельная игрушка или дорогая шлюха, что он... А кто он? Вот здесь Эрих терялся с четким определением. Любовник? Возлюбленный? Хотелось бы... да только таковыми становятся по своей воле и с ними не поступают так, как он уже поступал с Миром, пребывая в растрепанном эмоциональном состоянии и лелея свою обиду на не взаимность чувств. Но что уж теперь поделать? Сделанного не воротишь и не исправишь, остается только стараться не повторять былых ошибок. - Так чего ты хочешь сейчас на самом деле? Скажи честно. Ничего плохого за это тебе не будет, обещаю. Если скажешь, что не хочешь с девушкой - повторно предлагать не стану. Если хочешь, но что-то пугает - то не бойся и бери, - он выжидающе посмотрел на невольника, все так же прижимая к себе - тело куда точнее слов передавало настрой своего хозяина.

Слова юноши звучали так сладко и заманчиво, что сложно было им не поверить. Да и разве не приятно осознавать, что невольнику нравится, то, что с ним делает хозяин, и даже имея выбор, тот все равно предпочитает внимание хозяина. И хотя это плохо сочеталось с давешним побегом, но у каждого есть свои слабости. А слабостью Эриха были чувства к Миру. И хотя он их всячески прятал и боролся с ними, все равно они давали о себе знать желанием верить в то, во что хочется, и готовностью давать вторые шансы. Ну, а еще он сам обещал, что не будет настаивать при повтором отказе, и был намерен сдержать слово.
- Можешь идти. На сегодня ты свободна, - проговорил Майне, когда Мир пошел открывать двери, чтобы вытурить свой подарок из комнаты. Девушка поклонилась и поспешила уйти, услышав позволение от господина. Стоило блондину закрыть за рабыней дверь, как Эрих в мгновение ока возник за его спиной, и как только юноша развернулся, чтобы вернуться обратно, то оказался прижат к двери телом хозяина.
- И что же ты хочешь успеть, мой сладкий? Расскажи... У нас весь вечер и вся ночь впереди! - однако вопреки собственным же словам запечатал губы Мира жадным поцелуем, выдававшим то, как сильно он соскучился по своему невольнику за эту неделю. А может и что-то еще из чувств выдавшим, как знать? Поскольку за это время прокол с сережкой в языке уже должен был полностью зажить благодаря регенерации оборотня, мужчина мог не осторожничать как в пошлый раз, а целовать жарко и неистово, покусывая губы партнера, посасывая его язык, поигрывая с украшением.
Его руки принялись расстегивать верхние пуговки на рубашке Мира, оголяя грудь, чтобы тут же косаться нежной кожи, поигрывать с небольшими бусинками сосков, затем огладить упругий живот и перебраться к бокам. С боков же спуститься ниже, притянуть крепко за талию, чтобы удобней было потереться своим телом о тело любовника, с утробным урчанием, а после спуститься к затянутым в ткань штанов аппетитным ягодицам и потискать их ладонями.
Время остановилось, замерло в поцелуе, пока руки продолжали свое путешествие, то поднимаясь вверх, то спускаясь вниз. Казалось прошла целая вечность, прежде чем Эрих оставил губы невольника. Проговорил:
- Так что мы можем не успеть? Есть пожелания? - на этот раз он оставил Миру возможность ответить, переключившись поцелуями на его шею, с трудом сдерживаясь, чтобы не оставлять слишком яркие пятна засосов.

Надо признать, у Мира отлично получалось сводить своего хозяина с ума. Находясь в непосредственной близости от него, целуя и сжимая в объятиях, Эрих ни о ком и ни о чем больше не думал. Все свои дела он оставил за порогом этой комнаты, а здесь позволял чувствам возобладать над всем прочим. Да и как думать о чем-то постороннем, когда на тебе расстегивают рубашку, вытаскивают ее из штанов, когда постепенно смелеющие ладошки оглаживают обнаженную кожу?
То, что Мир сам вспомнил про пирсинг и даже сам высказал желание его сделать, немало удивило мужчину. Но еще больше удивило то, как он это свое желание выразил. Впору было задуматься о хитрой манипуляции или искусной игре, но он не думал об сейчас. Стоило юноше сменить гнев на милость и перестать бы агрессивной колючкой, как чувства взяли верх и он снова стал влюбленным идиотом, даже не до конца отдавая себе в этом отчет.
- Даа... хотел, - голос немного сел от пробудившегося желания, а глаза потемнели и смотрели сейчас только на Мира. - И давал время подумать, хочешь ли этого ты. Так что теперь пути обратно не будет! - он снова прижался к юноше, пылко целуя. Но в этот раз надолго поцелуем увлекаться не стал. Руки опустились ниже, к бедрам и ягодицам невольника так, чтобы было удобно подхватить его на руки, прижать к себе, давая обхватить себя ногами за талию, и в таком виде перенести в более удобное место, на кровать, и уже там опустить. На кровати он снова целовал и гладил Мира, снимая с него рубашку и открывая себе поле для деятельности.
Не смотря на то, что в прошлый раз ему явного согласия не дали, нужное Эрих прихватил с собой, распихав по карманам. И сейчас как раз пришло время этим воспользоваться. Но для начала пришлось оторваться от сладких губ и бархатистой кожи невольника, чтобы снять пиджак и вытащить из карманов пирсер, пару сережек-колечек, пакетик с ватными пластинами и небольшой пузырек с дезинфицирующим веществом.
Мужчина не торопился сразу приступать к делу, целуя шею юноши, затем переместился на его плечи и грудь, обласкал соски, огладил бока и бедра, желая расслабить ласками. Только после этого протер хлоргексидином инструмент, первую сережку и место прокола. Прикинув нужные точки, Эрих перехватил поудобней сосок невольника, слегка его оттянул и совершил прокол, в который затем продел сережку. Он старался действовать быстро, чтобы не причинять лишней боли, но в тоже время и не торопился, чтобы суета не помешала сделать все, как надо.
- Тебе идет... очень, - проговорил негромко, любуясь делом своих рук. Вроде бы мелочь, но даже от простого созерцания колечка в этой нежной части тела внизу живота становилось все жарче. В итоге не удержался и легонько коснулся губами кончика соска, стараясь не причинить боли свежему проколу. Затем переключился на второй сосок, чтобы повторить процедуру и продеть сережку.
Отложив инструменты в стороны, Майне снова вернулся к ласкам, усыпая поцелуями шею и торс невольника, оглаживая и как бы невзначай расстегивая пояс на штанах. Взгляд его потяжелел, вместе с прикосновениями выдавая закипающую внутри бурю желания, немало простимулированную  реализованным фетишем.

Похоже, не только сам Эрих ощущал нарастающее желание, а и его невольник. Тот охотно откликался на ласки, но нетерпеливые прикосновения к поясу брюк явно выдавали, что лишь поцелуев и ласк ему мало. И это пылкое нетерпение еще больше заводило, ведь чувствовать себя желанным всегда приятно. Он понимал, что Мир мог бы и не хотеть, а просто уступать. Но когда уступают, ведут себя не так, стараются растянуть время, отвлечь, чтобы к главному перейти как можно позже, а тут все было наоборот. И от того возникал большой соблазн забыться в этой нежности и страсти, быть просто любовниками, а не хозяином и его рабом.
Прикосновение ладошки Мира к наливающейся плоти сорвало с губ шумный выдох. Одежды вдруг стало как-то слишком много и она показалась совершенно лишней, она мешала наслаждаться гибким телом любовника в объятиях, касаться его везде-везде. И, похоже, не он один по этому поводу негодовал. Юноша так же завозился под ним, пытаясь избавиться от штанов, и Эрих охотно посодействовал ему в этом. Но на собственных штанах Мир не остановился, и взялся за одежду своего хозяина, хотя для этого и пришлось встать.
Однако на этом сюрпризы не закончились. Невольник прильнул к своему хозяину, сводя того с ума жаркими поцелуями, прикосновениями рук и юркого язычка к груди, соскам и животу. Эрих не успел даже толком понять, как и когда Мир спустился ниже и накрыл губами его плоть. Даже остановить и сказать, что это не обязательно, не успел. А потом уже и не хотелось. И пусть его любовник в подобном деле профессионалом не был, но так было даже приятней, естественней. Главное, что это был Мир и делал он это с явным энтузиазмом, срывая с губ мужчины вздохи и даже негромкие стоны, неумолимо повышая градус желания. Майне честно старался не слишком сильно сжимать и тянуть рукой светлые прядки, а лишь слегка подсказывать ритм и угол. Но сдерживаться было трудно, особенно любуясь при этом соблазнительным изгибом спины, переходящим в соблазнительные холмики ягодиц внизу.
Эрих отстранил Мира от своего паха лишь для того, чтобы притянуть его для жаркого страстного поцелуя. Одна рука продолжала чуть сжимать и натягивать прядки на затылке, в то время как вторая притягивала за талию, мяла и гладила нежные мягкие места. Майне терся своим пахом о пах любовника, чувствуя его ответное желание, намекавшее, что пора бы от ласк переходить к чему-то погорячее.
- Я так по тебе соскучился... что ты со мной творишь, а? - сбивчиво прошептал в зацелованные губы юноши. Пришлось немного отвлечься, чтобы дотянуться до смазки в тумбочке у кровати и содрать с нее крышечку. Но затем он с новым энтузиазмом вернулся к поцелуям, касаясь скользкими пальцами нежного местечка между ягодицами,  проникая внутрь и поглаживая.

Едва ли Мир догадывался, что в своем желании очутиться в сказке, где царит любовь и согласие он не одинок. Эрих ничуть не меньше хотел этого, но признаться в чем-то подобном для него было неприемлемо. На пути непролазным частоколом вставали страхи и обиды, отделяя стеной от реализации желаемого, оставалось только мечтать и фантазировать. И он представлял, что все у них с Миром по-настоящему и их чувства с желаниями взаимны, при этом даже не догадываясь, насколько фантазии оказались близки с реальностью.
А тем временем в этом странном слиянии фантазий и реальности юноша ему счастливо улыбался и смотрел влюбленными глазами, получая океан любви и нежности в ответ, во взглядах, в прикосновениях, в каждом жесте. Тело стало единственным проводником для чувств, которые стремилось выразить всеми силами. Ведь сказать не мог. Страх сковал горло спазмом - что если скажет, а над ним посмеются? Отвесят колкость или воспользуются, чтобы ранить побольнее? И не признаться никому, не поделиться переживаниями и сомнениями - такой большой и сильный, а боится такой ерунды! Курам на смех! Потому оставалось только молчать, целуя так жадно и нежно, словно это в последний раз, словно можно поцелуем выпить душу и сохранить сладкий момент взаимной любви навечно.
Он продолжал двигать пальцами внутри, ощущая ласкающую ладонь на своем члене. С каждой секундой сдерживаться становилось все сложнее, но мужчина не хотел торопливостью причинить боль своему сокровищу. Вот только у последнего явно было свое мнение по этому поводу. И Эрих просто не смог, не захотел останавливать Мира, когда тот сам проявил инициативу, оседлав бедра любовника.
Майне с упоением любовался невольником, наслаждаясь сладостными ощущениями от движения внутри его жаркого тела, пошлыми звуками шлепков при каждом соприкосновении, будоражащими стонами и вздохами. Он обнимал юношу, гладил его по спине и бокам, зарывался в волосы, целовал и покусывал за ушко и шею. Он не торопил Мира, давая ему выбирать удобный угол и ритм, но лишь до тех пор, пока не почувствовал, что партнер начинает уставать.
Тогда Эрих откинулся поудобней на постели, уронил юношу на себя, прижимая его грудью к своей груди и плечу, но оставляя опираться о постель коленями, чуть приподняв и оттопырив попку. Сам же мужчина начал двигаться, сначала не быстро, приноравливаясь и выбирая угол, а затем уже резко и ритмично. Он так соскучился и так распалился в этой близости, что растягивать удовольствие не хотелось - это ведь только начало ночи, и впереди у них еще будет много времени на все. Сейчас хотелось лишь жадно пить и окунаться в непередаваемые ощущения от этой близости, не просто секса, а любви, не похоти, а страсти. Чувствовал ли эту разницу Мир? Эрих не знал, но надеялся, что да. Он толкался все быстрее, приближаясь к пику, обнимая свое сокровище и при каждом движении соприкасаясь низом живота с его членом. Дыхание срывалось, но перед самым пиком все же хотелось поймать хотя бы его один короткий поцелуй, испить еще один сладкий стон.