Холодными были рассветы в эту пору. Уже весна, но ещё холода по утрам. В России даже погода свирепствовала, под стать своему народу. Волкам оказалось здесь комфортно. Их воспринимали, как своих. Здесь, в эти тёмные времена, было принято доверять свою жизнь и свободу неким спасителям, которые непременно придут и помогут. Возведут на престол доброго царя и покарают рассвирепевшего барина, что порет крестьян понапрасну. Волки как нельзя лучше подходили на эту роль. Их принимала Россия, и они считались с ней, не забывая и про народ и про правителей. Удобное место.
Цепеш устало зажмурился, бережно поправил одеяло, что укрывало его сына, и прислушался к дыханию Игоря, которое теперь было совершенно ровным.
Вспоминать эту ночь не хотелось. Доминик много злился на сына, на Лабиена и на себя самого. Всё получилось отвратительно, если бы не кончилось так… хорошо. Да, это то самое правильное слово. Пожалуй, с Цепешем после того, что он выкинул ночью, никто бы не стал сотрудничать. Но только не Паук. Лабиен оказался куда отважнее на деле, чем представлял себе Доминик. Предложил план действий, поделился важными для Цепешей новостями, которые навряд ли Доминик смог добыть так же быстро, как это сделал Макс. А ещё он спас жизнь Игорю. Цепеш поморщился в очередной раз и устало потёр глаза. Он не спал этой ночью. Не смог заснуть, так и остался у кровати своего сына. Жизнь Игоря теперь была вне опасности. У Максимилиана нашлись отличные лекари, биоэнергетики, которые в кротчайшие сроки ликвидировали повреждения. И кровь нашлась, да и Лабиен даже пожертвовал своей избой, распорядившись уложить Игоря на мягкую кровать, уступил своё место, настаивал. Цепеш всю свою жизнь решал всё сам. За ним никто не стоял, никто не руководил Волками. Это они – сильнейшие воины, защищали слабых, отстаивали права и свободы, навязывали собственные законы и правила. Всегда и везде было именно так. Но, пожалуй, даже лучшим воинам и блестящим полководцам иногда нужна помощь. Цепеш не смог бы ответить, что бы с ним и его сыном было дальше, если бы Лабиен просто ушёл. Или даже выступил против них. Сейчас Волки были слабы, как никогда раньше. Уязвимы – возьми и убей, не ответят. Но Паук остался, не побрезговал пойти рядом, помог… Доминик никогда не принимал помощь, ни от кого, не считая нужным. Но сейчас он в ней нуждался. После выходки сына, от Лабиенов пришлось бы прятаться ещё долго, как считал Цепеш. В родовое гнездо тоже можно было не пробовать возвращаться – там бы смерть его семью ждала однозначно, при чём – смерть отвратительная, далеко не в бою. В Россию тоже возвращаться было опасно. Попали волки в западню, нехорошую такую, из которой не было выхода – лишь пуля в лоб, а то и клетка. Нет, лучше уж смерть, чем сидеть на цепи.
Лабиен принёс дурные вести о смерти Анны, жены Игоря, поделился ими так просто, не требуя чего-то взамен. Цепеш был благодарен ему и за это. Два патриарха уже решили поутру, что отныне попробуют вести войска совместно против Советов. Больше они ничего не решали. Максимилиан попросил Доминика тоже отдохнуть и дать отдых Игорю. Сам же говорил про разведку, про сбор данных. Что теперь время ждёт, работает на них. И что дочь Лабиена, скорее всего, тоже мертва, и спешка лишь навредит дальнейшим действиям. В том перехваченном послании не было ничего про дочь Максимилиана, Цепеш сам всё прочитал. Но Паук так спокойно приносил в жертву своего маленького ребёнка, лишь бы дать возможность собраться войскам, да и отлежаться Игорю. Это заслуживало уважения. Разговор было решено перенести вначале на обед, а после – и вовсе на вечер. Доминик рвался в бой, но Лабиен настоял на том, чтобы Волк остался с сыном. Может, это и правильно. Лекарь высказывал опасения о состоянии Наследника. Говорил, что физически он в удовлетворительной форме, но оставшиеся лёгкие раны не затягиваются совершенно, а это означает, что Игорь не хочет жить, и это очень плохо. Доминик не хотел терять своего сына, хотя вчера, ночью, он уже похоронил его, собственноручно избив до полусмерти. В тот момент он считал, что поступает правильно. Что именно из-за Игоря теперь придётся бежать и из рода, и из России. Цепеш не хотел такого исхода. Он хотел отомстить всем, кто этого заслуживает. И теперь такая возможность у него появилась, неожиданно, благодаря Лабиену. Доминик больше не проиграет и не ошибётся. Совет рода попытался отнять у него тылы, заставить плясать под их дудку, но теперь рядом оказался Паук, который хочет сотрудничать, которому тоже есть, кому мстить.
- Тебе нужно жить, Игорь. Обязательно нужно. Ты нужен мне и своему роду.
Тихо, шепотом, произнёс Доминик, крепко сжимая руку сына в своей ладони.

Много ли нужно для счастья? Нет, слишком мало. Лишь бы были здоровы близкие, да благополучие царило в роду. Много ли нужно для разочарования? Ещё меньше. Порой, разочаровываемся мы чаще и сильнее, чем радуемся. Доминик улыбнулся Игорю, как только тот открыл глаза, как только посмотрел в его сторону. Улыбнулся, пожалуй, искренне, по-настоящему. Радость от пробуждения сына была не долгой. Навряд ли сам Доминик мог сказать – чего он ждал от Игоря. Но отчего-то разочаровался.
- Тебе не следует вставать так скоро.
Сухо распорядился Цепеш, поднялся с кровати сына и отошёл чуть дальше.
- Лекари выражали беспокойство твоим состоянием. Регенерация работает не в полную силу, что недопустимо – Волки славятся своей способностью быстро залечивать раны. Поэтому ты останешься в постели, я сказал так.
Конечно, патриарх был рад, что его сын пришёл в себя после долгого забытья. Рад по-своему, где-то в глубине души, не показывая эмоций более той так неосторожно допущенной, одной-единственной искренней улыбки. Цепеш бегло глянул на стол, где, среди прочих бумаг и карт, лежало перехваченное послание о гибели Анны, быстро подошёл ближе, убирая лист свёрнутой бумаги дальше от края. Игорю не время было узнавать такие вести. Он не был готов даже к разговору о том, что отныне Лабиены и Цепеши выступают на одной стороне против Совета Волков. Доминик медлил сообщать что-либо сыну. И совершенно не собирался извиняться за вчерашнее. Где это слыхано, чтобы патриарх приносил извинения кому-то? И Лабиен со своими наставлениями о разговоре отца и сына, пусть катится куда подальше. Паук не Волк, это не его род, это не его подданные, и не ему советовать Цепешу, как следует общаться с собственным отпрыском. Пусть вначале своих-то наплодит и воспитывает, как ему заблагорассудится, а других учить нечего. Доминик прекрасно знал всё, что нужно для правильного воспитания. Каждый должен отвечать за свои промахи. Дети – не исключение, наоборот! Ребёнка ещё возможно отучить делать то, что не следует, а когда этот самый ребёнок станет самостоятельным… нет, поздно не будет. Просто должно напоминать ему, что бывает за неверные действия.
- Сейчас полдень.
Сухо, отстранённо, оповестил Цепеш своего сына. Информация, кстати, очень важная. Ведь Волк вложил в эти слова многое. И про то, что Игорь провалялся в постели непростительно долго, и про то, что Лабиен проявил милость и перенёс разговор на вечер, хоть сам Доминик и был против, но Паук умел убеждать. Максимилиан говорил о том, что у них теперь уже есть время – жертвовать им более некем. Анна и Алиша мертвы, поэтому должно сконцентрироваться на дальнейших действиях и подождать сбора войск. Лабиену не нравилось желание Цепеша отомстить, а Доминику не нравилось, что Максимилиан ему мешает. Где это видано, чтоб Волки, оскорблённые подобной выходкой, должны разрабатывать планы и ждать удобного случая? Всё, вперёд, в атаку! Но Цепеш упрямо молчал, не желая терять единственного союзника, который, к тому же, оказался благородным и понимающим. Вон, об Игоре заботился, даже больше, чем его родной отец...
- Мы условились с Лабиеном переговорить к вечеру.
Сын всё по-прежнему выглядел устало, хоть и намного лучше, чем ночью. Цепеш направился к двери, что вела в сени, взялся за ручку, но в последний момент остановился, обернулся и внимательно, цепко глянул Игорю в глаза.
- Обязательно извинись перед Максимилианом Лабиеном за свою выходку, сын. Он заслуживает только доброго, почтительного отношения. Отныне он – наш союзник, тебе необходимо относиться к нему уважительно, с почтением.
Очень серьёзно проговорил Доминик. Пожалуй, это было произнесено больше приказом, ибо он не собирался выслушивать и малейших возражений сына по этому поводу. Из избы Цепеш так и не вышел, оставшись стоять возле двери в сени, и внимательно глядел на сына, будто пытался увидеть то, что не видел ранее. Разглядеть что-то, недоступное для обычного взгляда.

Отредактировано Доминик Цепеш (06.11.2015 22:11:23)

Сын не особо прислушался к просьбе, да, да, это была именно она, отца, и в постели решил не оставаться. Доминик пожалел, что не вышел из избы. Бросил неопределённый, хоть и всё-таки недовольный, взгляд в сторону отпрыска и понял, что сейчас он хочет только одного – уйти отсюда. Открыть дверь, выйти из избы, оставить сына одного, здесь. На совсем. Вернуться в Родовое гнездо и сделать всё так, как повелит сделать Совет рода. Цепеш поморщился. Нет, это не его мысли. Он не может думать так. Он – патриарх, сильнейший в роду, лучший воин и полководец. И худший отец на свете…
Лабиен спрашивал о состоянии Игоря раз десять ночью. У самого Доминика, у лекарей. Интересовался. Пытался помочь. Пожертвовал своей хатой, привёл отличных докторов, поделился Слугами Крови, чтобы Игорю было проще есть. Говорил, что сыну Доминика надо просто немного помочь, что он непременно придёт в себя и поправится. Утешал Цепеша. Волк смотрел на все эти странные действия, будто через занавес, не понимая, что происходит вокруг. Что творится. К чему все эти поступки – странные, непонятные…
«Это не со мной, не сейчас, не теперь. Это не про меня всё. Это кажется».
Думал Цепеш, продолжая отрешённо наблюдать за всеобщей суетой и бесполезными копошениями. Ему, почти ежеминутно, кто-то да говорил, что сын непременно поправится, выживет, что Игорь сильный. Доминик только отрешённо кивал, продолжая недоверчиво созерцать развернувшуюся перед ним картину бесполезной, надоедливой суматохи. Волк понимал, с каждой новой минутой всё ярче, что он не переживает за сына. Что вот сейчас думает только о том, как бы мягче сказать Шайне о гибели Игоря, чтобы она не грохнулась при всех в обморок. Стыдно-то как будет… Ему, Патриарху рода, выбравшему себе в жены слабовольную девицу, что родила ему никчёмного, слабого сына. Цепеш устало морщился от своих мыслей, они казались ему до невозможности противными, низкими, но вовсе не казались неправильными.
- Тебе нужно поесть, раз уж ты встал.
Сухо наказал Цепеш, и всё-таки отошёл от двери, сев на лавку рядом.
- Лабиен распорядился оставить здесь же своих Слуг Крови, чтобы мне не беспокоиться о том, если тебе понадобится кровь. Здесь люди слишком суеверны – просто так не дадутся, проблемы могут возникнуть, нам долго стоять тут. Мы решили остаться, пока не соберутся все войска на позициях.
Вообще-то, решил это Максимилиан, но про это Цепеш не сказал и слова. Ему неприятно было подчиняться кому-то, но он находил решения Паука правильными, тот умел убеждать, говорил важно и уверенно, Волк верил.
- Здесь… где-то оставалась согретая вода – если вдруг захочешь умыться.
Разговор не вязался. Ведь раньше Цепеш никогда так не говорил с сыном. Только если по делу. Но Лабиен, ночью, говорил о том, что Доминик слишком жесток и с Игорем тоже, осуждал. Волк разъярённо ответил Пауку, что тот сам ничего не понимает и Цепеш прав в своих действиях. Но теперь, поутру, ему казались правильными слова Максимилиана, и Доминик, осознанно, пытался что-то исправить. Начать заботиться. Как Шайна. Она вечно говорила со всеми ласково и обходительно, советовала что-то аккуратно, не навязывая своего мнения и действий, как это делал Цепеш.
- Если ты всё думаешь о том моём приказе ночью, могу тебя заверить, несмотря на то, что ты не выполнил приказа, я не собираюсь кого-либо ещё наказывать. Я вчера... погорячился. Но тебе не следовало самовольничать.
Под кем-либо, конечно же, подразумевалась Шайна, но назвать её по имени Доминик опять не смог. Извиняться, тем более, перед сыном, Цепеш не собирался. Он всё ещё считал себя абсолютно правым. Игорь обязан отвечать за свои ошибки так, как это решит его отец. И в этом нет ничего неверного.

В какой-то момент, Доминик не помнил именно в какой, ему показалось, что сын вымотан на столько, что не в состоянии даже просто думать. Волк недоверчиво смотрел на Игоря изредка, когда тот отворачивался или одевал рубаху, чтобы случайно не встретиться взглядом. Но сын вдруг заговорил.
- Хорошо, передай сам. Ночью ты от них не отказывался. Даже наоборот.
Цепеш старался говорить спокойно и размеренно, не подпуская к себе нехорошие мысли о том, что он недоволен сыном. Ночью тот не давал лечить себя, вырывался и рычал, так не подобает вести себя воинам рода Волков. Но Максимилиан относился ко всему этому снисходительно и даже как-то терпеливо, что Доминик тоже считал себя обязанным не сердиться на Игоря.
- Тебе обязательно нужно поесть, сын. Слуги у Лабиена тихие. Очень.
У Паука вообще всё было иначе. Слуги, подчинённые, генералы. Цепеш смотрел на происходящее и удивлялся. Как же так, разве может быть всё именно так, как есть? Максимилиан тоже командовал, тоже приказывал, но делал это совершенно иначе, что Доминику оставалось лишь поражаться. Цепеши чаще заключали союзы с оборотнями, чем с вампирами. Те же кровососы, что жили в России, были представлены малочисленными родами, поэтому были просто поглощены Волками, и не сильно сопротивлялись этому. С оборотнями всегда были напряженные отношения, и заключать с ними союзы являлось не простым делом. Но Доминику удавалось это. С вампирами дело обстояло сложнее. Цепешей не желали воспринимать иначе. В них видели жестоких воинов, их боялись, от них отворачивались, называли шакалами, не хотели сотрудничать. Не состоялось и одних переговоров, когда бы Доминику ни указали на его ошибки и не рекомендовали бы вести дела иначе. Советовали, настаивали, угрожали. Цепеша это просто бесило. Какое их собачье дело лезть к нему с требованиями?! Он-то к ним не лезет! Лабиен ничего не требовал, не просил и не осуждал действия Доминика. Он просто говорил, что им надо сделать. Совместно. Разрабатывал план действий, давал рекомендации и оставлял Волка в покое, не требуя взамен ни повиновения, ни подчинения, ни конкретных действий незамедлительно.
- Всё в порядке… Сын.
Доминик едва заметно нахмурился, наблюдая за действиями Игоря. Ему ли стыдиться того, что произошло прошлой ночью? Патриарх чувствовал свою вину, но признавать её не собирался. И вообще, эта самая вина была навязана Лабиеном. Не скажи Максимилиан о том, что Цепеш поступает жестоко, ему бы и в голову не пришло думать, как он поступил со своим сыном вчера. Но теперь он думал. Думал так долго, что в какой-то момент вдруг ужаснулся своим действиям, наблюдая их как бы со стороны. И сейчас, когда Игорь сел рядом, Цепешу непреодолимо захотелось встать и выйти из избы – так совестно было смотреть в глаза сыну. Конечно же, он и с места не двинулся. Нечего патриарху сильного рода предаваться каким-то размышлениям о совести и правильности своих действий. Доминик всегда был прав. А если не прав, то это не его проблемы, а того, кто посмел указывать на его неправоту. Действие сына оказалось таким неожиданным, что Цепеш лишь только непреодолимым усилием воли заставил себя усидеть на месте, не дёрнуться. Он не смотрел на Игоря, а смотрел прямо перед собой, широко распахнутыми глазами, и никак не мог понять, что же тут творится, что происходит и почему именно с ним. Сын всегда был рядом с отцом. Ну как, рядом – не так рядом, как прямо сейчас. Цепеш хаотично соображал, что в таких случаях надо было бы сделать, и никак не мог вспомнить. Перед глазами раз за разом появлялась Шайна и тут же исчезала, будто кто-то стёр нестойкое изображение со стекла. Доминик не умел выражать свои чувства, кроме агрессии. Он всегда ругал жену за эти «телячьи нежности», но рука как-то сама по себе легла сыну на плечо, и Цепеш обнял Игоря в ответ, с ужасом осознавая, что прошло уже порядка пары минут, пока он не говорил.
- Ты… испугался ночью? Я вот испугался… за. Всех.
Очень тихо сказал Цепеш, понимая, что говорит вслух, хоть и не хотел. Обернулся к сыну, открыто посмотрев тому в глаза, и отчётливо поймал себя на мысли, что Игорь так походит на Шайну, что и смотрит так же, и делает, как она. Эту женщину Доминик любил до умопомрачения, что даже ненавидел всей душой и сердцем, свято веря в свои чувства. Тринадцатилетняя девочка, которую привёл Цепеш в свою семью по велению отца, так и осталась неразгаданной тайной для Доминика. Она сводила с ума… и Волк в какой-то момент перестал ей доверять, обрекая свою жену на вечные подозрения. Он боялся её, такую маленькую, такую хрупкую женщину, что принадлежала ему. Боялся. Но разве он смел признать это хотя бы для себя? Разве мог позволить подобное чувство?
- Ты так похож на мать. Это хорошо.
Ещё тише произнёс Цепеш, обнимая сына крепче, не выпуская из объятий.
- Это хорошо.
Одними губами прошептал Доминик, разжимая руки. Если бы от этой женщины не осталось совсем ничего, Цепеш бы очень сильно расстроился…

Наследник вновь говорил о своей матери, и в какой-то момент Цепеш поймал себя на мысли, что ему не противны эти речи. Женщина, которую Доминик всегда считал чужой, оказалась такой родной и близкой. И сын был похож на неё. Теперь Волк думал об этом с мягкостью в душе, как о чём-то приятном.
- Я знаю, где ты остановился. Но тогда, ночью, некогда было медлить, Игорь.
Доминик лгал. Ночью он даже и не думал. Лабиен все дела взял на себя, и Цепеш лишь устало наблюдал за происходящим вокруг. Максимилиан настоял и на избе, и на лечении. Доминик, сбежав с войсками из России, даже не подумал о том, что стоит собрать обозы. Взяли всё самое необходимое и выступили. Лабиен же притащил сюда далеко не все войска, зато с обозами и снабжением. Расставил воинов грамотно, неспроста выбрал именно эту деревеньку. Здесь, невдалеке, была речушка, чуть дальше – болото. Если враг вдруг нагрянет, то Лабиен даже с малым числом войск продержится долго, а там уж и остальные армии возможно подтянуть или отойти к ним. Полки Волков Доминик бросил где-то за рекой, в полях, наспех приказал выставить охрану и умотал к Максимилиану, даже не подумав, что на них могут напасть. Цепеш вообще считал, что до него никому дела-то не будет, какая война? И лишь под утро, как только сказали, что жизнь сына вне опасности, Доминик увёл своих воинов к деревне и чуть дальше – к войскам Пауков.
- Я его не просил… скорее, наоборот. Он сделал… многое. Сам.
Надо было бы сказать – непростительно много. Цепешу нечем было с ним рассчитываться, а в долгу Волк оставаться не любил. Поэтому решил пока что во всём прислушиваться к Максимилиану и не перечить почём зря. Всё равно, Доминик был уверен в этом, их союз не просуществует долго. Цепеши – кровожадные, агрессивные. И у них нет никаких сподвижников, кроме грязных оборотней. Да и территорий таких обширных и богатых, как у Пауков, нет, и навряд ли когда-то появятся. Россия же европейцев никогда не привлекала, и Лабиенам она не потребуется. Предложи – так обидятся ещё.
- Ты поешь, поешь. Здесь и мясо было, где-то. Вон там, в плошке у стены – посмотри. Вкусное. Тебе должно понравиться. Нечего голодным ходить.
Вопрос об Анне был неудобен. Врать сыну Цепеш не собирался, и вообще всегда говорил всё и всем в лоб, не делая скидку ни на возраст, ни на серьёзность и важность донесения. Но сейчас он отчего-то, открыв уже было рот, не смог ничего сказать. Игорь был привязан к этой женщине. Отец ему говорил слишком часто и много, что привязываться ни к кому не следует. Это всегда больно, даже если не придётся терять того, к кому привык. Вечно найдутся проблемы, которые невозможно будет решить сразу. Ещё такое существо может случайно умереть. Или убить его кто-то может. А это уже не просто неприятно… это ужасно больно. Почему-то сейчас Цепешу показалось, что у Лабиена получится куда более правильно донести до Игоря печальную новость, но он тут же откинул от себя недостойные мысли. Волк скажет всё сам. Всё-таки это его сын. Он должен понять правильно. Доминик молча поднялся с лавки, прошёл к столу и взял из стопки других бумаг то самое донесение, в котором и сообщалось о гибели жены Игоря.
- Новости есть, сын.
Сухо, без эмоций, начал говорить Цепеш. Подошёл к сыну, положив руку тому на плечо. Хотел было сказать всё сразу, но лишь сильнее сжал ладонь и положил на стол, перед Игорем, донесение, в котором сообщалось об Анне.
- Мужайся, сын. Анна Михайловна Цепеш скончалась вечером прошлого дня. Это донесение из поместья Куртене одному из представителей Совета нашего рода. Его перехватили нелюди Лабиена. Можешь ознакомиться, никто не будет против. Конечно, этой информации мы можем не доверять.
Доминик вздохнул, но так и не отошёл от сына, продолжая крепко держать того за плечо. Он понимал, что Игорь никуда не сбежит, даже не будет пытаться, но всё равно не уходил, скорее потому, что просто не мог.
- Перехваченная информация подтверждает наши опасения о том, что Совет рода Цепеш замешан в похищении твоей жены. Увы, мы не ошиблись.
Волк смолчал о том, что могло случиться, если бы они с сыном не оказались в этой деревеньке. Сунулись бы на земли Цепешей, и ждала их только смерть. Совет жаждал убрать не только патриарха, он хотел уничтожить его семью, убрать всех, до последнего, расчистив себе дорогу к власти рода.

Цепеш не предпринял ничего. Ни в тот момент, пока сын сидел неподвижно, глядя перед собой взглядом, полным боли, ни в тот момент, когда тот сжал руку отца, и ни тогда, когда Игорь покинул хату. Доминик не предпринял абсолютно никаких действий, лишь устало сел на лавку возле входа, после того, как сын выскочил за дверь. Волк знал, что Игорь скоро вернётся. Навряд ли он смог сказать, если бы спросили его – почему он так был уверен в этом, но уверен он был точно, и всецело верил в своё правильное решение. Минуты тянулись долго, но Цепеш знал, что прошло не так уж и много времени, и всё продолжал ждать, хотя ему самому было бы проще рвануть за сыном и остановить того, заставить вновь смириться с положением дел. Он не делал этого. Игорю было не десять лет, и даже не сотня. Ему уже чуть больше трёх столетий, и Волк считал, что это вполне достаточный возраст для принятия собственных решений. Разумеется, если они не противоречат общей цели, патриаршему слову и приказу. Пока сын избегал неверных действий, и Цепеша это полностью устраивало. Он понимал, что сыну сейчас слишком тяжело, но даже в этом случае не сделал бы ему поблажек.
Игорь, как и предполагалось, вернулся скоро. Злой, промёрзший, чуть зубы не стучат, да ещё и мокрый. И прямиком в хату к Лабиену! Позор-то какой! Ещё и с претензиями. Доминик его так не воспитывал, видит Бог!
- Пощады, говоришь, не будет, да?
Вкрадчиво спросил Волк, медленно поднялся со скамейки и подошёл к сыну.
- Плевать тебе, говоришь…
Цепеш остановился меньше, чем в шаге от Игоря, заглянул тому в глаза, шагнул ещё ближе. Нет, вот куда это годится? Для него тут все старались, чтоб выздоровел быстрее, уложили в тёплую постель, обогрели, вылечили, накормили. А он что? Стоит, дрянь такая, посреди чужой хаты и, не зная общих договорённостей, городит всякую чушь патриарху рода! Ужас!
- Послушай, сын.
Очень мягко начал говорить Цепеш, положил руку Игорю на плечо, принудительно разворачивая того в сторону постели. То, что сын до сих пор дрожал – отец видел и до этого, но даже ужаснулся подобному, неправильному, холоду от прикосновения. Игорь не просто замёрз, он продрог, как какая-то уличная собачонка в студёную зимнюю пору! И, разгорячившись желанием мести, совершенно забыл думать о своём физическом состоянии. И это ведь сын патриарха, наследник рода, чтоб его!
- А ну снимай сейчас же рубашку! И штаны стягивай! Похож на псину дворовую! Мокрый весь, вон, дрожишь, ещё зубами тут постучи. Хорош! Ну, хорош! Нечего сказать. Мститель нашёлся. На всех обиделся, нет? Месть у него на уме, а думать ты забыл? Забыл? Отвечай. У кого я спрашиваю!
Церемониться Доминик не стал, возражения принимать – тоже. По-хозяйски ухватил сына за шкирку, помог стянуть рубашку и грубо, с силой толкнул того на кровать, даже не собираясь терпеть и малейшего недовольства с его стороны. Цепеш принудительно, но бережно, закутал сына в одеяло, ломая всякое сопротивление, прижал к стене, да так, чтоб Игорь даже не посмел подумать о том, что сможет вырваться, и улёгся рядом, подпирая его под бок.
- Забыл, что я тебе говорил всегда? Вначале – думай, потом – делай! Иначе одной потерей всё это не закончится. Ну, забыл, спрашиваю? Что молчишь.
Цепеш не был уверен в своих действиях. В чём-то он оказался солидарен с сыном: угоди он на его место, то уж давно бы вскочил на коня и умотал мстить всем подряд в одной рубашке и плевать, что холодно! Но Волк-то знал, что от таких действий кроме насморка и обморожения ничего хорошего не схватишь, а то и потеряешь, если действовать бездумно, на эмоциях. Шайна частенько молча перевязывала раны своему супругу, который в то самое время демонстрировал вселенскую обиду на всех подряд, советовала подумать, а не решать всё и сразу. Тогда Цепеш ненавидел и её тоже, но не вырывался, позволяя ей быть подле, не прогонял. И эти её действия, порой, были куда полезнее всего остального на свете. Ведь остыв, Доминик начинал понимать, что делал не так, как всё возможно исправить, думал вначале, а не действовал. И теперь, видя сына в таком состоянии, Цепеш не мог позволить тому наделать непоправимых глупостей, так же, как и потерять свою жизнь в неравной, совершенно ненужной схватке. Если уж взялись Волки и Пауки сотрудничать, то придётся считаться с общими планами, а не с собственными лишними чувствами злости и обиды. Так должно быть правильнее.
- У тебя будет возможность отомстить. Но вначале мы должны укрепить свои тылы, ведь если придётся отходить, если что-то пойдёт не так – нам некуда идти и негде прятаться. Мы не можем такое допустить. Ни ты, ни я, сын.
Почему-то очень хотелось верить, что Игорь всё начнёт понимать, как надо.

Вот, возмущаться ещё вздумал! Будто кто-то заставлял его в речку нырять.
- Не выпущу.
Спокойно, но уверенно объяснил Доминик, пару раз хлопнул сына ладонью по заднице. Через одеяло, разумеется. Навряд ли это было больно, но если бы тот попытался возмутиться или вырваться – прилетело бы куда сильнее.
- Я не следую, потому что имею на это право. А ты – нет.
Спокойно объяснил Цепеш, щелкнув сына по носу. Учит тут ещё его. Лежит, весь мокрый, продрогший на кровати, рядом с отцом и учит его, как жить надо правильно. Смешно. Доминик позволил себе едва заметно улыбнуться, отвернувшись от сына в сторону двери. Цепеш был согласен на что угодно, лишь бы Игорь был жив и здоров. Наверное, именно поэтому он не пытался сейчас приказывать сыну, навязывать нужные, пусть даже правильные, действия, рассказывал обо всём медленно и аккуратно, чтобы молодой вампир успел всё обдумать и понять, как ему стоит действовать. Игорь не сможет смириться с утратой, просто не сможет, как бы не смог этого сделать и сам Доминик. Цепеш коротко обнял сына одной рукой, всё-таки отпустил и сел на кровати с краю, предоставляя ему возможность действовать самому. Волк чувствовал, как тот возвращается к жизни, как начинает думать не только о возможности отомстить. Это было хорошо, это было правильно.
- Здесь твоя одежда, ночью ещё принести распорядился. И чтоб в одной рубахе больше на улицу не бегал! Нечего. Заболеешь, лечить тебя некогда.
Грубо объяснил Доминик. Ему всё ещё было неудобно за то, что он сам сотворил ночью, как и за то, что потом сделал Лабиен. Паук не только не испугался, но ещё и очень здорово помог. Чем только с ним расплачиваться теперь – неизвестно. Денег ведь не возьмёт, гад. Доминик вздохнул, поднялся с кровати и скрылся в маленькой комнатушке, что была отгорожена от основного помещения лишь куском полотна грубой ткани. Волк осмотрелся, найдя ту самую одежду сына, которую он распоряжался принести, забрал, неудачно споткнулся о пустое жестяное ведро, стоявшее рядом, и то с характерным звуком покатилось по деревянному полу. Цепеш недовольно фыркнул, вдарил по несчастному ведру ногой, отправляя его далеко в угол, и наконец-то вышел, держа в руках свёрнутую одёжу. Доминик не хотел бы разговаривать о том, о чём ещё не договорился с Лабиеном, поэтому на вопрос сына ответил не сразу, дошёл до кровати, вручил Игорю одежду и устроился с краю, пару раз вздохнув перед тем, как начать говорить.
- О дочери Лабиена нет никаких известий. Скорее всего, она тоже мертва. Максимилиан считает, что его дочь находится где-то в наших землях.
Волк замолчал в очередной раз. Глянул на сына, вздохнул. Тот пытался спокойно говорить об Анне, но голос дрожал, выдавая все его чувства. Ведь Цепеш говорил, постоянно говорил о том, что нельзя привязываться ни к кому. Не может быть у правителя друзей и любимых. Не положено! Разве сын слушал его? Нет. Он считал, что отец неправ, что говорит всё просто так. А теперь, потеряв свою жену, переживает так, словно с жизнью расстался патриарх рода. Так нельзя было делать. И всё-таки Доминик понимал сына.
- Лабиен уступает нам по численности армий, но превосходит по оснащению. К тому же, он увёл многих воинов за собой, поэтому на местах осталось не так много войск, чаще всего – лишь личные охраны замков. И если народ узнает о том, что патриарх жив – за него пойдут многие. Поэтому нужно вести армию к Италии, но не нападать раньше того времени, покуда Лабиен не будет объявлен живым и здоровым. Объявить мы такое можем только на своём Совете рода. Тогда и Куртене узнают о том, что их патриарх вернулся.
Практически всё, что сказал Доминик, было не его словами, а Паука. Сам он считал иначе, что вначале надо напасть на французов, посмевших обидеть его сына, потом же разобраться с Советом Волков. И лишь потом – идти на Рим. По плану Паука, им придётся вести действия на трёх позициях, что было непривычно Доминику, но он всё же оставался на стороне Лабиена.

- Да, он собирается с нами сотрудничать.
Цепеш ответил совершенно неуверенно. Ему тоже казалось странным такое поведение Лабиена, но тот так уверенно обо всё говорил, вообще вёл себя, как хозяин положения, постоянно рассказывал о каких-то далёких планах.
- Тебе не следует говорить о Максимилиане в таком тоне, сын. Он не оставил нас в трудный момент, и он единственный вампир, за столько веков решивший вести войска своего рода рядом с нами. Ты прекрасно знаешь это.
Говорить о том, что многие считали Цепешей шавками и совершенно не считались с ними, было бессмысленно, сын сам про это прекрасно знал.
- У него есть план… я пока не уверен, что знаю его полностью.
Уклончиво ответил Доминик. Он вообще-то плана совсем не знал, но он считал, что Максимилиан с ним непременно поделится всей информацией. Они же союзники, а союзникам, кажется, положено так делать: доверять друг другу, поддерживать в трудных ситуациях. Цепеши раньше не имели союзников, только подчиняли себе силой оборотней или государства, и диктовали свои условия или военные планы. Лабиены остались сами, добровольно. Патриарх Максимилиан сам решил сотрудничать с ними, Волк даже не давил на него, совсем, честно! Но Паук не ушёл. И теперь им предстояло быстро понять друг друга и научиться работать сообща.
- Отставить, сын!
Повысив голос, приказал Цепеш. Злобно глянул в сторону Игоря, подошёл к столу, аккуратно, почти даже трепетно, убирая к остальным документам письмо о гибели Анны Михайловны. Лабиен говорил, что оно может пригодиться, и теперь Доминик оберегал нужную вещь, как собственную.
- Мы будем действовать совместно с Лабиеном. Будем. Понял? Я так сказал. У него есть план. И мы будет работать по нему. Он обещал, что ты сможешь отомстить, что я смогу отомстить тем, кто предал нас, кто убил твою жену!
Вот что тут было неясно?! Цепешу самому всё это в новинку, он не знал, как следовало поступить, но теперь идти против Лабиена, когда он уже пообещал быть рядом с ним – это же позор! О Волках и так думают, как о кровожадных шакалах, если он ещё единственного вампира-союзника подведёт, то отвратная слава распространится повсеместно, да он свой род опозорит!
- Ты кушай, кушай, Игорь.
Очень заботливо отозвался Доминик, отрываясь от своих серых размышлений. Шайна всегда заботилась обо всех. И о нём, и о сыне. И вечно говорила, что надо поддерживать свои силы в любых ситуациях, не забывать об этом. Поэтому Цепеш считал своим долгом заставлять сына ржать и спать.
- Вечером. Ты только что в одних штанах да рубашке в реку нырял, дурень, теперь Лабиена он торопит, ну ты посмотри! Сын, прекрати сейчас же.
Да, кто бы его послушал. Доминик устало вздохнул, недоверчиво глянул на Игоря. Топор ему понадобился. На хрен наследнику рода топор? Ах, да. Конечно. Рубить дрова! Слышал бы Лабиен это – засмеял бы. Цепеш стиснул зубы, стараясь не сердиться. Нет, всыпать бы выродку пиздюлей хороших, а!
- Иди-ка, лучше, найди Лабиена. Тебе же есть, что ему сказать, Игорь. И попроси – вежливо! – чтобы он перенёс совещание на более… ранний срок.
Ухмыльнулся Волк, внимательно взглянул сыну прямо в глаза, и отвернулся.
- Или сядь за стол, да пожри нормально уже! Прекрати метаться из угла в угол, как псина дворовая! Ты – наследник рода, веди себя соответствующе!
Наконец-то высказался Доминик. Полегчало. Цепеш довольно вздохнул, потянулся, устраиваясь за столом, ближе к миске с мясом. Оно остыло уже, но на кухне мужики-Цепеши были все абсолютно бесполезны, поэтому мясо решено было есть так, каким оно и было, что Волк и поспешил сделать.

- Ты считаешь меня слепцом, сын? Можешь присоединиться к остальным, кто меня мнит неправым. Их много, ты не заметил? Собираешься остаться подле – значит слушай, что тебе говорят, и выполняй приказы, Игорь.
Доминик даже не держал, и даже не станет звать наследника предателем, если он всё-таки решит присоединиться к армии недовольных патриархом.
- Он не успел этого сделать! Потому что ты здесь валялся без сознания, потому что ты слаб и это Лабиен позволил тебе прийти в себя, я бы такой роскоши тебе не предоставил, потому что просто не смог бы!
Опять же, Цепеш продолжал себя считать совершенно невиновным. Да, он избил сына. Сам. И что с того? Игорь был виновен и понёс наказание, и пусть Максимилиана такие методы сильно удивили, для Волков они обычны.
- Ты отомстишь тогда, когда это будет необходимо. Не раньше. Не позже.
Приказ, а не объяснение. Приказ патриарха. Цепеш любил пользоваться этой возможностью – так можно было меньше тратить времени на бесполезную болтовню и объяснения. На войне некогда рассказывать, зачем нам то и это.
- Вот если умеют ждать… Сидеть!
Доминик не договорил, свирепо гаркнув на сына. Какой подлец! Не виноват он. Приказы патриарха, нынче, можно не исполнять наследникам рода? Нет!
- Ты нарушил мой приказ. Ты оскорбил моего союзника. Ты понёс наказание.
С нажимом объяснил вампир, хоть объяснять уже не хотелось совсем. Даром, что вылечили сына, сейчас он ему ещё оформит, больно, по первое число!
- Я не осведомлён. Лабиен сказал, что сам спровоцировал тебя на действия. Но, чёрт возьми, Игорь, с каких пор так легко вывести из себя Наследника!?
Запас нервных клеток у всех был ограничен, у Доминика запаса вообще не было. И если его что-то бесило, он привык на этот раздражающий фактор отвечать: с ноги, к примеру. Можно ещё кнутом промеж лопаток. Но, как бы это странно не звучало, Лабиен советовал ему вначале думать, а потом делать. Возмутительно! Цепешу никто не смел советовать! Никогда! Хотя Лабиена-то как раз он и слушал, по странным причинам. Он даже начал думать про то, что ему просто внушили это, ведь Максимилиан был древним, сильнейшим вампиром. Но потом Доминик решил, что не про него это, ему ничего внушить нельзя, успокоился и соизволил прислушаться к словам.
- Мы не тратим время, мы выжидаем.
Ну да, так Лабиен сказал. И что с того? Вообще, чего вот Игорь к нему прицепился? Хоть кто-то решил с Волками сотрудничать, так нет! Надо ему сразу по роже залепить и отбить всё желание на союзные договоры!
- Пойдём туда, куда надо будет! В Италию или Францию – без разницы!
Это невозможно. Где Лабиен берёт терпение? Рассказал бы что ли, а то Цепеша надолго точно не хватит. Видит Бог – получит Игорь за всё хорошее!
- Я знаю, что он телепат. И что он сильный телепат – тоже знаю. Я не могу пробить его защиту. И я не смогу противостоять ему, если он решит сломать меня. Но он этого ещё не делал, ни разу! Я бы точно заметил, мне не сотня лет, мне куда больше, если не смогу закрыться – лучше убью себя, чем позволю ему узнать то, что ему знать совсем не полагается.
Патриарху не нравилось оправдываться, особенно перед сыном. Особенно, когда он действительно оказывался слабее какого-то там Паука. Но приходилось. Игорь не доверял никому, делал правильно, но неуместно.
- Откуда я знаю, где его искать? Он мне не докладывается.
Злобно заметил Цепеш. Ему не нравилась неизвестность, но что-то предпринимать самому, сейчас было смерти подобно. Любой неверный шаг – и власть он уже не вернёт: ни в России, ни в роду Волков.
- Дождёмся здесь, как договорились. Ничего ты не разнесёшь. Я сказал. Высидишь на месте столько, сколько того потребуется.

Два волка с двух сторон как-то сильно напрягали, если не сказать больше – пугали. Не хотелось бы Лабиену погибать так бесславно, в этой грязной человеческой избе, посреди чужой страны, в убогом захолустье. Он патриарх рода, был им, до недавнего времени. Но и будет, после того, как заявит о себе. Вернётся Максимилиан на свой престол, ведь это он – истинный правитель земель римских и смежных территорий. Этот трон принадлежит только ему и никто не посмеет его занять, пока сам Лабиен не позволит того.
- Не стоит благодарностей, Игорь. Мы оба знаем, что это излишне.
В этот раз вампир готов был принять единственную благодарность и от отца, и от сына – это союз на условиях Паука. Так они выполнят свою функцию, а Лабиен сможет провернуть красивую операцию по возвращению своего трона. Ведь у Цепешей схожая проблема с Советом рода. Максимилиан не знал точно, сможет ли он сделать по этому вопросу хоть что-то путное, но попробовать собирался. Все страшились Волков, Лабиен же жаждал с ними сотрудничества. Такой союз принесёт обоим родам отличные перспективы.
- Навряд ли моя дочь ещё жива.
Кусок мяса застрял где-то в глотке, и проглотить его стоило тетанических усилий, при этом не закашлявшись. Лабиен старался не думать о своём ребёнке, и даже не вспоминать о Калисе. Страшно было подумать, как она опечалена похищением девочки, как переживает из-за этого, рыдает, наверное. Макс не любил женских слёз, он всегда чувствовал себя виноватым так или иначе. В этот раз патриарх и вправду был виноват: он знал о готовящемся заговоре, но не смог ничего противопоставить Совету рода.
- Мы не будем искать мою дочь.
Говорить об этом ужасно сложно, но Лабиен видел правильные решения и верные ходы. К сожалению, спасение Алиши к ним не относилось. Если же предположения Макса верны и дочь находится на территории Волков, то соваться туда раньше времени никак нельзя: их просто убьют. И Лабиена, и Цепешей. Они там тоже на не особо хорошем счету. Советы двух родов состояли в сговоре. Точнее, Макс был уверен, несколько членов из Совета Лабиенов стремились упрочнить свои позиции в мировой власти, и пошли на сближение с Цепешами лишь для получения бесплатной военной силы.
- Доминик, ты зря беспокоишься по поводу провианта: мои войска состоят из дампиров и вампиров, твои – из них же, ещё и оборотней, любой воин сможет найти себе пропитание, и так, без нас, у людей идёт война. Не здесь – в деревне, но в Европе, и смерти от укусов никому не покажутся странными. Каждый день гибнут десятки, а то и сотни человек, мы вне опасности.
Странно было слышать такое от Цепеша. Лабиен предполагал, что они вообще не заботятся о том, что жрут и откуда провиант берётся. Видимо, он ошибался. В итоге Волки оказались довольно сообразительными, и даже к советам прислушиваются, в общем, не особо отличаются они от остальных.
- Ладно. Надо разработать план наступления, коль возражений против союза ни у кого из нас не возникает, Доминик.
О сыне Цепеша Лабиен не говорил. Даже если тот будет против – Макса это не остановит. Главное – решение патриарха, а патриарх тут пока Доминик.
- Игорь, разложи карту – там, в документах где-то была. Надо прикинуть расположения войск: в кучу-то собирать несколько армий – смысла нет.
Поднявшись с места, Макс прошёлся до крохотной комнатушки. Как он помнил – там была вода, а умыться просто жуть как хотелось. Вернулся он скоро, подошёл к столу, и склонился к разложенной карте. Хороших ходов и выходов было просто уйма. Теперь стоило понять – какие из них идеальные.
- Судя по данным разведки – моя дочь находится где-то на ваших землях.
Начал вещать вампир, усевшись опять на своё прежнее место.
- Если у тебя, Доминик, нет реальной власти в роду, а всем заправляет Совет, то я предпочту не лезть на ваши земли вообще. Тем более, моя армия там будет выглядеть неуместно: Волки рассудят это нападением, и мне нечем будет крыть или ответить, мои войска не так многочисленны, как ваши.
Объяснил Лабиен. Он был уверен, что не сможет противостоять Волкам, и Доминик ему мало чем поможет, если Пауки полезут на рожон.
- В целом, у нас много солдат. Мы разделим армии на три направления: выступим на стороне германских княжеств, против власти Рима, вторая армия подойдёт к владениям Куртене во Франции. С помощью этих действий мы ослабим власть Рима, соответственно – Совет моего рода не удержит бразды правления без выбора нового патриарха. Поэтому третьим и главным направлением станет Речь Посполитая и резиденция Совета рода Волков.
Конечно, Лабиен понимал всю рискованность операции. Он мог потерять вообще всё, если Цепеш, вдруг, решит просто вернуть себе власть в своём Совете и более не окажет помощи Максимилиану. С другой стороны, даже в этом случае, Паук сможет попытаться силой прорваться к своему Совету и заставить его признать патриархом. Но это может и не прокатить. Лабиену нужны были Цепеши, Цепешам нужен был Лабиен, и это очевидно.
- На Совете Доминик, не потерявший патриарший престол, в отличие от меня, объявит о том, что я жив, здоров и иду с преданными мне войсками на Речь Посполитую, предполагая, что моя дочь там. Но это будет отвлекающий манёвр – я поручу нескольким своим генералам вывести пару отрядов к границам Речи, но даже не станем переходить их. В это же время я пойду на Рим. Укреплять и держать оборону Римской Империи нечем – основные войска ушли со мной. Они беззащитны. Но мы не станем нападать на них открыто, зато открыто поведём войска на стороне княжеств Германии, они уже давно хотели бы выйти из войны, и если бы не Куртене, то вышли бы. Вот мы их и выведем, подорвём авторитет Франции. Куртене не усидит в Совете, особенно когда туда вернусь я. Советы родов ошиблись первыми.
И Лабиен считал своим долгом использовать подобные чужие промахи.
- Осталось только грамотно поделить войска: я знаю о слабостях и сильных сторонах своих армий, но про Волков ходят лишь легенды, мы не сможем грамотно распределить все силы, если информации будет недостаточно.
Правильно, коль сотрудничать – то полностью, а то и промахнуться недолго.
- Да, Доминик, я серьёзно считаю, что нынешнего императора России не стоит свергать сейчас и насильственно. Им многие недовольны – тебе стоит просто подождать. Ты утратил в этой стране власть, но не военную мощь. Петр хочет вывести страну из войны, он это уже делает, и он это сделает, не мешай ему. Армии: генералы, да и солдаты, воевавшие столь долго, это явно не оценят. Поэтому тебе останется только подпитать эти недовольства и найти достойного правителя, который и сядет на трон в дальнейшем.
Лабиен не считал, что Цепеш не думал о таком плане, но Доминик был настроен куда решительнее. Только вот – тронет он власть, а что дальше? Лучше пусть власть сама развалит себя, а потом благородные Цепеши, спасители всех и вся, приведут на трон своего правителя. Это выгоднее.

- Да, ты прав, я бы не хотел медлить с определением плана наступления.
Спокойно и ровно отозвался Доминик, не подавая вида, что он не совсем понимает всё, что делает Лабиен. Тот сразу заговорил о плане, будто без плана невозможно ничего сделать! Цепеш не понимал такой логики, он сам мыслил совершенно в другом направлении, но он уже решился слушать всё, что говорит Максимилиан и пытаться понимать его. Поэтому Волк важно уселся ближе к столу, кивнув сыну, которому Лабиен поручил разложить карту. Игорь, наконец-то, перестал перечить каждому слову, Доминик не столько удивился, сколько просто устало выдохнул, глянув в сторону сына.
- Видишь, Игорь, сейчас мы всё решим – куда пойдём вперёд, куда – позже.
Спокойно разъяснил Доминик, скорее больше для себя и чтоб успокоить сына. Тот сильно переживал о гибели Анны, хотел мстить. Но так нельзя теперь. Сам бы Цепеш наверняка не остановил бы Игоря, или даже пошёл бы мстить совместно с ним, повёл войска лишь бы для того, чтоб заставить всех ответить за подлое предательство и гибель невинного. Сейчас ещё был Макс, Доминик хотел видеть его только в союзниках, потому что врагом-то он являлся слишком серьёзным и страшным, вот и не пускал Волк сына мстить. Сломает, вот, общие планы, разозлится Лабиен и выступит против них. А отвечать чем? Совет рода не выступит на стороне Доминика, пойдёт против. Война заведомо проиграна, Цепеш понимал это. Так что лучше пусть Пауки будут союзниками – больше шансов не просто на победу, но и на отмщение.
Сам план Лабиена Доминику был не понятен: Паук растягивал войска по разным направлениям, не собирался нападать по двум из них. Речь Посполитая и Рим, считал Максимилиан, не должны получить прямой удар, их надо лишь напугать. Цепеш-то считал по-другому, но промолчал.
- У нас в войсках много оборотней, Максимилиан. Наши бойцы давно привыкли к этому, но некоторым дампирам и чистокровным это не понравится. Твоя армия не прибегает к помощи перевёртышей, ведь так? И я не хотел бы агрессии твоих воинов по отношению к моим, когда мы поведём войска совместно. Оборотней воспринимают как рабов, либо как грязное зверьё, но это не так. Они обучаемы и очень преданы тем, кому служат.
Доминик умолчал о том, что Совет рода Волков не желает воспринимать перевёртышей своей ровней. И это одно из немногих причин, почему Цепеш ушёл с войсками в Россию, на нейтральную территорию, сильно потеряв власть в роду. Зато теперь у него была мощная армия, пусть и состоящая почти на половину из оборотней разных мастей. Это о его войсках слагали легенды, перевёртыши умели побеждать и делали это с завидной частотой.
- Что? Не свергать Петра? Но он выведет из войны Россию, точно выведет, и даже раньше, чем мы предполагаем! Если это произойдёт – Пруссия одержит победу во всей войне, хотя должна проиграть: у них нет больших резервов.
Вот это воинственному Цепешу было непонятно. Как можно просто бросить то, к чему ты так долго шёл? Как можно проиграть войну, уже одерживая в ней победу? Лабиен был заинтересован в проигрыше Пруссии, Доминик это знал из их с ним переписки. И теперь, так просто, Паук говорил о таком?!
- У меня достаточно войск: я возьму их часть и направлюсь в Россию. Не так много времени потребуется для свержения Петра, я управлюсь быстро.
Возразил Цепеш. Просто так отдавать свою власть кому-то – неверное решение. Поэтому он вначале отстоит Россию, а потом – настанет очередь Совета. Тех, кто однажды посмел предать самого Доминика и его род.