Слова вампира прозвучали в приказной манере, индеец отступил в сторону выполняя команду и прижался спиной к лудке двери, пропуская хозяина. Ироничная фраза, ни то что смыслом, даже тоном, его не зацепила, Хони лишь вежливо поблагодарил за то что ему вроде как «подарки» собираются сделать. Все-таки это является проявлением внимания хозяина к питомцу, возможно даже заботой, как-то так он данное воспринимал.
-Вы вольны кормить меня, чем считаете нужным.- Продолжая вытирать полотенцем мокрые волосы, что доходили почти до крестца спины, он ненавязчиво следил за поведением Кристиана, делая мысленные пометки для себя. Услышав противоречащую предыдущему приказу фразу, волк еле слышно хмыкнул. Как быстро молодой вампир меняет свои решения, сперва велел, спать на диване, теперь зовет в кровать. Нет, такому ни когда не быть хорошим дрессировщиком, слишком хаотично меняются желания и манера поведения, излишне не постоянен парень. Повинуясь приказу индеец подошел к довольно узкой, как для двоих, кровати и сбросив мокрые полотенца, прилег на предложенную половину. Нагота индейца не смущала совершенно. Его давно отучили стеснятся своей или чужой обнаженности. Оборотень лежал спокойно, разглядывая потолок спальни номера гостиницы безразличным взглядом. В желудке еле слышно заурчало, он не успел поесть в самолете и его половина ужина осталось в гостиной.
Когда он был юным, еще совсем мальчишкой, ночами он часто лежал без сна. Смотрел сквозь прутья общего вольера. Там был лес, и рябь воды, разделяющей их. Ее блики всегда струились по полу и прутьям клетки отблесками лунного света. Осенью багряные листья кружили на ветру, как заблудившиеся души, не зная покоя. Зимой же белые пчелы снежинок беззвучно роились перед глазами, а жалом их был промозглый холод.
Это было бы прекрасное место, его видами бы можно было наслаждать и восхищаться, если бы природа каждым сезоном не становилась испытанием к выживанию. Старый особняк был словно раскрытый альбом девичьих снов, где должны были бы быть рыцари, балы и прогулки по мощенным белым камушком дорожкам. Древнее строение являлось воплощение мягкой палитры оттенков серого мрамора и, в разное время года, цветов что даровала природа. Золото небес, голубая рябь речной глади, карие пузыри болот, которые здесь повсюду, пестрые ковры цветочных восходов.
Этими пейзажам бы находиться на полотне художника-романтика. Но чем дальше, тем отчётливей было ясно, что за живописным фасадом величественного здания, на его заднем дворе, почти у самой реки, начинают бесконечные сумерки для томящихся там душ. Там таятся агония и смерть. Ощенитнившиеся шипами деревья вгрзаются корнями в отравленную почву, высасывая из неё все соки. Где-то почти не дышат замученные псы, и всё насквозь пропитано жутким зловоньем. Запахом звериного мускуса, крови и страданий. В воздухе весит гнет гнева, ярости, отчаяния и страха. В укромных местах кишмя кишит мерзкая прожорливая мелюзга, жужжит, пьет кровь истерзанных собак и мешает тем вырвать хоть немного мгновений спокойного сна. Травы, сплетаясь и корчась, тянуться по телу земли, будто пульсирующие вены, словно земля живая, будто вот-вот застонет, вторя скулению замордованных оборотней, от сопереживания тем кого породила.
Ночами в воздухе мелькают бездушные глаза-бусинки, тихие хлопки кожестых крыльев сопровождают их перемещение, кровь леденеет в жилах от их душераздирающего свиста. Летучие мыши, словно молнии, мечутся скорыми пятнами на фоне свинцового ночного неба, а их бритвенно-острые когти, только и ждут момента, чтобы вцепиться в добычу и вонзить в нее острые стилеты клыков. Проносясь мимо вольера, где пахнет кровью, они злобно скалятся демонстрируя окровавленные зубы. Они здесь хозяева небес, свободные и вольные хищники.
Порывы ветра, резкие, сильные подло врывались под одежду заставляя дрожать от ночного холода. Он сжимался в комок и пытался не думать вообще ни о чем. Еще щенок, оторванный от дома совсем не давно, но уже давно потерявший рвение к попыткам сбежать.
Когда стихал ветер, в наступившей тишине он слышал вой диких волков, занятых ночной хотой. Их далекая песня, словно колыбельная, убаюкивала его, вселяя в душу мир и безмятежность. Он представлял как бежит вместе со стаей, загоняя дичь. Лапы устали, мышцы болят, язык вывалился из пасти, но ощущения счастья от воли, азарт охоты, гонят вперед, пока клыки не вопьются в добычу и не прозвучит победный рык. В этих фантазиях он засыпал, и ему снилась эта дикая охота, а когда просыпался и видел лицо Дрэгомира, липкий страх перед более сильным существом медленно сковывал все его тело. Румын знал свою силу и прекрасно понимал что малолетний волк ему не соперник, а потому и творил то что вздумается, не опасаясь последствий. Этот вампир намертво схватил его незримыми цепкими лапами и не собирается отпускать свою добычу. Уже тогда Хонисакихо понимал это и пытался смериться с таким положением вещей в его жизни, подчиняясь воле сильнейшего.
Теперь же вампир что стал его хозяином слаб, даже понимая это, волк все равно продолжал слушаться как собака. Однако Кристиан действительно сглупил, не выполнив единственное указание Дрэгомира. Боле чем сто лет дрессуры – это как четко заложенная программа в мозг и вампир своими руками сделал в этой программе сбой. Хони держался из последних сил, сам щелкая себя мысленным кнутом, дабы не поднять сейчас холки. Но на долго ли вложенной старым вампиром основы хватит? Вот это был еще тот вопрос, на который даже сам дрессировщик не смог бы ответить. Индеец был послушным псом почти все время, однако четкие правила не нарушались не только им, но и бывшим хозяином. Дрэгомир не сбивал пса с толку хаотичными сменами правил и резкими изменениями в жизни. Быть хозяином собаки не только забава, но и от части труд, что скорей всего новый владелец Хони не совсем понимал. Волку оставалось лишь пытаться подстроиться, немного переиначить свое понимание правильности его существования, разорвать молодого вампира в клочья ему ни как не давал внутренний барьер, установленный, опять-таки, прошлым дрессировщиком. Но как бы там ни было, несмотря на вбитые в голову правила отношения пса к хозяину, верность, преданность, желание служить, и уж тем более любовь, даже ее слабый отголосок симпатию, он пока еще не мог из себя вытянуть, по отношению к Кристиану. Он просто подчинялся, предпочитая вообще не думать, действовать на рефлексах и мышечной памяти.
Сейчас лежа в кровати,он гнал мысли проч, его мозг почти отключился, но сон не приходил, тело рядом не шевелилось, наверное вампир уснул, а может притворялся спящим, индеец не был уверен. Он повернул лицо и изучающе стал рассматривать черты внешности хозяина, так словно прежде его не видел или пытался отыскать то, что не заметил прежде. Красивый, причем не мужской красотой, не пахни вампир самцом, вообще бы было не понятно какого он пола, большего за фарфоровой маской видно не было. Хони еле слышно вздохнул, все это было тяжело, так же тяжело как первые месяцы в питомнике Дрэгомира.
«Ничего я привыкну.»
Он бережно поправил на вампире одеяло, укрывая светлое, хрупкое плечо и перевернувшись на бок, прикрыл глаза, пытаясь поймать сон за хвост.
Отредактировано Хонисакихо (06.07.2013 13:53:49)