Запах оборотня не был настолько сильным, чтобы эльф тут же его различил. Кроме того, ему сильно мешал пульсирующий в голове жар, сводящий с ума медленно, методично, с садистским глушением всех пяти чувств. Потому разобрать первоначально, что за существо пинком доставили в бокс, было сложно, и помогал больше опыт, нежели обоняние. И в то же время, в ноздри так и бил терпкий запах загнанного, обессиленного животного, которого осталось лишь добить. Добить правильно, ибо каждый неправильный удар мог вызвать в существе мучительную, на гране безумия, ярость.
Дэбасиге прожигал незнакомца тяжелым, полного желания раздавить и уничтожить этого гада, взглядом. Он ощущал, как тело сам подсказывает, кто перед ним, кто противник, и что противник слаб. Слаб, но все еще способен двигаться.
Брезгливость к оборотням выработалась очень давно. Так же как омерзение и ненависть. Вероятно, если в Ману и был когда-то страх перед этими сильными, кто тут поспорит, тварями, то производные от него в нем засели не менее глубоко, чем самые первобытные инстинкты. Но страх был вытравлен. Как перед шерстяными клубками животной ярости, так и перед алчным блеском клыков вампиров.
Раздавшийся голос заставил остроухого угрожающе оскалится, предупреждающе зарычав. Да, Дэбасиге прекрасно знал, что подобный трюк здесь не прокатит, сточенными клыками он никого не напугает, тем более тех, кто знает Ману уже немалое время. По спине прополз холод, вызванный не самыми приятными, скорее унизительными и полными обреченности воспоминаниями... Да, в этом месте Ману впервые пошел на компромиссы с самим собой, чтобы выжить. Чтобы не сдохнуть, не узнав, что стало с родным племенем. Чтобы вытравить не сегодня, так завтра с лица земли всякого, кто причастен к пленению остроухого.
Он так часто думал о том, что обязан отомстить, что был практически зациклен на этой мысли. Врзможно, потому что другие мысли приводили в полный звериной жестокости гнев, а возможно, что из-за того, что эта единственная мысль, которая позволяла играть по правилам этого места...
Вся бешеная, дикая, кровью в глазах пульсирующая ненависть, которая только была в эльфе, вспышкой концентрировалась в его теле при первом же проявлении экстрасенсорных способностей Мастеров. О, как он их ненавидел, обладателей этих гребанных способностей крушить, ломать, втаптывать и усмирять. Усмирять медленно, болезненно выкручивая упрямство, стойкость, выдержку, стремления, желания... Ничего не оставить - все стереть, разорвать, уничтожить, спалив к собачьей матери.
- Vai para о caralho!
Ругаться на языке местных Ману так и не научился, потому португальский был единственным языком, на котором эльф со всей экспрессией выражал свою агрессию, свое отвращение и свой белый, звенящий от напряжения, гнев. Сопротивление скручивало внутренности невыносимой болью, в то время как в голове все гудело от опьяняющего, восторженного ощущения какой-то незнакомой эйфории. Дэбасиге резко мотал головой, пытаясь избавиться от странного, снедающего разум ощущения плавного пробуждения, оседающего бархатным налетом умиротворения. Ману было жутко. Такого с ним еще не было, не смотря на то количество наркотических веществ, которые успел попробовать еще будучи на родине, что уж говорить о месте, где его первые месяцы ежедневно чем-то обкалывали, то для осмотров, то для успокоения больно злобного нрава.
Сфокусировать нормально свой взгляд он смог только оказавшись рядом с оборотнем, который был похож на загнанную оцелотом пекари. Дрожащий так сильно, что вряд ли сам это замечал, с сильными, посиневшими кругами под глазами... Он был вымотан, и держался лишь на том стержне, который еще умудрились в нем не сломать.
- Сдохнул бы лучше, потрох сучий, - Ману выплюнул это осипшим голосом, с рокочущими вибрациями, обычно не проявляющимися в речи эльфа. Упершись в стену ладонями, нависнув над бледным оборотнем, Дэбасиге с трудом держался от того, чтобы не выпустить себя из внутренней клетки. Клетки, в которой душился уже который месяц, давясь собственной ненавистью, злобой, жадной до расправы яростью... Э нет, так просто он не сдастся рвущим железный сплав клетки инстинктам, слишком яро и бешено желающим вырваться на свободу. Ману ощущал, что то, что сейчас воспламеняет в нем столько варварской, дикой агрессии, мигом уйдет, отдавая всю власть в загребущие лапы того экстаза, что волнами плескался в голове, мешая думать, мешая говорить, двигаться и ходить, расплавляя тело жаром.
"Погрызи дерьма, уродец, не получишь ты чего захочешь..."
Дэбасиге не смог бы сказать ни слова вслух, кидая слова вызова Голосу, но он мог вполне ему противостоять, пока был в силах. И пусть этот раунд был не за остроухим... Ману не собирался так быстро сдаваться тихим ноткам убеждения в каждом слоге проклятого Голоса.
__________________
Vai para о caralho! - дословно: иди трахни сам себя!
