«Там вообще не кормят,» - мысленно и угрюмо огрызнулся медведь, снова начиная нервичать, до паники, до противного липкого пота на загривке. За все время короткой дороги от машины до столика в углу раб молчал – открывал рот, и закрывал его, только невнятно помыкивая в ответ почти на все вопросы Древнего. Патриарха, впрочем, это нисколько не волновало: в отличие от оборотня он легко ориентировался в окружающем пространстве, чувствовал себя явно вольготно и делал все быстро – командовал персоналом, говорил, шел, спрашивал… уверенно. Без суетливости. Сам Ингвар ощущал себя потерявшимся в этой спешке, и не держи вампир его за руку, наверняка бы отстал или сунулся не в ту сторону.

Суетно, все смотрят, разглядывают, пялятся, таращатся - вон, охранник, что-то говорит в гарнитуру, не сводя взгляда с оборотня… Или все-таки патриарха? Медведь зажмурился,  промаргиваясь: все вокруг мельтешило, сверкало, двигалось…
Броская роскошь, в окружении которой раб чувствовал себя неуютно. Потоптался на месте, осторожно занимая свободное место за небольшим столом, когда разрешили. Дернулся, когда рядом словно из ниоткуда материализовался вышколенный официант.
«Твою ж!..» - звякнули, падая со стола, вилки, которые медведь снес локтем. Тяжело засопел, принимаясь поднимать: едва не столкнулся лбом с официантом, который попытался это сделать первым. Глухо и негромко рыкнул, снова садясь прямо и неловко передавая поднятые столовые приборы работнику ресторана: вилки снова упали, а медведь медленно и аккуратно сел ровно. Замер, когда под ним отчетливо скрипнул стул: развалится еще под габаритным оборотнем...

Вечер обещал быть непростым: «Он говорил с ней. С Алишей. Детка, дочь… Она должна подойти сюда? Конечно сюда…» - да что там, непростой, этот вечер вообще мог стать последним для оборотня.
Медведь покосился на золоченую надпись «ЗолеТнй Внк» на стене, угадывая написанное скорее интуитивно: тот самый Золотой Век, где совсем скоро патриарх встретится со своей дочерью. Ингвар затравленно и осторожно огляделся по сторонам – бежать было некуда – и только после этого с великой аккуратностью взялся за меню.
- Да, здесь лучше, - отозвался Ингвар и мысленно добавил: «Я не хочу туда возвращаться.»
Большую часть написанного он все равно не понимал. Спрашивать было боязно. Ткнув пальцем наугад в несколько позиций, оборотень отложил меню в сторону, но прежде предсказуемо снес им блестящий бокал, стоящий за тарелкой.
«Все очень… крайне плохо…» - медведь чувствовал, как противно щекоча кожу, по виску ползет мерзкая капля пота. Алиша вспомнит его и расскажет о нем, об оборотне, убившем чистокровных. Едва не убившем ее саму. Беглеце. Это будет не самой лучшей характеристикой для раба сына патриарха: «Он сделает так, как и сказал – оставит здесь, отдаст ей...»
Помолчав, оборотень все-таки начал говорить, отвечая на заданный ранее патриархом вопрос:
- Асбьёрн – Большой Медведь, шагающий по миру. По его воле встает и садится солнце, по его воле зажигаются звезды по ночам, и по его воле сплетается судьба каждого живущего на земле. Он отмеряет срок, который проживет каждый из нас.
Руки снова задрожали. Несмотря на обилие аппетитных запахов, оборотень знал, что вряд ли сможет проглотить хоть один кусок. Сказать Древнему сразу, не тянуть? Или молить Большого Медведя о чуде?..
- Уйти за ним в посмертие, чтобы вечно следовать за Большим Медведем в мире мёртвых, большая честь, - неожиданно спокойно закончил Ингвар.
Асбьёрн не принимал малодушных молитв и заискивающих подношений. Лучшей молитвой для него было спокойствие и покорность предопределенной участи, бесстрашный шаг в пропасть, когда нет никаких сомнений, что такова воля Большого Медведя.
- Я знал твою дочь, патриарх. Я убил чистокровных, с которыми она была, и едва не убил ее. Это было давно.
Онемевший язык, губы, словно чужие, и словно кто-то другой произносит страшное признание. «Жалко только, что…» - рассеянно подумал медведь, забыв, что именно-то жалко. Что так и не успеет поесть? Что Тейлор запомнит его, как возможного убийцу сестры? Что перед смертью будет наверняка очень и очень больно?
Ингвар угрюмо мотнул головой, виновато щурясь и не отводя взгляда от патриарха. Наверное, нужно было еще что-то сказать.
- Знатный… Мастер… - плотно сжатые губы медведя растянула напряженная и кривая улыбка.

Значит все-таки судьба… Ингвар смотрел на патриарха и не мог поверить в странную отсрочку, подаренную ему древним. Все было предрешено заранее: и бунт двух рабов, и Алиша, сбежавшая от смерти в последний момент. Для Лабиена все это тоже было очень давно – но забыла ли о произошедшем сама хозяйка теней?.. Медведь смотрел на вампира изподлобья, осторожно и беззвучно втягивая в себя воздух приоткрытым ртом. Может, странное равнодушие патриарха не более чем возможность дать право выбора его дочери? Исконно-верное право.
Чтобы там не происходило в их семье в прошлом, сейчас было не похоже, что Лабиен все еще желает смерти своей дочери.

«Я тоже не знал,» - мысленно согласился с патриархом Ингвар, изучая живописный ком пасты на идеально-белой поверхности тарелки. Неудачник! – подумалось медедю - тыкай Лабиен в меню наугад, наверняка «выбрал» мясо с кровью, а не чертовы макароны.
Оборотень моргнул, понимая, что древний смеется над ним, развлекается, играет. Медведь редко реагировал на подобное, привык проглатывать молча и быстро забывать, да и от него наверняка сейчас не ждали ответа. «Может, это у них семейное? Как легендарный родовой дар?» - Тейлор тоже пытался накормить раба овощами, с такой же милой издевательской ухмылкой на лице.
У медведя была небольшая отсрочка – и раз уж все-таки выдалась возможность пожить еще, можно было съесть то, что принесли, пусть даже это будут макароны, вот только… какую вилку из трех взять? Локоть мягко вписался под диафрагму официанта, поправляющего сервировку, когда Ингвар нерешительно потянулся к приборам, снова выбирая наугад. Выбрал. Сосредоточенно насупившись, потеребил вилкой макароны, осторожно, чтобы не снести еще что-нибудь со стола. Места было слишком мало. Медведь медленно и осторожно, по старой привычке устроил локти на столешнице, пытаясь незаметно подвинуть в стороны все, что мешало. Белоснежная скатерть смялась, снова зашатались бокалы, но устояли. Похоже, время ожидания обещало быть спокойным, может все-таки удастся поесть…
Окрик заставил медведя в очередной раз дернуться, едва не опрокинув стол и отправив на пол часть сервировки сбоку от Ингвара. Снова официант, снова глухой рык оборотня, на этот раз громкий и совсем звериный:
– Отойди! - навязчивое мельтешение обслуги вызвало острое раздражение. Ингвар смотрел на вампира и не понимал, почему он закричал на раба, именно сейчас, и что именно вызвало недовольство древнего. «Снова играет…» - и медведь не сдержался. Подавшись вперед, Ингвар доверительно и негромко произнес:
- Нет. Не люблю. Брокколи. А ты? Любишь?
Тяжелое сопение, стук сердца в висках. Ладони противно вспотели, а уголок рта задергался. Понадобилось какое-то время, чтобы успокоиться. Виски, да еще целая порция - оборотень не был уверен, что патриарх не пил, не помнил, но от халявного угощения не отказался. Умирать трезвым не хотелось катастрофически. А емкость была до обидного небольшой.
- Болота. Там везде были болота. И крокодилы. Был пожар. Некому было нас искать. Когда спохватились, было уже поздно, мы успели уйти… далеко.
Помолчав, медведь обратился к официанту, показывая пустой стакан, который не выпускал из рук:
- Вот этого мне принеси. Еще. Лучше сразу бутылку.

Подозрительно поглядывая на древнего, разливающего спиртное, медведь таки потянулся к стакану. Патриарх говорил много, патриарх говорил верно – по крайней мере то, что оборотень мог понять из его слов. Толком не умея пользоваться деньгами, Ингвар знал о них только то, что они являются ключом к этой самой свободе, и чем их больше, тем более свободным может считать себя человек. Или не-человек. Были и еще какие-то условности в этом странном мире: влияние, собственность, власть…
Оборотень помотал головой, окончательно запутавшись в своих рассуждениях. Непонятный и странный мир. Раньше было проще и власть одного редко простиралась дальше, чем та часть мира, которую он мог охватить взглядом.

Все еще настороженно поглядывая на патриарха, оборотень взялся за мясо, в буквальном смысле: кинул сверху на прожаренный кусок аккуратно нарезанный хлеб, подцепил пальцами, откусил, прикрывая глаза и прожевывая тщательно. Мясо и впрямь было превосходным.

«Это было давно, патриарх,» - удивился медведь последнему вопросу вампира. Ведь и правда, свободным медведь был тогда, когда имел свой дом и семью, был готов и знал, как защитить свой клан… в те, старые времена. Не сейчас. Сейчас его знаний не хватало даже на то, чтобы защитить себя. А древний продолжал задавать странные вопросы: что они ввиду, говоря «тогда»? Про время после побега из горящего особняка или про побег раба из КГБ? Медведь нахмурился, откладывая в сторону свой бутерброд  и берясь за стакан.
Для задушевных откровений все-таки не хватало градуса, но первая доза уже расслабляла, еще совсем незаметно для здоровяка вроде Ингвара, коварно и как-то вкрадчиво заставляя чувствовать себя более свободно. Появилась хоть какая-то определенность. Все снова казалось простым и понятным, и патриарх говорил негромко и спокойно.

Медведь не знал, как ответить на вопрос вампира и начал с более простого:
- Я был рабом здесь, в КГБ. И Тейлор был здесь. Ты сам выбрал меня для него.
«Телохранитель, ха!» - вспоминать об этом было не противно и не мерзко. Просто факт, случившееся достаточно давно, чтобы можно было задвинуть это в длинный ряд таких же фактов: разных, не всегда приятных, бесцветных, как могильная пыль.
- После болот я был свободным… - помолчал, припоминая ускользающие даты, - Достаточно долго. И не помню, как снова стал рабом. Арена. На другом континенте. Я был хорошим бойцом. Часто побеждал. Ложился, когда говорили лечь. Потом была Европа. Кажется, она была женщиной. Пела.
И, кажется, это был уже четвертый по счету стакан, который опустошил оборотень.  Как-то совсем незаметно под свой рекордно длинный монолог за последнее время. Мысли упорно сворачивали к Тейлору: неужели он купил его только затем, что бы медведь встретился со своим прошлым? Плата за то, что происходило когда-то давно.

- Раньше у меня был дом. Семья. Сейчас нет ничего. Твой сын выкупил меня. Ты знаешь. Почему-то он пришел за мной, когда смерть была близко. Не знаю, как и зачем, но пришел. Значит теперь моя жизнь принадлежит ему, раз он купил ее у смерти.
«А его жизнь – тебе, как отцу и главе рода. Но род это не только он, и любой из семьи может потребовать мести. Забрать то, что принадлежит другому из рода,» - круг замкнулся. Ингвар мыслил крайне простыми понятиями.
- Это не могло быть случайностью. Как и встреча с твоей дочерью ранее. И предстоящая… теперь, здесь. Или ты веришь в совпадения, патриарх?
Алкоголь развязал язык, относительно спокойная обстановка – во многом "убаюкала" настороженность оборотня. Пробудившееся, давно забытое любопытство. За долгое время жизни оборотень так и не смог понял, во что могут верить эти кровожадные существа, кроме своей нескончаемой жажды: крови, золота, власти, наживы. Даже сейчас, казавшийся спокойным, древний был опасен, и об этом нельзя было забыть.

Лабиен говорил много. И для разнообразия так, то сказанное было понятно медведю. Про детей. Про семью. Про преданность. Про будущее. Вот только из всего перечисленного им у оборотня осталась только преданность – его, медведя, тому, кого он называл Хозяином. Без нагромождения непонятной посуды, за столом стало почти свободно. Убрали даже белоснежную скатерть, открывая взгляду гладкую поверхность благородного дерева. Уютно. И даже патриарх, закатавший рукава, казался каким-то по-домашнему добродушным. Ингвар повел носом, а после предвкушающе зажмурился. Много мяса, самого разного. Сонно моргнул, подавив зевок: сытость и алкоголь разморили. Ха-ра-шо… Но непонятно. Чего в итоге хотел от него патриарх.
- Не понимаю, - отрешенно отозвался оборотень и поспешно поправился, -То есть – понимаю. Конечно. Да…

Слишком уж хорошо все складывалось пока. Гладко. Портить идиллию предсказуемо не хотелось: коньяк оказался неплох на вкус, хоть медведь в нем толком никогда не разбирался, патриарх казался добродушным, а мясо одуренно пахло специями. Наверное, вампир все-таки просто коротал время в ожидании дочери, или ждал еще кого-то: «Выпить ему что ли не с кем?..»
- Если ты о нем так печешься, то почему он без охраны? – все-таки спросил медведь. Язык развязывался, да так, что идиллия в «Золотом веке» ставилась под сомнение. В голове у оборотня один за другим зрели неудобные вопросы, которые не пристало задавать рабу.
Оборотень потер шею, невнятно угукнул, помялся, но снова взялся за бутылку, разливая коньяк. Щедро, до самых краев – толи пожадничал, толи дрогнула рука.
- Раньше было неспокойно. Много крови. Сейчас  не так. Здесь. В вашем доме. Весь этот город, Клуб.
Определить возраст вампира на вид было сложно. Одно медведь знал точно: он древний, очень древний, иначе не давило бы так его присутствие на далеко немолодого оборотня. Значит, когда патриарх был юным, крови в мире было еще больше – чем темнее век, тем больше в нем войн, которые не сохранила людская история. «…а сейчас спокойно. Ходите, не боясь ничего и никого. Крепость. Оплот. В которую никто не смеет вторгаться.»
- Тихо же… очень тихо. На этом вашем Алмазном Берегу, - с ноткой удивления произнес оборотень.

Ингвар понимал, что сможет уберечь сына древнего разве что от дурака и шальной пули, ежели таковые случатся на пути молодого вампира – ведь сейчас совсем другое время. Пока род Лабиенов сохраняет свое могущество, никто другой не осмелится тронуть возможных наследников, дабы сохранить хрупкий мир. По крайней мере, так думал оборотень, помнящий другие времена. Неспокойные, опасные. Бегство от преследования. Одиночек-вампиров, чудом выживших в мясорубке, перекрутившей на фарш весь остальной род, травли свои же, устраивали охоту. И убивали: без жалости и сомнений, иногда с соответствующей прелюдией. Все-таки не каждый день удается устроить охоту на себе подобного.
- У него раньше не было рабов? – спросил медведь и сам себе ответил, - Нет, не было. Почему у него не было рабов?
«У него» - у Тейлора, наследника рода, и это вызывало закономерное удивление у медведя. У таких, как молодой вампир, с малолетства невольников должно быть больше, чем пальцев на обоих руках. Даже если окружающие его «свободные» не считают себя таковыми.

- Как рыба, которая стремится выскочить на берег. Потому что в реке нельзя летать, - пробормотал медведь и помотал головой. До оборотня медленно доходило, чего мог хотеть от него патриарх, ведь ранее там, в Клубе, от медведя хотели того же. Прежде, чем опустошить еще стакан, Ингвар добавил, кивая со знанием дела. – Даже так… ну хорошо.
Медведь помолчал, собираясь с мыслями:
- …хорошо знать, где бывает младший - сын, дочь. Безопасно. С кем говорит. О чем. Где ходит. Что делает. Даже если он сам не всегда этого хочет. Дети желают быть свободнее, чем могут, и мир не всегда это прощает. Так говорили у нас в клане. Я сам был отцом, понимаю.
И Ингвар действительно понимающе кивнул, растягивая губы в пьяненькой ухмылке - закончил говорить и расслабленно подпер ладонью щеку. В голове уже шумело. Конечно, в обмен на свою жизнь он будет делать то, что скажет старший в роду вампиров, потому что так будет правильно, ведь патриарх в праве распоряжаться собственностью одного из «своих», а эта самая собственность не должна спорить, если хочет жить. Конечно, раб прикроет молодого вампира, если на его пути встретится тот самый дурак… И доложит, подробно, если его спросят, где именно молодой хозяин подцепил этого самого «дурака», сколько и где с ним пил и о чем трепали языками.
Доложит… В другой жизни, не в этой: Ингвар умел держать рот на замке, а его разум мог быть надежно закрыт по воле его владельца. «…нужно провести ритуал. Сказать Тейлору, он ведь не узнает сам…» - мелькнула мысль. Тейлор жил в другом времени, когда техника стала гораздо сильнее и надежнее, чем магия.

«…либералы», «система», «угнетающие законы» - Ингвар едва заметно кивал, вроде как понимал, о чем говорит древний, и отчасти это действительно было так. Но только отчасти. Медведь смотрел на вампира и гораздо отчетливее осознавал, что он здесь не для того, чтобы отвечать. Говорили не с ним, ведь с рабами не говорят, им отдают приказы – говорили об него, как сетуют о своих неудачах бездушной стенке или стакану. Только стакан или стенка не задавали вопросов, разных, но чаще всего нейтральных, не дающих размышлениям угаснуть в тишине.
Угрозы были настолько же привычны, как привычка соглашаться со всем сказанным. Даже те, которые можно было счесть действительно опасными: сказанными негромко, словно невидимая рука ставила галочку где-то в обозримом будущем. Что непременно будет так. Не иначе. Неприятно. Даже страшновато. Оборотня передернуло, брови сошлись на переносице, придавая выражению лица упрямый и недовольный вид. Уверенность в том, что патриарх не отправит собственного сына в изгнание или хуже того, на рабский рынок, пошатнулась. На то он и патриарх: стальной, несгибаемый, принимающий верные решения, не имеющий сердца…

«Неправильно…» - медведь моргнул, закашлявшись. Подавился коньяком. А уютная и почти домашняя обстановка стала неуловимо меняться. Снова давило, как там, на даче; снова заныло в затылке; снова захотелось прижаться к полу, словно в этом было спасение от невыносимой тяжести и возможного гнева древнего. Ведь раб не хотел, чтобы древний гневался. Или что бы остался недовольным…
Стакан в руке звонко хрустнул и разлетелся вдребезги – еще бы секунда, и о последующих действиях медведь с трудом вспоминал бы позднее, пытаясь найти объяснения своим действиям. Ингвар и сейчас неуклюже сполз со стула, неловко отсутпая на шаг назад и виновато пряча взгляд. Что-то бормотал на родном языке. А потом все кончилось – Ингвар растерянно глянул в ту сторону, куда что-то говорил патриарх, да так и обомлел. Алиша. Собственной персоной. Нет, ну в самом деле, раз обещалась быть, то почему бы ей и не прийти?.. Почему бы ей, свободной, вообще не заглянуть в заведение наподобии этого «Золотого века»?
- А-ли-ша… - тепло, как старой знакомой, улыбнулся медведь. «Ну вот и все…» - ожидание закончилось, неизвестности больше не было. Легко. Спокойно.
По примеру крутившихся вокруг в избытке официантов, медведь отодвинул один стул от стола. Вроде как так положено было делать. Да так и остался стоять, пока не разрешат сесть. Ну или не отправят куда подальше.

- А ты разговорчивым стал. Раб.
Алиша улыбалась открыто и доверительно, располагая к себе. Взялась за стакан, отпивая спиртное. Сделала глоток, возвратив назад, на стол.
- Классное пойло, раб только вот… ты видимо забыл.
Стакан отчётливо хрустнул в руке вампирессы, а Алиша продолжала доверительно улыбаться, пока ладонь со стеклом медленно, но верно приближалась к медведю.
- Я ненавижу. Дешевый виски.
Вампиресса склонила голову, рассматривая оборотня: габаритного, неуклюжего, не из той эпохи. Неудобного, лишнего в этом мире. В её мире.
- Ты забыл, как нужно служить своим хозяевам. Ты забыл, Ингвар.
Голос звучал мелодично, мягко, приказа к действию не слышалось вовсе. А взгляд требовал иного – безропотного подчинения, сиюминутного, полного, абсолютного и только ей одной. А, нет… тут был ещё отец.
«Чёртов старый ублюдок!»
Разозлилась Али, но вида не подала. За столько лет она научилась не выводить Максимилиана из себя. Как не крути – это было опасным занятием. Алиша глянула в сторону отца, виновато улыбнувшись.
- Пап, ну как так можно? Если эта вещь не умеет вести себя в обществе, это нужно исправлять. Ты же не хочешь, чтобы пострадал наследник рода.
На последних словах Али сделала заметный акцент, мягкость в голосе сменилась стальными нотками. Смотреть в глаза древнему было тяжело, но это можно было и стерпеть. Внушить ему ничего было невозможно, а вот склонить на свою сторону – запросто!
- Я – да. Возможно, я тогда и воспитывала его. Хотя… лично мне он не принадлежал. А Улрич…
Лабиен осеклась, бросив косой взгляд на патриарха. Отец не любил, когда она ворошила прошлое. Особенно ту его часть, которую она провела с тем безродным вампиром.
- Он никогда не занимался рабами, как следует.
Казалось, Али и думать забыла про оборотня и про то, что хотела сделать. Осколки едва различимо звякнули, рассыпаясь по ладони. Алиша отрешенно разглядывала их, играясь. Они очаровательно блестели. Острые кусочки хрупкого стекла – прозрачные, сверкающие.
- Ненавижу дешевое пойло.
Пожаловалась Лабиен. Кажется, это было адресовано Максимилиану. Рука со стеклом резко метнулась в сторону невольника, неумолимо сокращая расстояние. Алиша ударила сильно, прижимая ладонь к коже Ингвара. Провела по лицу, надавливая свободной рукой на затылок медведя, оставляя кровавые полосы на роже нерадивого раба.
- Ой, обрезалась.
По-детски наивно взглянув в глаза патриарху, улыбнулась Алиша. Она внимательно рассматривала свою ладонь, по которой, вперемешку с кровью невольника, из ранок вытекала своя собственная.
- Это нехорошо, когда проливается кровь. Правда, Ингвар?
Хозяйка Теней перевела внимательный и требовательный взгляд на раба, подцепляя того за подбородок.
- Правда же…
Резкий рывок на себя – сила несоизмерима с внешностью девушки: хрупкой, маленькой. Алиша же была сильна на столько же, на сколько был силён любой чистокровный вампир, проживший свыше трёх веков. Клыки входят в плоть раба медленно, будто растягивая время. Али любила чувствовать эмоции своих жертв. Особенно таких «любимых», как Ингвар. Её медведь.

...тащила, как хищник тащит свою добычу в безопасное место: поиграть, разорвать и насытиться. Ингвар не сопротивлялся, завороженно выполняя все, что говорила вампирша, послушно шел следом, ждал, когда она его отпускала, как будто без ее прикосновения превращался в статую. Теряя остатки собственной воли под напором чужой – медведь редко чувствовал себя настолько беспомощным и ведомым, хоть и был рабом большую часть жизни.
«Не надо серебра! - шумело в голове у старого оборотня, - Не надо боли…» Она ведь знала, что медведь подчинится, что не будет спорить и сделает так, как скажет хозяйка теней. Воспоминания прошлого оживали одно за другим, и Ингвар снова был близок к тому, чтобы позорно заскулить, вымаливая прощение еще за несовершенную им оплошность.
Прикосновение к коже обескуражило и заставило растерянно заморгать. Она, Алиша, была теплой, настолько, что этим теплом захлестывало, убаюкивая настороженность и недоверие оборотня – ровно до тех пор, пока в глубине глаз трехсотлетней вампирши снова не разгоралось опасное пламя.

Щелчок замка.
Ингвар вздрогнул, стряхивая оцепенение. Крепче сжал кулак, и только сейчас понял, что все это время, пока они шли до номера, он держал в руке отданные ему на сохранение запонки.
- Принадлежать Тейлору, - угрюмо отозвался медведь, шваркнув носом и отступая назад. Рожа все еще саднила. Место укуса на шее уже начинало чесаться сквозь ноющую пульсацию. Ингвар не хотел, чтобы его выкидывали, снова, в ужас свободной жизни, где он был никому не нужен. Просто старый оборотень, который умрет бесславной смертью. Медведь молчал, настороженно наблюдая за вампиршей. Наверное, нужно было еще что-то сказать. Или хотя бы перестать насуплено пялиться исподлобья на свободную – непростительная дерзость! – оборотень опустил глаза в пол.

- Я помню, что… - глухо произнес Ингвар и запнулся. Нихрена он не помнил, вернее, помнил не то, что следовало: движение руки, запах, выражение лица, когда Алиша злилась или была довольная чем-то, смех, шуршание платья, звук шагов. Все это было важно и обычно являлось своеобразным ключом к пониманию того, как нужно себя вести, но относительно Алишы не давало главного понимания: что сделает она в следующую секунду. Если она смеется, значит ли, что находится в добродушном расположении? Если молчит – что чем-то недовольна? Если замахивается – что ударит? Если спрашивает – каким должен быть ответ?..
Ингвар устало сгорбился, негромко заканчивая то, что начал говорить:
- Нет, не помню… Что значит быть воспитанным.

Итог разговора двух вампиров и сказанное Алишей уже здесь, в номере, сбивало с толку. Казалось, еще совсем недавно раб доказывал Тейлору, что он принадлежит кому-то, что его заберут, что его не могли отдать кому-то другому... История повторялась. Ингвар болезненно сщурился, промаргиваясь и отступил еще на шаг назад. За спиной был целый номер, но деваться было некуда. А еще эти запонки… не таскать же их в руке: «Все равно потеряю,» - уныло подумал медведь, поддаваясь безысходности, хотя терять их в номере было, вроде как, особо и негде.
- Не надо… - больше с удивленно-вопросительной, чем умоляющей интонацией произнес Ингвар и попытался сгладить неловкость, сделав то, что не решался сделать в баре: опустился на колени и сгорбился, упираясь взглядом в пол. Здесь не было никого, кроме них, а значит любая ошибка может стать последней. Оборотень чувствовал, как снова начинают дрожать пальцы и шумно сглотнул.

- Утили… Я знаю это слово… - одними губами прошептал медведь. Тейлор обещал ему тоже самое. А потом отпустил… нашел и выкупил с рабского рынка. Но хозяйка теней не будет этого делать. Рука сама потянулась прикрыть живот, судорожно сжимая ткань футболки. Мучительная смерть, раздирающая изнутри, много дней боли – разве так хотело бы умереть любое разумное существо?
Ингвара передернуло, по коже побежали мурашки, как будто он уже бы на улице и искал то, что прекратит страдания: веревку, нож, пулю – и от безысходности попытается вспороть себе горло когтями… Медведь продолжал смотреть в пол, пока пальцы сжимали подбородок. Втянул голову в плечи и вздрогнул сильнее, не протестуя, когда Алиша его обняла.

Так близко… и так далеко. Целая пропасть между свободной и рабом. Ингвар покорно опустился на обе лопатки, чувствуя, как холодит пол через футболку. Смотрел, не мигая и почти не дыша. Снизу Алиша казалась еще более опасной. По щеке скользнул ноготок, сдирая кожу – оборотень дернулся, жмурясь, шумно выдохнул.
- Не надо… - снова попросил медведь.
Мелькнула картинка из прошлого, далекого, когда медведь еще не был рабом и даже не мыслил о том, что сможет пережить такой позор: «Лучше смерть!» - думал тогда молодой медведь, и сейчас, впервые за долгое время, снова вспомнил о своих словах. Привык. Притерпелся. Перестал быть мужчиной, воином, а стал никем – и хорошо, что хотя бы язык, руки и ноги были на месте. Потеряв даже право распоряжаться собой, начинаешь ценить такие простые вещи.

- Хотел, – хрипло, без эмоций отозвался Ингвар. Спорить и отпираться было глупо и чревато, тем более Алиша все прекрасно помнила. «Может, попробовать и сейчас?..» - ведь тогда почти получилось, если бы он не отвлекся на более опасного противника, если бы не спонтанность того бунта, если бы… А потом простая и трезвая мысль: «Я не смогу…» - алкоголя в крови уже почти не было. «Хотя бы пожрал…» - еще одна простая мысль, заставившая уголки губ приподняться в подобие улыбки и принесшая странное умиротворение.

- Она умерла. Через несколько дней… - безропотно проглотив и «сучку», и обещание непростой смерти, ответил оборотень на вопрос, почему-то решив, что Алише действительно интересно это знать.
Перекошенное, но все еще красивое лицо рабыни, вымазанное в крови и грязи. Ингвар попытался вспомнить, кем была та рабыня – дампиром, слугой крови?.. – и почему кинулась на него, когда они ушли глубже в болота, но помнил только дикие визги и проклятья, словно девка в одночасье сошла с ума. «Что… Из-за чего это было… Почему она…» - взгляд оборотня, запрокинувшего голову, заметался по комнате в поисках спиртного. Он все еще не мог вспомнить, что любила пить вампирша. Сейчас это могло стоить жизни. «Нет, вряд ли, - подумал медведь. - …вряд ли она уже наигралась…»
Крепче сжав в кулаке злаполучные запонки, Ингвар тяжело перевернулся на четвереньки и неловко поднялся, стараясь держаться от своей бывшей хозяйки подальше.

Бутылок было немного – для питейного заведения, разумеется, но небольшой выбор в номере казался рабу чудовищно огромным и не оставляющим никаких шансов угадать. «Она все-равно будет мстить. Она не прощала. Никогда. Убьет.» - отстраненно подумал медведь, выбирая, что он будет наливать в стакан.
«А как ты, раб, думал умереть? В окружении любящих внуков, семьи, от мудрой и светлой старости?!. » - Ингвар коротко и сипло вздохнул, зажмурился, пытаясь сморгнуть пелену на глазах. Бесполезный, никому не нужный, толстый раб-кастрат: «Сегодня никто не придет. Ни Йоана. Ни патриарх. Ни Тейлор. Никто.» – медведь беззвучно сглатывал казавшиеся безвкусными слезы. Ссутуленные плечи задрожали.
Накатившее толи отчаяние, толи обида были настолько сильными, что натурально душили, не давая нормально вздохнуть. У него был шанс умереть… чуть более нормально, не сжимая хозяйские запонки в руке, не ползая по полу на четырех костях, не унижаясь, в честном и простом бою. На арене. Защищая свою жизнь или жизнь хозяина. Во время того бунта. Был…

Ингвар продолжал щуриться, уставившись на бутылки и понимая, что не может выбрать. Что не хочет выбирать. Что хочет забиться в угол и сдохнуть там, но не возвращаться снова к Алише. «Расплата за прошлое… - оборотень упрямо сжал губы. – Я уже заплатил... Дай только повод – она страшна в гневе. Страшна. В гневе…» За одно мгновение все показалось очень простым, а сознание словно заволокло пьяной дымкой. Запонки легли в шкаф с выпивкой, на угол, осторожно, как будто они были сплошь из драгоценного камня. В прозрачный стакан, предназначенный вампирше, с шуршанием полилась вода из-под крана.
Медведь тщательно утер морду ладонью, и побрел обратно к Алише. Молча встал на колени перед бывшей хозяйкой, молча протянул стакан. И негромко произнес:
- Ты ничего не сделаешь. Не убьешь. Не покалечишь. Патриарх запретил. Ты не пойдешь против его слова. Хозяйка… Теней.
… а где-то внутри затрепетало, стало невыносимо жарко – рвануть бы на себе футболку или подставить голову под холодную воду - и заставило опуститься ниже, прикасаясь губами к чужой обуви. Память. Последнее, что мог и должен был сделать раб прежде, чем тени погасят синтетический свет в номере.

Потянуться ножом к горлу означало проявить слабость и малодушие – а значит бесконечный путь за край земли следом за Асбьёрном будет закрыт для недостойного. Ингвар наконец-то смог вздохнуть. Удар выбил из него не только беспомощное кхеканье, но и воздух. А возможно, было повреждено что-то внутри.
Уткнувшись лбом в пол, медведь держался за грудь, осторожно втягивая в себя воздух. Провел языком по деснам, параллельно прощупывая зубы. Двигать челюстью было больно, хотя щек медведь толком не чувствовал.
- Да, госпожа, - послушно, но невнятно отозвался Ингвар, поднимая голову и глядя в спину удаляющейся вглубь комнаты Алише. Перед глазами все двоилось: картинка то распадалась на две части, то снова сливалась воедино. Тошнотворное ощущение. Но хотя бы не выбитая челюсть. Оборотень мотнул головой, слыша, как щелкнуло где-то в шее, и пополз к Алише.
«Будет бить, - равнодушно подумал медведь, - Ну и пусть бьет. Это можно пережить…»
Секунды превращались в минуты, а Алиша все молчала, и совсем ничего не делала. Ни кричала, ни ругалась, сидела, почти не двигаясь – думала о чем-то своем. Ингвар не думал ни о чем, сидя рядом. Он уже смирился с давно забытым состоянием: не привлекать внимания, не двигаться, не спрашивать ни о чем.
Терпеливо ждать, пока на тебя обратят внимание и позволят заговорить.
Или прикажут делать что-то, что раб с радостью должен исполнить.

А забывал ли?..
Вот единственный вопрос, который сам себе задал медведь и непонимающе поднял голову, глядя на Алишу.
Этот вопрос сегодня он слышал не первый раз, и не только от нее.
И ответить на него не мог.

- Он был в Клубе. Меня выбрали…
Медведь замолчал, подбирая слова: что выбрали-то? Охранять? Сопровождать? Ублажать?
- …в качестве игрушки для него. На все время. Пока он был. В Клубе. После он ушел.
Снова пауза. Двигать челюстью было тяжело, да и речь получалась не совсем внятной. «Нужно сосредоточиться, пока она снова не рассердилась,» - подумал медведь. Вопреки изначальному плану, рожденному из отчаяния, оборотень не хотел сердить Алишу.
- Здесь, в Клубе, у меня была… Хозяйка. Администратор. Она взяла меня к себе. Держала рядом. Потом она умерла, а мне удалось сбежать.
Йоана сняла со «своего» раба ошейник, почему-то она не считала правильным, что Ингвар будет носить такое. Все наоборот, одевали, а она сняла. Вспоминая свой побег, Ингвар криво ухмыльнулся: он просто вышел за пределы Клуба и никто его не остановил. Вышел, как обычный клиент, тем же вечером, как Йоана перестала дышать.
- После был Рабский рынок. После Клуба. Тейлор нашел меня там. Выкупил и привез на дачу. Это случилось сегодня.

Каждое слово било, как острый камень. Болезненно-колко, заставляло морщиться, отворачиваться, чтобы не слышать злых и правдивых слов. Алиша не стала его убивать, но Ингвар продолжал ждать смерти, снова готовый к ней, в какой-то мере больше, чем там, на рабском рынке утром.
- Продавали. На шаурму. Так, - согласился Ингвар. 
Сколько раз за этот безумный день раб успел умереть и родиться заново, сколько шансов получил на новую жизнь, сколько раз снова приблизился к границе мира мертвых?..
- Как прикажешь, госпожа, - прошелестел медведь, глядя в удаляющуюся спину вампирши.
И ей он тоже был не нужен.
Скрипнет замок, закроется дверь, и не останется больше ничего, кроме тишины, одиночества и неизвестности. Стоило ли говорить за это спасибо? Нет, стоило попросить не уходить. Медведь размеренно дышал, где-то в легких хрипело и сипело то, что сломалось у нерадивого раба от пары ударов. Раньше она била сильнее. Или так же? Ингвар моргнул, продолжая сидеть неподвижно там же, где оставили. Забыли. Как ненужную и неинтересную больше вещь.
- Вернись, - прошептал оборотень, чувствуя только щемящую тоску. Не было облегчения, и радости тоже не было. Уходила, закрывая дверь, поворачивая ключ в замке, часть жизни, которая была для него дорога – несмотря ни на что, несмотря на страх и боль, несмотря на оцепенение от одного только взгляда…
Ведь когда-то давно он принадлежал ей.
Обманчиво-хрупкой, изощренно-жестокой,  доверчиво-ласковой и неожиданно-злой, сотканной сплошь из противоречий, из опиумного дыма, невесомого шелка, темного взгляда колдовских глаз, шороха теней в углах и тонких острых пальцев. Почему в тот вечер он взбунтовал, почему поддался сиюминутному настроению?
«Давно, Асбьорн, это было слишком давно, - только обрывки воспоминаний, никак не желающие складываться в цельную картину, - Она никогда не играла… по чужим правилам, только по своим.» Но с ней медведь как никогда ранее чувствовал себя нужным. Странное и обманчивое ощущение, схожее с прикосновением отточенного острого лезвия к коже. Ингвар зябко повел плечами, все еще не решаясь подняться, хотя колени с непривычки и от усталости уже погано ныли, вынуждая переносить вес тела назад и горбиться, словно оборотень хотел в чем-то покаяться.
- А Тейлор?.. – шевельнул губами медведь, глядя расфокусированным бессмысленным взглядом на дверь. Та вот-вот должна была распахнуться, и внутрь, уверенно и быстро, должны были прогрохотать ботинки охранки – чтобы  слаженно и четко обездвижить раба, списанного на утилизацию.

Патриарх обещал. Алиша обещала. Тейлор обещал.
Кому из них можно было верить?
Ингвар тяжело оперся рукой о кровать и неуклюже поднялся, не чувствуя собственного тела. Взгляд метнулся по комнате, наконец-то подмечая особенности обстановки. Поспать. Где поспать? Лечь на кровать казалось непозволительным. Но и как-то совсем глупо было стоять, переминаясь с ноги на ногу, по центру комнаты, и не знать, куда себя деть в абсолютно пустом номере. Тейлор не придет – медведю казалось, что именно так и будет, а значит, когда оборотень заснет, мир исчезнет, ведь никому, кроме молодого вампира, был не нужен старый и бесполезный раб.

Ингвар провел рукой по лицу, шваркая носом и вздергивая верхнюю губу от неприятной ноющей боли – мелькнула мысль, что было бы неплохо выпить, и медведь воровато прихватил с собой бутылку какого-то виски, после чего забился в угол, который был виден от входа не сразу. Шумы за дверью заставляли вздрагивать, снова шваркать разбитым носом, и мелкими глотками тянуть наверняка дорогое, но такое безвкусное сейчас пойло.
«Тейлор не придет, - думал Ингвар, привалившись к стене, и снова делал очередной короткий глоток, шумно дыша, - И Алиша не вернется.»
Алкоголь не приносил успокоения, только погружал в какое-то вязкое полузабытье, но то могла быть и простая усталость от слишком долгого дня.

Когда дверь негромко хлопнула, а по комнате прокатился едва ощутимый сквозняк, Ингвар сонно захлопал глазами, чутко прислушиваясь к происходящему. Шевелить или давать о себе знать было опасно. От неудобного положения тело затекло. Медведь осторожно двинул рукой, провел ладонью по лицу, морщась от боли и пытаясь окончательно проснуться. Сипло выдохнул, снова замирая.  В комнате было темно, но эта темнота не была помехой для оборотня, привыкшего полагаться не только на зрение.
«Тейлор!» - Ингвар недоверчиво вскинул голову, разглядывая знакомый силуэт, черный, как Демон-Тень, принадлежащий Алише. Оборотень внутренне ощетинился, зло разглядывая вошедшего в номер из своего угла. Уж не сама ли Хозяйка Теней решила поиграть со своим бывшим рабом?.. Но тень была осязаемой и пахла молодым вампиром – мысленно возразил себе Ингвар, недовольно пошевелившись. Вошедший назвал его по имени.  Пустая бутылка, о которой оборотень забыл, завалилась на бок, негромко звякнув.

- Ингвар, - подтвердил медведь сипло. Челюсть болела и речь все еще получалась невнятной, но уже более понятной, чем несколько часов назад. Медведь поднялся, держась за стену и продолжая все так же настороженно следить за вошедшим, - Тейлор? Хозяин? Не морок?..
Оборотень помнил, насколько изощренной может быть Алиша в своих играх, и продолжал бояться, даже сейчас, когда вампирши не было рядом. Решения, что делать дальше и как проверить, не является ли происходящее какой-то очередной странной прихотью Алиши, все еще не было. Внутренний зверь раздраженно заворочался, требуя скинуть оковы человеческого тела – глубоко в глотке у Ингвара заклокотало глухое рычание.
- Это не она играет со мной? – челюсть ломило все сильнее. Зверь рвался на свободу и удержать его становилось так же сложно, как там, на даче. На даче. Обжигающее свежее воспоминание вспыхнуло в голове, усмиряя злость. Если бы там,  у дома, он смог справиться со зверем,  то не оказался бы здесь. Остался бы рядом с хозяином. И не увез патриарх опасного раба с собой в Клуб. Ингвар озадаченно нахмурился, чувствуя, как просыпается запоздалое чувство вины и сожаление о содеянном. Чувство было противоречивым, ведь именно молодой вампир малодушно отправил своего раба с отцом в Клуб. «Нет, он просто испугался. Из-за меня,» - вспомнил оборотень и улыбнулся, проводя языком по сухим губам. Тейлор отказался от медведя, сочтя опасным для себя. А теперь он почему-то здесь. Зачем? Чего хочет? Почему назвал своим - Ингвар слышал, как молодой вампир прошептал это одними губами. Ответов не было, и раб отступил назад, упираясь спиной в угол. По-бычьи насупился, разглядывая хозяина.

Сложная смесь чувств: от странной обиды до облегчения, что с молодым вампиром все в порядке после выходки медведя в саду – была щедро приправлена страхом.
- Ты пришел,  чтобы убить? – просто спросил Ингвар.
Тело среагировало само - недавняя встреча с Алишей слишком живо напомнила, как должен вести себя раб - медведь опустился на колени, упираясь взглядом в пол. Оборотень чувствовал себя окончательно сбитым с толку, и неожиданно для себя вскинулся, упираясь взглядом в лицо Тейлора и упрямо сжимая ноющие челюсти, пока в душе разгоралась самая настоящая паника. Что вот сейчас молодой вампир рассмеется в голос над жалким видом своего бывшего раба и уйдет, как до этого ушла Алиша.
- Забери меня, господин. Хозяин… Пожалуйста. Не оставляй здесь.

«Зачем спросил? Что он хочет услышать?..» - и, главное, что отвечать рабу на этот странный вопрос? Оборотень открыл рот, но почти сразу закрыл его. Молодой вампир не верил в других богов, кроме собственных, как и все его сородичи, значит, не поверит и в простое объяснение про волю Асбьорна. Предначертанное, уготованное судьбой, то, чему следует быть.
Для медведя следование незримой нити собственной судьбы было естественным, простым и интуитивно понятным – непреложный закон его существования, так же, как выплетенный на полотне жизни странный узор, складывающийся в буквы имени молодого вампира.
- Здесь была Алиша, хозяйка, давно… - Ингвар вяло махнул рукой, - Очень давно.
«Так должно было случиться – и случилось. Что может быть проще, Тейлор?..» - не понимал медведь вопросов хозяина. Ведь в законченной картине мира это и впрямь было очень просто и правильно.

- Хочу, Тейлор, - просто ответил Ингвар поле продолжительного молчания, - Хочу, чтобы забрал. Не оставляй.
«Иначе зачем бы просил? Зачем стоял на коленях?..» - сказанное о Йоане заставило тяжело нахмуриться. Своеобразное напоминание о том, что нет ничего вечного, а хорошее и вовсе закачивается слишком быстро.  Хорошее… Оборотень несколько раз мысленно повторил имя прошлой хозяйки, чутко прислушиваясь к себе. Щемящей боли больше не было. Сожаление. И тревожный страх, что Тейлор уйдет еще быстрее.
Ингвар вскинул голову, пристально разглядывая молодого хозяина, и неожиданно для себя разозлился:  «Не будет этого. Не позволю, пока жив. Закрою собой, от ножа, от пули, от дурного глаза…» Снова некстати вспомнилась Йоана. Ее ведь не закрыл, не уберег. Позволил ей уйти следом за Большим Медведем. Не отомстил, хотя знал, что хозяйка ушла из этого мира не сама, кто-то помог. Ингвар стиснул зубы, морщась, когда болью от движения отдало в скулу.
- Я помню, Тейлор. Ту ночь, - негромко и глухо сказал оборотень, - Та, кто хотела меня забрать – мертва. Так распорядился Асбьорн. Она была администратором здесь, в Клубе. Сказала, что выкупит, если останется живой к зиме. Смеялась. Я думал, что она шутит. Не надо было так думать. Нужно было быть внимательнее.
Тейлор выглядел неряшливо: какая-то грязь на одежде, пара свеже заживших ссадин. Оставалось только  догадываться, что произошло в особняке после отъезда патриарха, и как молодой вампир добирался сюда. Но ведь добрался же, не бросил купленного им раба?..
- Нет, Тейлор, не хочу, - улыбнулся Ингвар, - Я уж давно забыл, как это, быть свободным. Не клеится у меня с этим делом. Дорога к моему старому дому давно заросла дикой травой, камни сточила дождевая вода, а крыша проваилась. Мне нет туда возврата. Теперь мой дом там, где дом моего хозяина.

Почему-то взгляд молодого вампира с каждой следующей секундой казался все более колючим. От него хотелось поежиться, как от морозного ветра. Ингвар дернул плечом и попросил:
- Окажи честь, Тейлор. Забери. Не гони меня на улицу.