День обещал быть сумасшедшим. Дела звали в клинику, хотя и в ЦИЭМе требовалось его присутствие. Приходилось успокаивать себя тем, что везде он быть не может.
В круговерти этих дней об Аде думать времени даже не было. Лишь когда он возвращался домой, когда приближался к той кровати, где она лежала обнаженной, вспоминал события того вечера. Воспоминания приходилось запивать. Несколько раз пытался позвонить, но каждый раз до того, как в трубке раздавался сигнал соединения, сбрасывал звонок. Ей лучше было бы его забыть и забыть все то, что тогда было. Хотя что такого тогда было? Она попыталась признаться в любви, а он ее отверг. Не важно, какая подоплека во всем этом была, но она вполне имела права считать его гадом и подлецом. И, наверное, так было бы лучше.
Она достойна лучшего.
Конечно, то, что молодая и красивая женщина предпочла его, было приятно. Но все же это было неправильно: она была его родственницей.  И то, что она могла принимать за любовь, могла быть всего лишь привязанность. Он не имел никакого морального права воспользоваться в тот раз ситуацией.
Однако такое самовнушение не приносило успокоение. И лишь холодный душ возвращал духовное и телесное спокойствие.
МОрриган говорил по служебному телефону, когда дверь распахнулась, в помещение влетел аромат духов и раздалось приглушенное коврами цоканье. Лишь потом, когда он повернулся, увидел ЕЕ.
Несколько секунд пытался решить, какой стиль поведения выбрать. Но судя по всему лучше было делать вид, что ничего  не происходило.
- Доброго, - коротко поздоровался, выходя из-за стола. - Все-таки это клиника красоты, так что мы просто не имели права сажать за стол двухсоткилограммовую кобылку с тройным подбородком, варикозными сеточками и с горбом. Да и не уместилось бы такое там: места маловато, - попробовал перевести всю в шутку. Хотя на самом деле Бен никогда и не замечал, насколько хороша Александра. Как на женщину он обратил на нее внимание лишь на приеме на работу. Ведь  наличие определенных параметров было одним из критериев отбора. После этого она стала для него секретарем — струнником. Не более. Хотя, надо сказать, очень даже неплохим сотрудником.
Он встал перед Адой, присев на край стола и скорее неосознанно опуская глаза на ноги, которые ложились одна на другую.
- Да звонил. Напомнил, что сегодня в 2 у него. Не в курсе, чему посвящено это событие? Вряд ли Уил решил, что мы все вместе будем думать над подарком к именинам твоей матери? - он старался смотреть ей в глаза, хотя взгляд нет-нет, но опускался вниз: к бедру, которое приоткрыла воздушная ткань платья. Фантазия уже дорисовывала и то, что скрывается выше: тонкое белье. Возможно даже стринги — ужасно неудобная и даже вредная одежда, но чрезвычайна сексуальная, черт побери.
- Тебя давно не было видно.
Если племянница бывала на АБ, она частенько заглядывала к Бену. Так было раньше. Но сейчас он вынужден был признать, что ни разу за это время племянница его не навестила и не  позвонила, чтобы узнать, а не окочурился ли старый вампир.

Племянница смотрела на него, будто в чем-то обвиняла. В том, что не оправдал ее желаний? Что ж, жизнь жестока, и не всегда мы получаем то, чего хотим. Вот сейчас бы Бен не отказался, чтобы все Цепеши наконец забыли о существовании научного учреждения и оставили бы их в покое. Вместо этого каждый день приходилось улыбаться ищейкам и отвечать на их бесконечные вопросы.
Бен провел рукой по лбу, прогоняя эти мысли. Он виновным себя не считал, но прекрасно понимал, что если сейчас так же будет дырявить взглядом девушку, то наживет в ее лице себе врага. Ситуация накалялась по мере того, как Ада говорила о возможной причине семейного собрания.
Очередное сватовство.
- Что ж, если Уил ради этого собирает нас всех вместе — значит это что-то действительно серьезное, - мысль не лишена логики. В конце концов попытки сосватать дочь Патриарх Джонсонов периодически предпринимал. Вот только впервые он решает собрать всех вместе. Значит, все уже решено. Не самый лучший расклад для самой Ады. - Знаю только, что это не я. Иначе был бы в курсе всех этих приготовлений.
Взгляд уставился в пустоту, которая по воле случая оказалась в районе груди девушки.
- Думаю, Уил плохого не посоветует. И партнер будет достроен тебя.
А что он еще мог сказать?
- Практика показывает, что браки по расчету более прочны, чем по любви. А любовь.. всего лишь химические реакции в нашем организме.
"И эта химическая реакция чуть не довела нас до греха".
Секс Бен грехом не считал, да и вообще с учетом количества прожитых лет со многим научился мириться. И все-таки вот так просто поддаться страсти с собственной племянницей не мог. Была бы на ее месте другая женщина - вопрос бы не стоял. Но Ада... Она так легко меняла своих партнеров, а Морриган не уверен, что хотел терять свою племянницу. Пусть это немного эгоистично, но нынешнее положение дел даже с возможной женитьбой,  его вполне устраивало.
- И не всегда то, что ты называешь любовью, является ею. Страсть, эгоистическое чувство владеть тем, что недоступно, любопытство, зависть. Все это может быть принято за любовь.
Она дразнила. Одним своим приходом, своим видом (этим неприлично приличным платьем с множеством потайных элементов, которые в нужный момент способны привлечь взгляд к определенной части тела), своей позой.
- Конечно, ты ведь так занята! - кажется, на этот раз они поменялись местами. - Но я рад, что у тебя успешно идут дела. Надеюсь, на этот раз твой парфюм не столь твареубивающий, как прошлый?
На самом деле парфюмы от мадемуазель Ады пользовались большим успехом. Просто сам Бен терпеть не мог подобную химическую хрень. Со всеми этими духами, даже спустя несколько веков, перед глазами устойчиво возникал образ загаженной Европы, задыхающейся от нечистот, где по лужам с плавающим дерьмом ходили придворные дамы и кавалеры, старающиеся этими самыми духами заглушить запах своего давно немытого тела. Одно слово - люди! В те времена, когда блохи были чуть ли не домашними питомцами, Морриган сочувствовал оборотням и Цепешам. Хотя на средствах против блох для этих представителей мира нелюдей он тогда неплохо зарабатывал.
-Не хотел отвлекать тебя от любимых дел. Я знаю, как ты не любишь, чтобы тебя контролировали. Боялся показаться старым, нудным и навязчивым. К тому же с тобой рядом был такой телохранитель, что за тебя я был спокоен.
Он отошел к бару, достал бутылку, плеснул немного в стаканы (буквально, чтобы смочить дно) и протянул Аде.
- А скучаю я всегда, ты же знаешь. Без тебя моя жизнь была бы... скучна... определенно.
Бен смочил губы в содержимом стакана.. Да, Ада действительно умудрялась внести в его размеренную жизнь нотки сумасшествия. Причем проявлялось это во всем. В ее  звонках, набегах на дом, разрушениях бара, нашествиях в клинику. Даже одной смс было достаточно, чтобы сорвать Морригана с места. При этом сам он редко прибегал по первому требованию племяшки, ограничивался лишь тем, что посылал ей помощь в зависимости от поставленной проблемы. Но в выборе «помощников» он еще ни разу не ошибался.
- А ты ждала звонка? - как можно более невинно спросил вампир.

Отредактировано Беннет Морриган-Джонсон (18.06.2015 08:48:20)

По мере того, как разгорался жар в груди, в помещение, казалось, наоборот, становилось холодно.
Он узнавал этот взгляд, эту позу и у попытку отстраниться от всего окружающего. Видимо, пора перестать быть слепым. Бен понимал, что попытка сделать вид, будто ничего не было, обречена на провал. Потому что кое-что все-таки было, и это кое-что помнят они оба.  Недоделанное дело и недосказанные слова. Нужно было поставить точку, несмотря на то, что кто-то надеется на запятую или, как минимум, на многоточие. И все-таки он тянул, предпочитая говорить на ничего не значащие темы.
- Значит все равно ничего хорошего ждать не стоит. Последние идеи Уила одна бредовее другой. А теперь, когда рядом нет Родри, как бы твой отец вообще не потерял связь с реальностью, - пошутил Бен. Хотя в каждой шутке есть доля правды. Патриарх вел какую-то странную игру: уходил в сторону там, где нужна была активность, и ввязывался в разные сомнительные авантюры, рассчитывая неизвестно на что. Оставалось лишь надеяться, что новые его «планы» еще не зашли слишком далеко.
- Пеленки есть неотъемлемое продолжение любви. И нет ничего более прекрасного, как узнавать в ребенке свои черты, - еле слышно произнес Бен.
Что ж, возможно Ада просто действительно еще не готова. Она слишком молода и слишком капризна. А любовь — это большая ответственность.
Когда-то  Морриган мечтал о большой семье, о малышах. Но, видимо, не судьба. Не получилось. Не всем удалось выбраться из той мясорубки.
Ворон тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Боль уже исчезла. Почти исчезла. Осталась лишь грусть по тому, чего вернуть нельзя.
- Ты просто еще сама ребенок! Эгоистичный ребенок! - с доброй улыбкой произнес он, в очередной раз осознавая правильный выбор той ночи. Вот только Ада была иного мнения. И Бен вновь тянул разговор, выдерживая ее прямой и колкий взгляд.
- Оправдываюсь? Нет. Мне не за что оправдываться. Или ты считаешь иначе?
Он скользнул взглядом по ее фигуре, отмечая, как часто и глубоко вздымается грудь, ощущая, как бьется ее сердце  и организм маленькими, еле заметными сигналами повествует о том, что творится в душе.
- Я постараюсь не пропустить данное мероприятие, - пообещал Ворон. Он поставил стакан на стол и вновь обратил свой взгляд в сторону племянницы.
- Но что-то мне подсказывает, что ты пришла не только для того, чтобы пригласить меня на подобное.
Она говорила про оправдания, так как жаждала их получить; упоминала про биошедевры, надеясь, соединить две отрасли, в которых работали они. А еще, судя по тому, как она рассматривала ноготки, она хотела вонзить их в его горло. Забавно.
-Если обрушишь на меня всю технику данного кабинета, я пойму. Или можешь меня ударить — если тебе от этого будет легче, - он в очередной раз пытался шутить, хотя понимал, что настало время говорить серьезно.
Пауза тянулась. И тишина, повисшая в кабинете, давила.
- Мне жаль, что я не смог составить тебе компанию в тот вечер, - начал Морриган. Сделал паузу, подбирая слова. - Но не жди от меня извинений, что я не сделал то, чего не должен был делать, за ту ошибку, которую мы могли бы совершить.
Бен подошел ближе. Он не должен был, но просто не удержался, - откинул прядь со лба девушки, но тут же отошел в сторону.
- К тому же я предупреждал, что от такого человека стоит держаться на расстоянии. Ничего, кроме боли, он тебе не принесет. Наука и искусство только в галереях соединяются. В жизни такого не бывает. И чем быстрее ты это поймешь, тем лучше.
А для него лучше держаться от нее подальше, пока еще слишком остры воспоминания. Поэтому Беннет прошел за стол и сел в свое кресло, надеясь, что находящийся между ними предмет интерьера и будет той самой преградой, которая не даст ему совершить ошибку.
"Все-таки не надо было трогать ее волосы"

Бен был удивлен этой фразой, сказанной Адой про отца. Конечно, она любила, но девочка выросла, стала вполне самостоятельной, причем без какой-либо помощи со стороны отца. Так что она могла позволить себе и снисходительность к выкрутасам родителя. Именно такое положение вещей было бы вполне обычно для Ады. Сколько раз она рассказывала о новых причудах отца Бену с интонацией, будто говорит о забавных привычках какой-то комнатной собачки. Или с гневом, когда эта "собачка" вспоминала о своих родительских правах. И все-таки она его любила, хотя и скрывала подобную привязанность и то, чем для нее на самом деле являются слова отца.
И все-таки откуда такая серьезность? Будто за одно мгновение она стала взрослее?
А еще она дает ему советы.
«Я бы на твоем месте...»
Возможно, на его месте она осталась бы в ту ночь с шикарной блондинкой, лежащей в его кровати. Вот только каждый тогда был сам собой. Она — той блондинкой, он — Беном, сбегающим, как только представилась возможность, от женских чар.
«От ошибки», - вновь поправил он себя, но на этот раз менее уверенно.
-То есть, не мог или не захотел?
Мог ли он остаться в ту ночь? Конечно, мог. В лаборатории вполне бы могли справиться без него. И никого бы не удивило, что он, предпочитающий заниматься важными проектами лично, поручил бы в этот раз дело другим. С тех пор, как на него легли обязанности Родри, он физически не мог быть в двух местах одновременно.
Хотел ли он? О, да. Он хотел ее тогда, хотел всю, до дрожи в руках и до помутнения рассудка. И если бы не тот злополучный (или спасительный?) звонок, то вряд ли бы он устоял перед искушением.
И в то же время он не хотел. Он не хотел портить отношения с племянницей, так как знал, ничего хорошего из этой связи не выйдет. Одной секунды хватило, чтобы, если пользоваться терминологией пошлых анекдотов, голова победила головку.
И все-таки вопрос был задан и на него надо было ответить. И впервые за все свое знакомство с племянницей, этот ответ давался тяжело.
Бен оторвался от лицезрения гладкой поверхности стола, поднял взгляд, начиная фразу:
- Не захо....
Слово так и не было закончено.
Душистое облако скользнуло по щеке, а тепло дыхания коснулось уха. Он оказался зажат. С одной стороны — стол, массивный и тяжелый даже для вампира. С другой — мягкое кресло руководителя, который придерживала девушка своим телом, не давая возможность выбраться из этой ловушки.
- А ты бы хотел, чтобы я тебя ударила, м?
Он кашлянул, пытаясь избавиться от противного сгустка, который поднимался к горлу и мешал дышать.
Боль была неотъемлемой частью жизни вампиры, родившегося несколько столетий назад. Со временем чувства притуплялись, зато боль оставалась. И она позволяла чувствовать себя живым. У Бена были свои особые счеты с болью. Но действительно ли он хотел, чтобы Ада его ударила.
Вряд ли. Внутренних демонов иногда не стоит будить, если не хочешь испачкать все здесь в крови.
Но удар показал бы, что перед ней прежняя эмпульсивная Ада, а не та холодная кукла, которой она сегодня хочет казаться.
Ударить (кого-то или чего-то), побить всю посуду, чтобы потом опустошить его бар и заснуть на его диване. Все это связывалось с прежней жизнью до ТОЙ ночи.
Вот только вряд ли бы сейчас Бен мог бы нормально ответить на этот вопрос. Ментальная защита не работала, а мозг оказался настолько окутан ароматами девушки, что заставить его родить что-то разумное было крайней сложно.
Взгляд зацепился за нож для писем, лежащей на столе острием к Бену.  Морриган неосознанно дернул левой рукой, выставляя ладонь, прижимая нож к документам, лежащим на краю, и вгоняя  таким образом острие в кожу.
Несмотря на то, что дышать все еще было тяжело, а ком в горле мешал говорить, он смог скинуть с себя оцепенение.
Правой рукой схватил племянницу за запястье. Сжал крепко, даже не думая о том, что от такого захвата потом остаются следы, кратковременные, но от этого не менее болезненные.
- Не играй со мной, - резко оттолкнулся от пола, заставляя стул отъехать в сторону. Запястье так и не выпустил, потянул за него, прижимая девушку к шкафу, удерживая и второй рукой, из которой из раны текла тонкая струйка крови.
- Не играй с тем, кто в два раза старше тебя, - медленно произнес он, поднося свое лицо к ней. Еле уловимый запах крови щекотал ноздри, удлинял клыки, которые Ворон даже не собирался прятать.
А перед глазами была тонкая нежная шея любимой племяннице с пульсирующей в яремной вене кровью.

Не будите зверя! Это опасно! Но еще более опасно разбудить того, кто столько лет жил в спячке. Привычка сдерживать эмоции постепенно становилась второй натурой. Спокойствие —  всего лишь маска, сохранению которой способствовует философское отношение ко многим вещам. Но о какой философии может идти речь, когда расстояние между мужчиной и женщиной столь мало, когда в воздухе пролетают искры, при этом явно не от применения способностей вампиров.
- Ты что?
Фраза, которая всего лишь разогревает желание уничтожать. Катализатор — для цепной реакции, результат которой — чья-то смерть. Все, что угодно, лишь бы не поддаться животной страсти, греховной страсти, если учитывать близкое родство этих двух существ. Жажда убивать окрашивает зрачки в кровавый цвет. Еще мгновение — и он готов был растерзать это тело. Сейчас казалось, что это было бы правильнее. Логичнее.
Сознание, зараженное от тела возбужденной жаждой, было подавлено. То Я, которое являлось отголоском животной сущности вампира, вылезало наружу и действовало, руководствуясь звериными инстинктами: проблема должна быть уничтожена.
Два хищника вцепились, ведя свою безмолвную борьбу. Он сделал ошибку — пожелав взглянуть в глаза своей жертве. Взгляд скользнул по шее, скуле и застыл на губах.
Длинный язык змеи, как и равномерные движения гипнотизера, лишал воли, поглощая жажду крови. Зверь был пойман. И весь ужас данной ситуации был в том, что он это осознавал.
Горячее дыхание ощущалось не только на лице, но и на всем теле, проникало под кожу, растекаясь паточной массой по сосудам. Ему было и жарко, и холодно одновременно.
Смысл слов не доходил до сознания, застрявшего между двумя реальностями. В висках стучало, он ощущал каждый стук, каждую пульсирующую нотку, от которой натягивалась кожа. И такой же ритм отбивала вена того, кто был напротив. Казалось, что она была тем, кто диктует свой темп, заставляя и его сердце с такой болезненной скоростью гнать кровь.
Боль была почти осязаемой. Оставалось только сделать шаг — перегрызть, разорвать эту связь. Зубами. Чтобы отомстить за слабость!
Клыки легко вошли в податливую кожу. Глоток крови разжигал жажду.  Он притянул ее к себе, заставляя покинуть холодную поверхность шкафа. Жадно пил,  проглатывая еще один глоток, второй, третий. Будто так пытался погасить внутренний жар.
Кровь вампира. Забытые воспоминания и забытые ощущения, забытая страсть и забытые чувства. Все это возрождалось. Старые лица стирались, на их месте появлялись новые, а вместе с этим и новые желания.
Губы скользнули по ране, опускаясь ниже, к ключице и к чертову ободку, который мешал начертить ровную дорожку от шее к груди.
Дурацкая одежда!
Рванул галстук, расслабляя узел и стягивая аксессуар через голову одной рукой. Вторая попыталась тоже самое проделать с платьем. Но рука зацепилась за что-то, застряла в районе бедра.
Зарычал, как раненый дверь. Удерживая за бедро, потянул девушку за собой.
На пол полетели бумаги, ручки, пресс-папье, документы, освобождая место телу, достаточно грубо опущенному на поверхность.
За ними же полетели кружевные трусики, разорванные на две половинки.
Лица стирались. Перед ним было всего лишь тело и грубая страсть. А еще жажда, которую не смогла удовлетворить кровь.
Низ отдавался болью. Сердце отдавалось болью: ему было тесно в груди.
Зверю было тесно в этом теле, облаченным в дурацкий костюм.
След ладони остался красной меткой на бедре девушки. Властный захват женской груди. Сжимает, замечая, как удобно она легла в ладонь. Хороший размер, сделанный как раз под него. О том, что это  он сам делал, не помнит. Сейчас память пуста, и вряд ли Ворон смог бы даже назвать свое имя.
Абсолютная пустота и жажда обладания...
Хищный оскал. Он не смотрит на лицо той, кого уложил на стол. Он «впитывает» глазами ее тело, следуя за руками. Те не стесняются: захватывают в кольцо тонкую шею; проводят ногтем по кровавой дорожке, не повреждая кожи, но причиняя боль; вновь сжимают грудь, не обращая внимание на сбившуюся под пальцами ткань, грубым захватом скользят по ребрам, чтобы тугим кольцом спуститься к талии, подтянуть за нее кверху и на себя, чтобы упереться пахом, толкнуться вперед, забыв, что еще не снятые брюки не дадут осуществить желаемое...

Стон, сдерживаемый зубами, губами, волей — чем угодно,  — но все равно способный вырваться наружу. Разве есть звуки более ласкающие слух возбужденного мужчины?  Как равномерные крики жертвы, истекающей кровью под плетью палача, так и эти звуки страсти побуждали к активным действиям, более жестким и более резким. Это не охватывает сознание. Все на откуп инстинктам, слепым, не знающим жалости.
Шорох бумаг, звук разбившегося стекла, телефонный звонок, - все это было мелочью. Даже если бы рядом разорвалась бомба, вряд ли Бен это услышал, вряд ли бы отвлекся. Он оставлял на теле метки: губами, пальцами, зубами. Так собственник ставит печать на том, что только что стало его и что он отпускать не намерен. Маски сняты, сдержанность и хладнокровие разлетись в куски задолго до того, как изящные пальчики разорвали одежду.
Долгое воздержание не вредит мужчине. И не верьте тем шарлатанам, которые утверждают обратное. Долгое воздержание вредит тем, кто мужчину окружает. Потому что когда слетают тормоза, все социальные взаимоотношения летят к чертям. На первом плане — собственное удовлетворение. Любой ценой. И плевать на условности и правила. Потому что в этой игре правила останавливает тот, кто сильнее.
И когда последние преграды в виде одежды были сняты, он взял ее. Вошел резко, скользя во влажное лоно.
Перестал дышать. Будто погрузился в подводную пещеру. Замер, словно испугался спугнуть это ощущение плотного зажима, который распространяется от паха и по всему телу. Кровь стучит в висках, раскаленной лавой бежит по сосудам, обжигая, распаляя. И хочется освободиться от этой болезненной жижи, сводящей тело.
Глоток воздуха перед очередным прыжком. Вдох — выдох буквально в рот того, кто влагой на губах манил, заставляя забыть про осторожность и поддаться соблазну. Зарычал, когда клык пронзил губу. Дернулся, словно рыбка, попавшая на крючок. Но слишком велик соблазн и слишком крепко держит невидимая, но созданная собственной кровью веревка. Раны кровоточили, кровь смешивалась, создавая одурманивающий аромат. Опьяненный запахом, оглушенный страстью, он не чувствовал боли. Он выходил, чтобы вновь резко войти. Не обращая внимания, как член, смещенный движениями, давил на малые губы, как введенный вовнутрь, упирался в лобковую кость. Не пугала даже возможность в ходе этих фрикций сломать себе что-нибудь. Что уж тут говорить о болевых ощущениях партнерши, на которые в данный момент было плевать.
Природа брала свое, а он брал то, что было доступно. Темп увеличивался. Лишь иногда менял руки, на которые опирался, чтобы свободной вновь запечатлеть свой отпечаток на таком теплом, мягком и податливом теле.
И когда казалось, что воздух взорвется, когда низ свело от предчувствия разрядки, а аккуратные ногти, подстриженные под ноль и белоснежно чистые — руки хирурга, впечатались в стол, звуки извне стали проникать в сознание..
Эти стоны. Это были не просто стоны безликого существа, они ласкали слух знакомыми интонациями.
Это тело. Даже в багровом цвете крови он узнавал его, такое дорогое и родное.
Он отстранился, пытаясь успокоить дыхание и отсрочить развязку.
- Ада.
Он будто видел ее впервые, обнаженной, с чуть разведенными ногами, с удлиненными клыками.
Сопротивляться действительно было глупо. Так же как и глупо было уходить в сторону или , как и прежде, бежать от этой обольстительной женщины. И как только до этого Бен не замечал, насколько прекрасна она.  Капризна, эгоистична, сумасбродная и столь любима..
Вдаваться в подробности значения этого слова не хотелось.
- Ты прекрасна! - прошептал в поцелуе. Все те же властные движения, все тоже вновь участившееся дыхание и вновь возродившееся желание. Только агрессии стало чуть меньше. Губы кровоточили и без дополнительного стимула. Кровосмешение в состоянии аффекта имело уже вполне сознательный оттенок, когда он вновь погрузился в нее.

Он купался в этой дикой ласке, в этом собственническом порыве, ощущая, что не только сам имеет, но имеют и его, целиком и полностью, без оглядки на всякие условности. Вырываться было бесполезно, как и бесполезно было подстраиваться под чужой ритм. Потому что не было никакого чужого ритма. Было судорожное дыхание — одно на двоих, были резкие телодвижения — одни на двоих. Кто вел в этой партии — было не важно. Здесь все роли  были главными.
Резкими толчками вырывался воздух из легких. Весь мир сжался, превратился в одну маленькую точку.
Мужчина почувствовал, как мышцы Ады, сведенные организменной судорогой, сжали его член. Но лишь продолжал движения, не давая женщине отдыха, доводя начатое до конца, чтобы ее оргазм не растаял, словно дым, а родил новое состояние — легкой истомы, которая свойственна женщина, получившими полное удовлетворение.
Но думал ли он в этот момент лишь о полном удовлетворении партнерши или вновь вступили в права эгоистические желания: кончить самому, добраться до пика и скинуть с себя болезненное напряжение, отдающееся до всех чреслах.
Он чувствовал приближение, рванулся, пытаясь выйти до того, как семя хлынет наружу. И впервые за все это время, за несколько сотен лет, так и не успел. И это ощущение полного погружения и свободы, без липкой массы спермы, которая окутывает головку, заключенную в презерватив, оказался похлеще любого экстаза.
Морриган сделал еще несколько движений, погружаясь в это тело и наслаждаясь столь забытыми ощущениями, а после обессиленно положил голову на грудь Ады.
Грудь ли?
Чуть приоткрыл глаз, увидел перед собой красную горошинку соска и не удержался — прикоснулся к ней губами.
Пульс замедлялся, возвращаясь в свою норму. И вновь было два сердца и два тела. Два.
Морриган приподнялся на руках, с некоторое неохотой отстраняясь от своей теплой живой постели, убирая непослушный белоснежный локон с лица и заглядывая в глаза девушки.
Не было ни не страха, ни ненависти. И не было никакого сожалению или стыда.
- Кажется, кровосмешение все-таки состоялось! - констатировал он, не испытывая на этот раз никаких угрызений совести. Все эти слова — лишь формальность. Все остальное читалось во взгляде: восхищение, обожание и желание не отпускать. Ни сейчас, ни потом.
- Спина не боли?
Сел сбоку, прямо на стол, свесив ноги на пол и протягивая руку Аде, помогая ей подняться и усаживая ее рядом, поставив свое плечо, как опору.
Чуть коснулся шеи, чтобы убедиться, что ранка уже затянулась. Хвала регенерации, а не то неизвестно, в каком состоянии они оба пришли бы вечером на семейный совет.
В нескольких метрах от них — удобный диван, до которого они не дошли. Не смогли преодолеть барьер из стола, который и стал их ложем.
Морриган нагнулся, поднимая с пола платье Ады. Попытался сообразить, где там что, окончательно запутался в тряпке, однако успел разглядеть, что она восстановлению не подлежит.
- Кажется, я немного перестарался, - смутился. Да, неудобно получилось.  - Надеюсь, это платье не было тебе как-то особо дорого?

Конечно, без платья намного лучше. Какой мужчина будет утверждать обратное?
Эти слова не озвучил, и так все было понятно, по тому взгляду, которым он кутал свою племянницу.
Племянницу! Кровосмесительный союз, который с точки зрения медицины не должен быть. Но медицина и политика не всегда могли ужиться. А уж если в дело вступали еще и чувства, то самое время наплевать на все дальнейшие последствия. Тем более и родство Бена с Адой было не столь тесное. Лишь один общий родственник — Киаран — ее дедушка и его отец. Так что стоит ли на это обращать внимание, тем более если сам Уил вроде даже не против такого союза.
Однако не о союзе думал сейчас Бен. В таком расслабленном состоянии, в котором он находился сейчас, мысли могли быть об одном: как же было хорошо и как бы сохранить это ощущение подольше.
По-хорошему, перебраться бы сейчас в кровать, прижать к себе это сокровище, которое сидело рядом, и не отпускать пару дней, чтобы потом вновь обессиленными и истомленными жарким сексом еще несколько дней валяться в кровати, пытаясь прийти в себя.
- Не желаешь меня похитить и держать долго и продуктивно для обоих, м?
Рассмеялся. Ада прочитала его мысли. Хотя разве это удивительно? Она слишком хорошо знали и легко считывали друг друга. При таком партнерстве трудно что-то скрыть. Но Ада была умная девочка и не лезла в ту сферу, которая ее не касалась.
- Желаю, - озвучил собственные мысли Бен, поцеловав девушку в плечо. - На пару недель — как минимум. На какой-нибудь необитаемый остров.
Благосклонно предоставил свои колени, сцепил руки, не позволяя ей устраняться и вновь покрывая поцелуями ее щечку, шейку и ушко.
- Чтобы никто не смог помешать.
Да, он так хотел. Состояние блаженства заглушало попытки разума достучаться до исследователя. Не сейчас. Он подумает о проблемах рода после. Сейчас же он держал в руках сокровище и как порядочный скряга не хотел его отпускать, боясь, что кто-то перехватит, заберет и не вернет обратно.
Упоминание о первом разе встретил довольной улыбкой. Не собой он был доволен, а полученными ощущениями. Чуть нагнулся вперед, оценивая территорию и тот бардак, который окружал стол — маленькой островок в этом мире хауса, созданного ими совместно.
- И погром — один в один.
Шутка или провокация? Комплимент или это что-то большее: то, за чем скрывается море чувств и множество мыслей; то, что не передать словами, потому что по сравнению с ощущениями, все слова слишком банальны и просты.
Освобождение из плена платья встретил со вздохом облегчения.
- Обязательно подарю, - пообещал он, прикидывая, что это платье обязательно будет каким-нибудь простым, чтобы не пришлось с ним так долго возиться, разбираясь во всех этих крючках, потайных замках и прочих атрибутах женской одежды... На одном шнурке! Точно! Таком, чтобы раз потянул, а оно уже упало.
В мечтах об этом моменте он упустил, когда Ада спрыгнула с колен и захватила его руку. Однако тереться ею о ее щеку было не менее приятно, чем чувствовать близкое тепло сжатого в объятиях тела.
- Ну почему? - мгновенно стал серьезным. Слишком серьезным для данной ситуации. Но иначе и быть не могло. Слишком много воспоминаний и слишком много ограничений могли бы быть на их пути. И от того, что случилось сегодня, все стало лишь более запутанным. - Скажу. Это действительно была ошибкой.
Убрал руку, разорвав контакт. Теперь уже шага назад не сделаешь. Такое не забывается и после такого прежним дядей не остаются. Но готов ли Бен был вновь сделать шаг к женщине, начать выстраивать отношения, отгоняя призраков прошлого и свои страхи, такие осязаемые, что от них порой сводит все тело.
- Ошибкой, что мы не сделали это раньше,  - схватил за талию, прижал к себе и вновь уложил ее на все еще теплый стол. - Мы столько времени потеряли.
Нет, не правильно он так говорит. Не «мы», а «он». Он был слепцом, он трусливо бежал, когда Ада перед ним открылась.
- Я был идиотом, - признался он. - Но обещаю исправиться.
Коснулся пальцем ее губ.
- Чем займемся сегодня? Может сходит куда-нибудь пообе... даем.

Конец фразы проговорил под звон телефона.
Зарычал и уткнулся девушке в грудь, будто не желая слышать этот противный гудок коммуникатора.
В конце концов пришлось оторваться от Ады, свеситься со стола, чтобы ответить.
- Доктор Джонсон, извините, что беспокою, но это срочно.
«Умница, девочка. Как будто чувствует, когда надо звонить».
Однако это не озвучил, а лишь что-то промычал в трубку, разрешая говорить.
- До вас пытался дозвониться Игорь Цепеш. Говорит, что ваш телефон не отвечает. Я сказала, что вас нет.
- Хорошо.
Принял к сведению и сразу же забыл. Цепеш — на то он и Цепеш. Надо будет — все равно найдет, но позже.
- И еще пришли представители компании «Johnson & Johnson». У вас была назначена встреча. Они ждут в конференц-зале.
В 1950-году лаборатории Морригана помогли вывести данную родовую компанию, базирующуюся в Америке и специализирующуюся на производстве перевязочных материалов, в сферу фармацевтики. С тех пор сотрудничество продолжалось, обеспечивая обоим сторонам приличных доход.
Но только сейчас все это было неважно. Бен положил трубку. Пропустить встречу он не мог. Но так же он не мог сейчас вновь уйти, оставив Аду одну.  Один раз он такое уже совершил. Повторять совершено не хотелось.
Но как сказать об этом даме?