Первое, что Ада сделала, едва ее, наконец, освободили из чертовой, еще более ненавистной, чем сам Цепеш, комнаты, это сделала себе огромный, невыразимо яркий маникюр. С острыми, свежевыращенными, невозможно блестящими ногтями…. которые сломала сама же, себе же, рыдая от злости и тоски по всему, что было так резко и грубо сломано этой сволочью. Нет, не конкретно этой – всем этим родом, ненавидимым ею так глубоко и остро, что никаких сил справиться с этим не было. Она вернулась домой с новым, свежим маникюром, она отпустила всех, шофера, охранника, она послала по телефону разъяренных ее отсутствием режиссеров каких-то передач и собственного продюсера, она заперлась в своей квартире и методично крушила ее, разламывая, разбивая все, что попадалось под руку, не обращая ни малейшего внимания на снова напрочь испорченный маникюр, на новые синяки, порезы и царапины… Ей надо было выплеснуть куда-то все то, что чувствовала сейчас. По поводу гибели семьи, пусть не всей, до конца – но отца. Патриарха. Семьи, всей, к черту уточнения!!! По поводу свадьбы, подписанной чертовой бумажки, которая намертво привязала ее к тому, кого она никогда в жизни не желала видеть еще хотя бы секунду!!! По поводу того, что не может сейчас быть с единственным близким ей человеком, с дядей, потому, что он тоже был Вороном, чертовым Вороном, который заставил, вынудил ее, Аду, свою обожаемую женщину, подписать ту бумагу!!! Никогда в жизни она еще не ощущала свое одиночество, настоящее, аристократическое, гордое и холодное одиночество так остро, как сейчас. И никогда еще ее квартира не казалась ей такой маленькой и недостаточной для ее настроения!!!
Потом пришлось проваляться то ли в сне, то ли в горячке… На звонки не отвечала, видеть никого не хотелось. Однако и апатии, безразличия больше не было, нейтралитетом и не пахло. Сесть, поставить перед собой литр самого дорогого виски, положить рядом кусок льда, чтобы отгрызать и налить бокал колы – этого хватило на пару часов. И эти пару часов, как ни странно, стали решающими. Ада поняла множество очень полезных вещей, одна из которых светилась неоновым светом над головой, прямо в белоснежном потолке, резала и без того воспаленные глаза и доводила до ее сознания – «У тебя просто нет выхода. Ни-ка-ко-го. Никуда.» Все было так просто и легко на самом деле.
Во-первых, принять факт того, что отца у нее больше нет. Значит, нет не просто родного человека – с этим эгоистка-Ада еще могла бы смириться, поплакать, смириться. Нет того, кто мог прикрыть твою красивую задницу в любой ситуации, одно слово которого действовало лучше всякой крыши. Ну надо же. Когда он был жив, она всеми силами доказывала, что нахрен не нужен ей ни отец, ни его покровительство, что она сама, она – сама! И вот, как оказалось, самой быть плохо. Иногда – невыносимо плохо. А еще – очень опасно и…плохо. Во-вторых, принять факт того, что выходить замуж придется. Мало того, что Ада не желала выходить туда вообще. Но от осознания того, за кого именно придется выйти, воротило с души, поднималась та же черная, мерзкая злость и ненависть, и с этим ничего поделать было невозможно. Пока невозможно, потому что впереди оставались еще множество дней, за которые Ада надеялась просто не видеть его, не встречаться, не пересекаться. Увидеться на свадьбе, выполнить формальность и все. И снова забыть, как страшный сон! В-третьих, дядя. Об этом лучше было не думать вовсе, как и о своей напрочь загубленной стараниями гада-Игоря карьере, которая полетела к чертям собачьим. И смерть родных. И дядя. И снова свадьба… И истерика пошла по третьему кругу.
Наконец все удалось привести в норму, с трудом, с огромными усилиями, с невозможными травмами для собственной гордости и характера, но принять все. Да, у нее не было выхода и выбора тоже не было. Но она не была бы Ада Мор… Ада Джонсон, если бы взяла и просто так сдалась. Да, она выйдет замуж. Но это не будет браком, не будет никогда – всего лишь сделка, не более. Это было понятно и разумно, дядя мог бы ею гордиться, отец мог бы гордиться вдвое, не ожидая от нее таких дельных мыслей. Сделка – отличное объяснение происходящему. Нет, она не даст добить свой род окончательно, как бы не претила ей мысль выступать кубком чемпионов в данной ситуации. Плевать, она будет самым красивым и непревзойденным кубком, и все недовольные могу пойти и удавиться! Она лично поможет.
Если бы она знала, как нервничал ее потенциальный супруг перед этим выдающимся днем выдающегося знакомства с его выдающимся отцом, возможно, ее отношение к Цепешу-младшему немного изменилось бы. Но она не знала. Поэтому, недоумевая, на кой черт он вообще решился на такой идиотский и никому не нужный шаг, просто выбирала платье. Алое, похожее на широкий пояс? Красиво, ярко, модно. И конкретно убило бы любого отца любого рода. Ада мстительно усмехнулась, с сожалением откладывая платье. Не то…
«Сделка, сделка. Спокойно, милая. Всего час-другой, и ты снова будешь свободна. Потерпеть, это ж фигня какая. Ты терпела еще не то, когда брови выщипывали!»
Тщательно, пуритански, в духе самого высокого стиля и такой же моды прилизанные светлые волосы, ни единой выбившейся прядки. Практически полное отсутствие макияжа, холодные голубые глазищи под пушистыми светлыми ресницами удивительной длины, единственное пятно на белоснежном лице – ярко-бордовая помада на высокомерно поджатых губах. Гордая посадка головы, вздернутые брови, точеная ножка в прорези нежно-синего, тактично переливающегося платья в пол, открытая линия спины, идеальная осанка. В зеркале Ада себя не узнала.
«Сделка! Не больше, расслабься, в конце концов, считай это необременительной игрой! Что тебе, слабо поиграть в такую вот заснеженную стерву разик, чтобы его отец успокоился и благословил???»
Судя по реакции Цепеша, тот ее тоже не узнал. Молча кивнула в ответ на приветствие, на редкость вежливое и адекватное. И удивленно обернулась, уже усаживаясь в машину, услышав, что он…извиняется???
- Да что ты говоришь.
Только что красиво очерченные губы превратились в бордовую нитку. Ада не простила. Но удивилась, слегка сбилась с нехорошего настроения, в котором смешивались и злость, и горечь, и желание показать себя, и понимание, что делать этого не стоит ни в коем случае. И нервозность, вполне понятный сквозь всю эту мишуру глубоко укоренившийся в сознании страх перед Патриархом. Последнее злило больше всего!!!
- Не стоило мне напоминать этого еще раз.
Процедила сквозь стиснутые зубки, отворачиваясь к окну, принимаясь прилежно считать до десяти. Потом – до ста. За молчание до самого их родового гнезда испытала даже что-то вроде благодарности, поэтому вышла, аккуратно придерживая край платья, не оглядываясь и не проявляя к окружающей роскоши ни малейшего интереса, все так же молча прошла сначала за Цепешем, потом церемонно вошла впереди него… И медленно, очень медленно подняла глаза на того, кто стоял перед ней и кого следовало…. как минимум прилично поприветствовать.
«Здравствовать ему я не желаю. Помнить, кто он? Тогда и ты не забывай, кто твоя невеста. Ладно, все, сделка, Ада, сделка!»
- Рада видеть вас.
Изобразила что-то вроде полупоклона и внезапно стиснула острыми ноготками руку Игоря, умело скользнув своей в его локоть. Более совершенной пары сейчас просто невозможно было себе представить. Отвела глаза, рассматривая что-то на ближайшем столике, понимая теперь, что такое Патриарх – и не ее отец.
«Думаю, встреча состоялась, и нам пора по домам. Слышишь, Цепеш??? По домам! Можно даже к тебе. Только не здесь больше!»