КГБ [18+] |
С благодарностью за неоценимый вклад в развитие форума,
идейному вдохновителю и главному спонсору проекта.
Спасибо за поддержку! (:
Спасибо за ваши бесценные идеи, активное участие в жизни форума и помощь в развитии проекта!
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » КГБ [18+] » Осень 2066 года » [25.10.2066] Здравствуйте, я ваш дед.
Время: 25 октября 2066 года.
Место: роща где-то в Канаде, около полуночи.
Действующие лица: Этайн, Хагард.
Описание ситуации. Явление Хагарда благодарному народу в лице Этайн, с последствиями. Выяснение родословной, пылкие речи и... при чем тут призраки?
+10 ZEUR начислено всем участникам эпизода.
Лес ночью превращается в пугающий загадочный мир иллюзий, особенно если рядом полыхает костер: удлиняются и сгущаются тени, принимая причудливые очертания, раздаются в тишине шорохи и звуки шагов, мир сужается до очерченного пламенем круга света, за который редко отваживаются ступить, считая костер маяком спокойствия и благополучия. Для Этайн же лес никогда не казался страшным, он и не был таким, но она всегда разводила на ночь костер и в неверном свете пламени чистила оружие — нечто вроде традиции и маскировки, как бы абсурдно это ни звучало. Путник у костра вызывает меньше подозрений, чем шляющаяся ночью по лесу женщина, держащая меч наголо и готовая броситься на тебя в любую секунду. Конечно же, подойти хотелось к первой, да и огонь всегда манил незадачливых путешественников.
«Можно назвать мою вылазку каникулами. Как, черт возьми, можно за два дня умудриться так поездить мне по мозгам, чтобы работу и вполне реальную угрозу своей жизни я восприняла как отдых?! У него талант».
Сегодняшним утром озабоченный монарх, недоверчиво косясь на полукровку, как бы в воздух поведал о том, что «ходят слухи... в лесу... разведать...». Половину страстного монолога она прослушала, зевая и нянчась со своим драгоценным мечом, но основную суть уловила: где-то в лесу, возможно, есть эльфы, и их нужно кому-то пойти искать, но факт наличия тех самых эльфов — нечто эфемерное, подслушанное у кого-то, Трандуил даже не упомянул, у кого. В тот момент девушка расцвела: можно вполне законно сбежать из дворца, погулять по близлежащим лесам-долинам-рощам около полутора суток и, вернувшись, развести руками, мол, слухи — они такие, им не всегда верить надо, но если что-то такое еще кто-нибудь подслушает, она с удовольствием пойдет проверять.
«Я с того самого вечера не была здесь».
Спину все еще саднило, и уродливый шрам наверняка останется напоминанием ее самой грубой ошибки, требованием впредь быть еще более внимательной, чем прежде. А еще — позором. Она выжила там, где выжить было невозможно, убежала, спасая свою жизнь, бросила тех, кто с ее помощью мог спастись, скрыться в лесах, она, в конце концов, могла отвлечь погоню или подкрепление. Она должна была остаться там. Но не осталась. Удрала, еле живая, и подсознательно предпочла забыть это, чтобы не просыпаться посреди ночи от кошмаров. Она уговаривала себя все это время: живой она сможет, еще обязательно сможет сделать больше. Но точно знала, что свой самый главный шанс уже упустила, и больше такой возможности может и не быть.
«У меня даже нет рода, чью честь я могу запятнать. Глупо жалеть о том, что уже сделано. Я же жила по этому принципу столько лет! И все равно гадко. И даже прощения не у кого просить. Я даже не знаю, остался ли кто-то жив!»
Костер успокаивающе потрескивал, даже осенний ночной холод не досаждал попытками забраться под кофту, все вокруг как будто замерло, даже привычные шорохи-шелесты затихли, как если бы все ночное зверье обходило небольшую полянку посреди рощи стороной. А Этайн сидела, наклонив голову и сгорбившись, держала на коленях обнаженный клинок и наблюдала за отблесками пламени на лезвии. С того момента, как ее выпустили из клетки, она еще не оставалась одна, у нее не было возможности окунуться в воспоминания, заново услышать лязг сталкивающихся мечей, выстрелы, стоны боли и вездесущий, сводящий с ума запах крови.
«Я уже обещала, кажется, что сделаю все возможное... глупо, черт возьми, все глупо! Я привыкла всего лишь убивать, из меня не выйдет лидера. А помочь мне... некому».
Впервые в жизни полукровка так остро почувствовала свое одиночество, впервые ей захотелось иметь кого-то близкого, чтобы задать ему правильные вопросы и получить правильные ответы. Но она была совершенно одна в этом мире.
«Впору падать на землю и рыдать о своей бренной жизни. Серьезно? Пора ложиться спать, иначе совсем утону в депрессии. И откуда она только взялась? Гадость какая!»
Отредактировано Этайн (01.02.2016 15:34:21)
Он шел через горы, реки и леса, залитые лунным серебром, и шаг его быстрее ветра, и ни одна травинка не сломалась под призрачной стопой. «Где-то здесь, совсем рядом…» - Хагард торопился успеть, оборачиваясь то зверем, то птицей, бросая на землю пугливую тень, исчезающую раньше, чем ее мог бы кто-нибудь заметить.
- Хаген. Финдабайер. Моя кровь в ваших жилах. Мои помыслы только о вас. Отзовитесь же! Хаген! Финдабайер! – слова отдавались в чаще поскрипыванием сухих ветвей и уханьем ночных птиц, и тонули в тишине осторожного леса.
Друиду казалось, что его сердце выскочит из груди. Он закрыл глаза и перестал существовать, но сейчас он был здесь, в этом мире, и смутно помнил о том, как блуждал в кромешной темноте в поисках Садов Дану.
Отступник. Преступивший законы, написанные рукой Дану. Сжигающий священные рощи. Призвавший Дикую Охоту. Заглянувший во тьму смерти и безрассудно окунувший туда обе руки по самые плечи.
Хагард кричал, а запоздало-зеленые листья покрывались инеем, схваченные студеным морозом, хотя время зимы еще не пришло. Он взывал к Дану, а духи леса спешили покинуть то место, где стоял призрак мертвого друида. Он вернулся в мир живых, но вокруг него не было жизни. Смерть все так же следовала за ним попятам.
И тогда друид вспомнил: «Хаген. Финдабайер… Моя кровь в ваших жилах!..» - тень черной птицы, взметнувшейся в небо, пошла зыбкой рябью, растворяясь в лунном свете.
Молодая, полукровка. Ублюдок, выродок. Поганое отродье, выродившееся в результате союза остроухой шлюхи и клыкастой мрази. Хагард молча смотрел поверх робкого пламени на сидевшее у костра существо и больше не слышал зова, что привел его сюда. Поморщился, не торопясь показываться из своего укрытия в темноте переплетенных ветвей. Существо было женщиной. Молодой, не успевшей выносить ни одного ребенка. «Оно и к лучшему, - устало подумал Хагард, не чувствуя обычно ярости, - Нечего плодить ублюдков.»
Если бы он был жив, то непременно убил бы эту насмешку над гордостью Детей Дану, но теперь в нем не было прошлой злости. Только затухающая горечь, щемящая сердце. Он не нашел никого из своих детей, хотя, подобной Лунной Волчице из детских сказок, обошел все леса и звал их на разных языках.
«Может, и они уже мертвы?..» - и от этого стало невыносимо больно.
Друид рухнул на землю камнем, снова оборачиваясь из черной хищной птицы в себя самого.
- Кто ты? – встряхнулся, поднимаясь и не сводя внимательного взгляда с полукровки. Он чувствовал в ней что-то, чему не мог дать названия, чего пока не мог понять, и это подкупало на разговор.
- В тебе слились две разных крови. Детей Дану и пиявок. Как твое имя, выродок? – буднично спросил друид, подходя к огню и усаживаясь на поваленное дерево напротив полукровки. Он больше не слышал зова, а значит, придется задержаться здесь, и почему-то Хагард знал, что до рассвета у него есть время на разговор.
- Что ты делаешь здесь? Знаешь ли ты, что сидишь на месте увядшей священной рощи? Будь в ней еще сила, ты бы осквернила ее своим присутствием, а я бы перерезал тебе глотку за это.
Хагард негромко засмеялся, по-привычке снимая с пояса флягу и делая долгий глоток. Ему показалось, что он смог почувствовать вкус настойки, словно этой ночью, до рассвета, он снова был живым, а не призрачным духом, мечущимся по землям остроухого народа в поисках своих детей.
Отредактировано Хагард (09.02.2016 20:30:33)
«И почему каждый встречный считает своим святым долгом сообщить мне о моем происхождении? А этот еще и фанатик. Понятно. Попался на мою голову. И откуда только? Сперва фальшивый монарх с надломленной жизнью, теперь еще это горе. Богиня, опять ты развлекаешься?»
Она даже не заметила, в какой момент эльф появился: еще секунду назад поляна была пуста, мерно потрескивал костер, и деревья слышали только ее собственное дыхание, а потом появился этот странный гость. Как будто упал с неба, по-свойски отряхнулся и уселся на поваленный ствол. Обозвал, живописал ее возможную смерть и теперь пьет, смеясь над своими словами, а может быть, над сидящей напротив полукровкой — как над очень хорошей шуткой. И тут же грудь обожгло невыносимое желание вскрыть этому нахалу глотку — одним движением, самым кончиком меча. Заставить захлебнуться в своей поганой крови, навсегда взять произнесенные слова обратно, унести с собой в могилу, как делали многие до него.
«Сегодня такая хорошая ночь... Почему бы ей не остаться такой до рассвета? Я же так не люблю сюрпризы».
Злость прошла так же, как и появилась, оставив после себя горький след на языке, Этайн даже поморщилась и вздохнула, водя ладонью по лезвию клинка — этот привычный жест успокаивал, металл холодил кожу, как бы уговаривая: подожди немного, поговори. Незачем портить ночь, которая еще не перестала быть хорошей. Этот странный гость ведь не напал, он даже не нагрубил — просто сказал правду, какой ее видит, потому что называть ее соплеменницей было бы очень глупо, да и звучат эти слова намного обиднее того самого «выродка».
- Не тебе меня судить, эльф. Не тебе и не твоему народу, - девушка медленно прячет меч в ножны, слушая тихий шелест лезвия, и кладет оружие по правую руку от себя. Еще один привычный жест, дарящий странно приятное чувство защищенности. - Я шла на войну вместо них, пока они прятались в свои норы и тряслись от ужаса перед упырями. Я одна подняла меч против отряда кровососов, когда они пришли за кучкой твоего народа, и это я, выродок, дралась, пока эти трусы безропотно давали запихнуть себя в клетки, - к сожалению, едва обработанная и грубо заштопанная рана открылась слишком рано, парализовав руку и спину. Она бы смогла отправить на тот свет еще нескольких, да она и пыталась. Трудно воевать, когда глаза застилает кровавой пеленой, но она смогла и это. Пока силы окончательно не ушли, пока ее просто не взяли числом, пока не задавили, чудом не наделав дырок в парочке жизненно важных органов. - И у меня есть все права находиться здесь, эльф. Потому что я сделала во имя Богини гораздо больше, чем эти трусы. А после смерти... я не претендую на милость Дану, она всегда обходила меня стороной, - полуэльфка криво улыбнулась и подбросила в костер ветку, очень медленно подняла взгляд на незваного гостя.
«И почему я ему рассказываю? Не поймет. Не оценит. Как и все они, готовые убить меня, но скулящие от ужаса перед лицом любого из упырей. Нет больше воинов среди эльфов».
- Лучше быть выродком, чем принадлежать к расе трусов, - некому услышать ее боль в голосе, только костру и окружающим поляну деревьям — она сейчас обращается не к пришедшему в ночи эльфу, а к самой себе. - Когда-то эльфы были великим народом. Но они погибли, - голос ломается, и Этайн горбится, укладывая руки на колени и глядя в огонь. - Осталось только попрятавшееся за их спинами отребье. И я не хочу быть такой же.
«А я когда-либо могла думать, что смогу стать одной из? Война сломала многие жизни, многие судьбы, многие души. Она сделала из лесного народа рабов, собранных в ничтожно маленькой резервации. А я всегда была одна. И теперь это хорошо».
- Можешь звать меня Этайн, - в этом имени ничего нет, нет той силы, которую вкладывает в имя мать, только странные ассоциации старого отшельника, увлекшегося когда-то мифологией. И это тоже хорошо — все, что было у нее от матери с отцом и что она могла отбросить, она успела выкорчевать, забыть, выбросить. - А тебя как звать, эльф?
- Э-тайн… - повторил Хагард следом за полукровкой и сделал еще глоток из своей фляжки, вольготнее располагаясь на дереве. Здесь была его территория. Его лес. Его сила после смерти никуда не исчезла, и чем дольше он находился здесь, у костра, тем дальше видел – на север, юг, запад и восток от этого места. Духи нашептывали ему о порывах ветра в высоких кронах и шелесте трав под ногами чужаков: «Я был здесь, когда-то давно.»
Друид провел рукой по лицу, скидывая наваждение и возвращаясь к разговору. Открыл было рот, но замер, и снова, уже медленнее, провел ладонью по лицу, удивляясь, что теперь оно лишенное морщин, не сухое и не похожее на кору дерева наощупь.
- Гволкхмэй мое имя.
В эту колдовскую ночь, в месте ушедшей силы, посмертие играло с ним. Оно позволило ему вернуться в мир живых и дало лицо из далекого прошлого, когда его волосы еще не были седыми, как снег. А раз так, то и он может поиграть с этой полукровкой, в чьем голосе звенела та же ненависть, чьи глаза полыхали той же неистовостью, в чьих руках было оружие, которое она пустит в ход не задумываясь.
«Дура-девка!» - хмыкнул Хагард, сщурившись от рыжеватого всполоха пламени, отразившегося в отполированном лезвии. Старый друид всегда относился к женщинам-воинам пренебрежительно.
- И где же ты воевала, Этайн? Была бы ты у Мёртвых Валунов? Дошла ли ты до людского города, где Истинные Дети Дану явили свой гнев, призвав себе в союзники Дикую Охоту?..
Хагард говорил негромко, не чувствуя силы и жизни в своих словах. Они были пусты, как выгнившие желуди. Они были бессмысленны и не могли вернуть к жизни всех тех, кто пошел за ним. Жалел ли он об этом? Уже нет. Что сделано, то сделано, и пророчество было исполнено.
- …от особняка кровососов, когда кровь Истинных Детей Дану еще не окрасила небо алым.
Хагард смотрел на полукровку, что ненавидела оба народа, дочерью которых была, одинаково яростно.
- Я был у Мёртвых Валунов, где проиграл бой Доминик Цепеш. Я видел их путь. Тех, кто называл себя Истинными Детьми Дану. Я прошел его вместе с ними. Они закончили немногим лучше этих «трусливых тварей». Мой народ…
Друид насмешливо фыркнул, не сводя внимательного взгляда с Этайн.
- Где ты родилась? Ты можешь не помнить мать, не знать отца, но где ты провела свою юность и как получилось, что ты смогла выжить? Я резал таких, как ты, в утробах матерей, вспарывал их огромные животы и топтал комки плоти, что вываливались из их поганого нутра. Но я слышал, что на юге те, кто смели называть себя Детьми Дану, поступились многими заветами предков, прибывших с далеких земель. Так ты с юга, раз смогла дожить до своих лет? На севере тебя бы убили – мой народ или лютый холод.
Вьются, вьются нити судеб под умелыми руками Богини, переплетаются, складываясь в вязь узоров, держатся друг за друга крепко, не распадаясь. Он должен был что-то увидеть здесь, иначе посмертие не привело бы его к этому костру.
- Не проливай кровь, - негромко произнес Хагард, - Сила ушла отсюда. Но то, что спит глубоко под землей, до сих пор, не простит кровопролития здесь.
Ночь становилась все гуще. Вязкая, как черный омут.
«Хорошее имя. Таким можно гордиться».
Полукровка чуть заметно улыбнулась и качнула головой, показывая, что услышала. Она не смотрела сейчас на пришельца, предпочитая разглядывать костер, - в эту ночь будет спокойно и тихо, так спокойно, как не было ни разу до этого. То ли потому, что они все еще на священной для лесного народа земле, то ли просто из-за того, что ночь сегодня действительно хорошая. В такие ночи не принято убивать, в такие ночи случаются чудеса. Но может ли такое произойти с ней? Она давно не считает себя достойной даров богини, она отреклась от собственного счастья, она намеренно раз и навсегда связала себя с болью и кровью, чтобы утопить дикое, неестественное желание чуда в чужих смертях. Но сегодня почему-то не получается заглушить болезненную надежду — а вдруг?! И кажется, что сердце сжимает чья-то невидимая рука — не сильно, не до боли, но от предвкушения. Неужели сегодня, впервые, единственный раз случится так, что ей подарят нечто неописуемо ценное?
«Вряд ли... вряд ли. Перестань уже надеяться, а? Это выглядит глупо и жалко. Не тебе получать подарки судьбы и любовь богини. Глупая девчонка...»
- Небо в ту ночь окрасилось кровью лесного народа, эльф, - незачем называть имена, они будут звучать глупо. Так ей кажется, поэтому она произносит необидное «эльф», сухое, как прошлогодний листик, спрятавшийся между книжных страниц. - Я помню, как вы пришли — но опоздали. Род упырей уже был уничтожен, но вы не сочли это благородным поступком, да? - ей даже не обидно. Она давно знает, что так и должно быть, что ее жизнь не оценят, ее не похвалят за поступки, ей не скажут «спасибо». Но ведь ей это и не нужно — она сама выбирает путь и поступки, сама выбирает, куда свернуть на каждом новом перепутье. Поэтому голос все так же ровен и тих, не дрожит больше в нем та ненависть и обида, что прорвалась случайно пару минут назад. - А я не пошла с вами дальше. Незачем было.
Они вызывали Дикую Охоту, чтобы победить, но все равно проиграли. Они ненавидели, сражались, убивали. И проиграли. Даже несмотря на то, что эльф говорит — Доминик Цепеш проиграл. Но он-то до сих пор жив, этот проклятый упырь, а все дети Дану — мертвы, и некому, незачем их хоронить. Так в чем же был смысл?
- Значит, ты пропустил мою мать, - Этайн наконец-то поднимает голову и смотрит в глаза незваному гостю. - Я была рождена на севере, до меня не успел добраться мороз, а твой народ нашел меня слишком поздно, чтобы суметь убить. А может, я просто пригодилась им, чтобы стать их цепным волкодавом. Кто знает? - она усмехается и пожимает плечами, продолжая смотреть в чужие глаза. Без злобы, без сожаления, без насмешки — спокойно и устало. Она уже не скрывает того, что усталость стала ее тяжким бременем, и ничто не способно ее развеять, снова подарить смысл странной жизни, брошенной полуэльфке богиней не иначе как в насмешку.
Здесь и сейчас происходит что-то удивительное, небывалое, и кажется, что гордая женщина вот-вот готова раскрыться странному, непрошеному незнакомцу. Он бросает слова, выплевывает их, он рассказывает, как убивал таких как она, а она не считает его врагом, в ее душе впервые нет и следа привычной ненависти. Она сидит, чуть сгорбившись и сложив руки на коленях, смотрит на эльфа через костер и не думает ни о чем. Ушли те сожаления, что терзали ее совсем недавно, пропало чувство вины, из-за которого ей снились мертвые тела и горящий особняк. Осталась только ночь, затянутое тучами вязко-черное небо и круг света от жаркого ручного пламени.
- Зачем? - Этайн и правда удивляется. Зачем ей хвататься за оружие и убивать сегодня? Она слишком удобно устроилась, чтобы вскакивать и махать мечом, она уже навоевалась, хватит на сегодня. - Сегодня слишком хорошая ночь, чтобы ее портить. Мне приятно просто сидеть здесь. Не думаю, что мне будет так же приятно, если придется... - она не договаривает — ее гость и сам может додумать несказанное, так что она просто закрывает глаза и опускает голову ниже, прислушиваясь к шелесту листвы.
«Скоро выпадет снег. Густой, непроницаемый. Люблю лес зимой».
- Зачем?.. – Хагард наклонил голову, наблюдая, как Этайн оглаживает клинок. Ему казалось, что из сполохов пламени рвется в реальность далекое прошлое, которого он не помнит. У странствующих духов, которым нет хода в Сады Дану, его нет – ни будущего, ни прошлого. И весь ужас этого проклятья вечность блуждать рядом с миром живых, не смея заглянуть в него. Но он, Хагард, не просто заглянул, а вновь стал его частью на эту ночь.
- Сюда идут. Двое.
Друид потер ладони – ему казалось, что он чувствует холод. Странная, колдовская ночь… Отчего так? Что за силы открыли врата между мирами? Но раз, по воле Дану, подобное произошло, то почему бы не попробовать открыть их еще шире?
Черные мысли, как густые тени в глубине леса. Тревожно зашелестели, зашумели, пугая птиц: «Осторожно, Хагард-призвавший-Дикую-Охоту!.. Ты уже ходил по этому пути!» Хагард замер, вслушиваясь, но наваждение исчезло. А лицо сидящей напротив, озаренное неровным светом пламени, показалось знакомым.
- Хорошая…. Ночь. Но можно сделать ее еще лучше. На твоих руках много крови, остроухая волчица. Для чего ты убивала? Что бы стать еще сильнее? Что, если я дам тебе силу в обмен на простое соглашение между нами?..
Он уже видел эти глаза.
Он видел эти скулы.
Он слышал этот голос.
Он не помнил имени той, с кем когда-то давно провел несколько ночей вместе.
- Как звали твою мать?..
«Нет, вряд ли мать. Кровь-через-поколение, не прямая,» - друид поднялся, подходя ближе, и остановился в половине шага от Этайн. Вблизи сходство казалось поразительным. Как он мог не заметить раньше? Видящий Хагард, Знающий Хагард – почему Богиня отняла ладони от твоих глаз только сейчас?..
Друид сел рядом с полукровкой.
- Убери меч. Не обнажай оружия, если не хочешь его использовать, - проворчал древний, - Или этому тебя не учили, цепная волчица с севера?.. Сила стали – единственная сила, что ты знаешь. Которой ты владеешь. Ту, что можешь сжать обеими руками. Другому тебя не стали бы учить. Полукровку. Ублюдка. Цепную волчицу.
Хагард смотрел в огонь, и ему не нужно было поворачивать головы, что бы знать, что делает Этайн в этот момент. Духи леса были его глазами и ушами. И сам он был духом.
- Не стали. Но ты могла бы… Наверняка.
Если то, о чем шептало иссиня-черное небо - правда, то Этайн не могла не обладать хоть какой-то частью силы Хагарда. Пусть время, когда ее можно было научить, уже безвозвратно упущено.
- Скажи, цепная волчица с севера, убила бы ты за большую силу, чем обладаешь сейчас? – друид повернул голову к этой странной полукровке, позору рода Дану, с интересом вглядываясь в знакомое лицо.
Он искал Хагена или Финдабайер, но нашел… лишь это. Эту… Никто не помешает ему исправить ошибку далекого прошлого, которую он допустил. Ошибку, которая благодаря причудливому узору, сотканному Дану, привела его сюда в эту ночь.
Этайн смеялась громко и счастливо, от души, запрокинув голову к звездному небу и плотно зажмурив глаза, на которых уже выступали слезы, смеялась и не могла остановиться, смеялась не над сказанным, а потому что все было совершенно не так. Вокруг нее вилось столько слухов, что иногда она и сама путала их с реальностью, а часть породила сама, чтобы не цеплялись, боялись, сторонились. Она привыкла поступать так, как считает нужным, привыкла, что указывать ей уже давно никто не имеет права, что у нее есть меч и жизнь, и что больше ей ничего не надо. Но сегодняшний разговор... она очень редко слышала подобное, но каждый раз такие слова приносили ей настоящую радость, ни с чем не сравнимую, живую, теплую.
- Ты говоришь глупости, эльф! - девушка смахнула слезы и убрала меч на тощий рюкзак, чтобы не нервировать подошедшего непозволительно близко незнакомца. Она ничего не имела против — посидеть вот так, бок о бок с кем-то у костра, было настоящей редкостью, обычно места возле нее пустовали, если собиралась община. А этот не боится, не брезгует. Хотя, кто знает. Но сегодняшняя ночь, она верит, не позволила бы пролиться чей-то крови, пусть даже и из светлых побуждений, из веры в Богиню, из желания очистить этот скверный мир. - На моих руках столько крови, что можно было бы наполнить озеро, это правда. Я убивала жестоко, кроваво, одинаково безжалостно. Это все правда. Меня ненавидят не просто так, меня пытались запереть в клетку не просто так. Но, - она помедлила и повернула к мужчине голову, чуть прищурилась, ловя смазанные ночью черты лица взглядом, улыбнулась, - но ни разу я не убила, желая силы. Это только в играх можно возжелать силы, убить и обрести могущество, - удивительно небо над темным лесом, оно наполнено звездами так, что им уже нет места, они тесно жмутся к маме-луне, как перепуганные утята на первой прогулке. - В жизни сила стоит кропотливых тренировок, усердия и времени. А чужая смерть — это всего лишь подтверждение того, что ты стал чуточку сильнее, обрел возможность победить врага, когда-то пугавшего тебя своей мощью. Поэтому, эльф, - она медлит, вспоминая свои победы и поражения, опускает взгляд в костер, - я не буду соглашаться и не стану убивать ради силы. Причины лишить кого-то жизни глупее я еще не знала.
Она не будет говорить этому странному гостю, что уже давно живет не единой силой своего меча, что теперь она умеет погружаться в лес, сливаться с ним, дышать и жить им — ни к чему кому-то знать, насколько тесна и интимна ее связь с древнейшим живым существом этой чертовой планеты. Да и не гордится она этим, не привыкла, что силой можно кичиться, пусть даже и такой. Поэтому она лишь усмехается на замечание о стали и довольно жмурится — еще никто не называл ее волчицей, настолько уважительно, настолько... чуждо ей.
«Двое, да? Пускай. Ночной костер объединяет даже врагов, такое бывает. Не стоит волноваться из-за таких мелочей».
- Я не знаю, как звали мою мать. И спросить уже, - она криво усмехается, морщась и отворачиваясь, - не у кого. Я не знаю, откуда я родом и кто та дура, которая согласилась меня родить и сдохнуть за это. Теперь я даже не найду то место, где ее когда-то сожрало лесное зверье. А недавно сгорел и мой отец, - насчет этого она не ошибалась — в Канаде правили только Рейли, только их ублюдки могли породить на свет полукровку, которую, как говорили, родить было невозможно. Только этот род мог подарить еще не родившемуся ребенку столько ненависти и жажды чужой крови. - И я рада, что приложила к этому руку. Потому что я тоже не желала такой жизни, но меня, - еще одна кривая усмешка, - никто не спрашивал.
«Но если кто-нибудь посмеет попытаться отобрать ее у меня, я перегрызу ему глотку и брошу подыхать. Чтобы все знали, что я буду драться за себя — всегда, что бы ни случилось, где бы я ни была. Пусть меня считают бешеной псиной, пусть ненавидят, но пытаться убить... Ха!»
Этайн качнулась и оперлась руками о ствол позади себя, чуть повернула голову, чтобы разглядывать незваного гостя. Он был не таким, что-то в нем дышало холодом, кричало о том, что он не принадлежит этому миру. Но в такую ночь, в таком месте возможно было все, поэтому она просто смотрела, кожей ощущая жар потрескивающего костра, вдыхая запах чистого леса, куда она не смела ступать, но где находится по праву.
- Так кто же ты такой? - вопрос срывается с губ неожиданно, заставляя запнуться даже ее саму.
- Кто я такой?!. – Хагард расхохотался, и смеялся долго, над глупым вопросом, над черным небом и безликой луной в нем, - Кто. Я. Такой. А ты, кто такая ты – знаешь? А, ответь мне, цепная волчица с севера!
Разумеется, она не знала, откуда берет начало ее род, кем была ее мать, как и имен бесчисленного сомна предков, стоящих за каждым из живых остроухих. И за этой полукровной сукой в том числе. Как хорошо, что такие, как она, не плодились! Хагард с интересом уставился на девчонку, которую уже не называл иначе, чем цепной волчицей. Он видел в ней непримиримое упрямство и желание самой стоять на ногах, крепко, как стоят молодые дубы, что не могут согнуть самые сильные и страшные ураганы.
- Скажи, волчица, знаешь ли ты, зачем мы проводим наши ритуалы и совершаем подношения Богине? Есть другая грань этого мира, и она не в твоей стали и не в руках, которыми ты сжимаешь свой клинок. Она – в отражении металла, во всполохах огня и шелесте птичьих перьев. И этой силы просят, когда друид оставляет остальных за пределами священной рощи. Этой. Силы. Незримой. Что всегда рядом. С нами.
Хагард глубоко вздохнул, и на его лице обозначились морщины. Древний выцветал, становясь тем же, что был последнюю сотню лет. Сухим стариком по меркам эльфов. Изменения были плавными и стремительными.
- А раз она рядом, волчица, раз она, эта сила – в крови каждого из нас. То нужно ли ее просить или нужно только обрести смелость, что бы протянуть руку и взять дарованной нам Богиней с рождения?..
В своем упрямом отрицании традиций снежного народа Этайн, сама того не подозревая, была ближе к первоистокам остроухих. Тем, что остались на другом берегу. Те эльфы не просили о силе. Они брали ее, как берут меч, когда того требует необходимость, и вкладывали заточенный клинок обратно в ножны, когда вновь наступало мирное время.
«Не ослепленная жадность. Не ведающая, кто ее мать. Не имеющая право на жизнь…»
Хагард поднялся, медленно поднимая руки к небу. Лес ответил ему встревоженным гулом, а древний уже смотрел дальше, вглубь его, и под ногами тех, кто шел к поляне, тропа завихляла под неслышными шагами остроухих, направляя их совсем в другую сторону – туда, где бесцельно блуждают вставшие не на ту тропу, пока не умирают от голода и жажды.
- Иной меч, - помедлив, произнес Хагард, - Следует взять только потому, что в других руках он будет служить злую службу. Но раз ты далека от зла, то я сделаю это сам. Иди за мной. Я хочу сделать тебе подарок, цепная волчица, пришедшая с Севера. Ты, кровь от крови моей в прямом родстве. Я не знал твою мать, но я читаю в тебе ту, что делила со мной ложе и понесла от меня. А после разродилась, и твоя мать была ее дочерью.
Он уже не думал о том, что бы убить этого выродка. У Хагарда были дети. И дети их детей топтали эту землю, но по велению Богини сегодняшней ночью его поиски привели его к полукровке, что не должна была жить.
- Меня знают как Знающего, Видящего, Помнящего Хагарда. Я вел истинных Детей Дану в последний бой, а впереди нас шла Дикая Охота. И мы собрали славную жатву во имя Богини прежде, чем…
Друид покачал головой, не договорив, и развернулся в сторону казавшейся непроходимой лесной чащобы.
- Иди за мной, Этайн. Сегодня колдовская ночь, но она не продлится вечно. А я хочу сделать тебе подарок прежде, чем мой путь будет продолжен.
Отредактировано Хагард (26.05.2016 12:58:02)
У Этайн не осталось сил удивляться, она просто жадно смотрела в глаза странного незнакомца, все четче понимая, что теперь... теперь что-то изменилось. Где-то Судьба, неохотно скрипя заржавевшими шестеренками, меняла ее дорогу, перекраивала прошлое, порождала нечто новое и пугающее. И дело было не в том, что ей рассказывали о самом сокровенном, о знании, утерянном богиня знает сколько времени назад, о Силе, извечно идущей бок о бок с лесным народом, о возможностях, открывающихся после обретения подобной мощи. Это все — потом, она подумает об этом позже, не так это важно. То, что заставило ее растерять все мысли, прозвучало как бы мимоходом, совсем не как признание, как будто это не касалось ее вообще — так рассказывают о далеких родственниках, уже давным-давно умершим где-то за океаном.
«...прежде, чем нас всех уничтожили, всех, поголовно, не жалея и не щадя. И ты был там, ты и правда не мог не быть там, даже я слышала о тебе, Знающий Хагард. И ты и правда умер. Там, от руки кровопийц. Возможно, мне не стоит так волноваться — в моей жизни ничего не изменилось, нет у меня живых родных, все убиты руками моих злейших врагов. Тогда почему у меня дрожат руки?»
Она с силой провела ладонью по лицу, стирая паутину чуждых ей эмоций, унимая дрожь и невольно прислушиваясь к дикому сердцебиению — еще чуть-чуть, и перехватит дыхание. Еще немного, и она готова будет презреть себя и позволить выступить горьким слезам. Если бы не удаляющаяся по тропинке фигура резко изменившегося, постаревшего, представшего в своем обычном облике эльфа, одного из сильнейших и опаснейших, того, кого боятся даже вампиры, кого ненавидят и уважают. Такой же с самого детства хотела стать и полукровка, и сейчас, быстро шагая следом за Хагардом, она понимала, что не ошибалась. Еще ни разу не ошибалась. Потому что, стоило случиться хоть одной ошибке там, в прошлом, и нынешняя она уже была бы мертва. И не потому, что не смогла бы победить в стольких же битвах, нет — просто Знающий не посчитал бы ее достойной настолько, чтобы оставлять такое отродье жить.
- Мы еще не раз встретимся... Хагард, - она сунула руки в карманы и аккуратно шагала за своим проводником, стараясь не думать о том, что заросли настолько густые, что уже давно должны были изорвать ее до мяса. Сегодня не стоило удивляться таким... банальным вещам. Ее ведут к Силе. Ведет вперед призрак эльфа, не доделавшего при жизни одну очень важную вещь. И не просто призрак. Не просто эльф, жаждущий стереть в прах всех кровососов. Ее родной дед, кровь от крови.
«Не открывай рот, не говори ничего. Не смей, ты же умная девочка. Не вздумай даже...»
- Мне нужна твоя помощь.
«Твою мать, Этайн!»
Пришлось сжать кулаки и больно закусить губу. Она умела портить все, абсолютно все, что считала дорогим себе. Поэтому она отучилась любить и ценить что-либо кроме меча и собственной жизни. Но сегодняшняя ночь поразила своей удивительной необычностью, сделала такой подарок, дороже которого у полуэльфки не было ничего и никогда. И теперь она разрывалась от желания попросить помощи, совета, ухватиться за тот маленький шанс, о котором она мечтала с тех пор, как начала болеть рана на спине. А с другой стороны, любое неосторожное слово, самонадеянность, странные желания могли заставить прекрасный подарок растаять утренним туманом, и что будет тогда... смерть? Или она проживет всю оставшуюся жизнь с горьким осознанием того, что испортила, втоптала в грязь единственный подаренный Дану шанс хоть что-то исправить.
«Ну говори уже, раз начала. Не бывает ничего хуже молчания, ты сама это знаешь... Жалкая ты, Этайн».
- Я хочу завершить то, что начала. Хочу выиграть уже проигранную войну. Но я не знаю слабых сторон врага, у меня пока нет ни сил, ни смелости поднять руку на патриархов. Я буду идти вперед, но если я буду идти сама, мне понадобятся столетия. А у меня их нет. Научи, Знающий Хагард.
«Только у него я могу просить такое, только он в силах сделать хоть что-то со мной и с этим миром».
- Мы еще не раз встретимся... Хагард.
Друид замедлил шаг, поворачивая голову в сторону полукровки. Ухмыльнулся и, не сдержавшись, расхохотался, ломая хрупкую тишину леса и пугая затихших птиц. Духи трусливо стелились рядом, не решаясь противостоять непонятной и страшной силе Мира Мертвых, что пришла в этот мир следом за призраком.
«Как самоуверенно! Отрекаясь от магии своего народа – пророчествовать о том, чего еще не случилось… Но не такие ли же Финдабайер и Хаген? Уверенности не занимать ни одному из них… Моя кровь».
Хагард шел вперед, нимало не волнуясь о том, успевает ли за ним Этайн. Ему не нужно было прислушиваться или оборачиваться – лес говорил с ним, нашептывая о каждом шаге и движении полукровки, и никогда прежде жрец Дану не чувствовал такого единения с силой, которой служил.
- Что ты начала, цепная волчица? – проворчал древний, полагаясь в выборе пути на свою интуицию. Они шли по забытой тропе, по тропе зачарованной, скрытой от всех. Никому не следовало ходить туда, куда шел призрак и его потомок. Не было сюда хода ни живым, ни мертвым, а за спиной, на поляне недоуменно оглядывались, стоя у тлеющего костра, двое эльфов, от которых Этайн, не зная сама, отвела погибель этой ночью.
- Проигранную войну не выиграть, - помолчав, сказал друид. – И тем более – не проиграть. О войнах прошлого складывают легенды и сказки, мстят за убитых живые, но никто не пытается выиграть их.
Друид резко развернулся и взял полукровку пальцами за подбородок, заставляя заглянуть себе в глаза.
- У тебя нет столетий. За силу всегда следует чем-то платить. А ты слишком молода и слаба, что бы суметь взять ее без платы. И ты отказалась принести жертву. Значит жертвой станешь ты.
Глаза Хагарда вспыхнули звериной желтизной прежде, чем их блеклый голубой цвет утонул в черных провалах глазниц. Близость к Миру Мертвых выкрашивала бесцветно-серым кожу, туго обтянувшую кости, и ветхий доспех, зияющий дырами.
- Знаешь ли ты историю народа, одного из двух, что ты презираешь?.. И не вздумай пытаться бежать. Мы слишком далеко зашли для того, что бы у тебя получилось сбежать.
- Когда Ясноокая Дану создала этот мир, нашлись те, что сказали – темнота ночи для нас лучше белого дня. Мы можем идти куда пожелаем, и дорога до Садов Дану неинтересна для нас. Они пошли туда, куда не следовало ходить, и обратились к силам, что Богиня назвала запретными для своих Детей.
Хагард говорил негромко, без интереса разглядывая Этайн – невозможно было угадать выражение лица, что перестало быть лицом. Обтянутый морщинистой кожей череп с черными провалами глазниц.
- Мир Мёртвых совсем рядом, цепная волчица! – зов прогрохотал по глубине леса, поднимая рокочущий ветер.
- Они обратились к нему – и открыли врата. Их жажда запретного знания была столь велика, что Богиня запретила помнить их имена. Забытые Тени. Не боги. Не смертые. Не живые. Но и не мертвые. Их святилища остались стоять и на этой земле, построенные теми, кто хотел пойти за ними. И ушел в никуда.
«Э-тайн… Э-тайн! – Хагард желтозубо оскалился, выталкивая полукровку на поляну, пустую, безжизненную, с черным валуном, у которого лежало сгнившее дерево со стволом, обвалившимся вовнутрь, - Слышишь ли ты, Этайн?!»
- …слышишь? Эта война открыла Забытым Теням дорогу обратно. Такую силу ты хочешь получить?..
«Великан… - друид слышал натужный стон в зашумевших ветвях, и ему стало страшно, - Великан!..» У него были свои призраки прошлого, те, кого он предал в этой войне. Он тоже хотел идти до конца. Завершить то, что было начато и что было предначертано.
- И когда настанет самый черный час перед последним рассветом, явится Король на золоторогом олене, и с ним придет новый день. Мы были самым черным часом перед рассветом, Этайн. Мы были теми, кто отринул свой народ и Богиню.
Хагард стоял за спиной полукровки и гладил ту по плечам, оставляя на одежде белесые следы инея – касался не-живым дыханием шеи и уха, негромко смеялся тому, как легко его кровь-от-крови решилась шагнуть в ту же ловушку, что и он меньше луны назад.
- У тебя ничего нет. Сегодня особая ночь, цепная волчица, а это особое место – врата между Миром Мертвых и миром живых. И совсем скоро они будут открыты.
Отредактировано Хагард (16.06.2016 22:38:46)
Этайн смотрит в черные провалы глаз, затаив дыхание, и все глубже погружается в липкую паутину чужого хриплого голоса. Ей кажется, она смотрит в собственное будущее: такое же темное и иссушенное временем, осыпающееся прахом, стоит только к нему прикоснуться. Или та тьма, что окружает ее, что проникает в ее душу, - это все, что ей остается? Разве так она когда-то хотела жить? Выморозить сердце и мысли, застыть в вечном льде, видеть впереди только одну цель — ничего лишнего, ничего отвлекающего, без чувств и желаний. Только двигаться вперед, отвоевывая каждый шаг у жизни, выдирая себе лишний день существования у судьбы в кровавой схватке, потому что время всегда будет играть против нее. И постепенно на ее губах рождается улыбка: сперва призрачный намек, осознание надвигающейся бури, а потом — все шире, все безумнее, до блеска в глазах, до дрожи в кончиках пальцев. Она и не думает сбегать — еще никогда полукровка не позволяла себе сбегать, даже когда было так страшно, что сами собой закрывались глаза, она сжимала всю волю в кулак, искала в себе силы так глубоко в душе, куда ни один из живых не осмелится заглянуть, и шла вперед, ни разу не изменив своему решению. Ей нужна эта сила, что бы там ни говорил Знающий, ей нужен толчок. Слишком она завязла в повседневности, в мире, в расслабленности. Нет, она не собирается менять все прямо сейчас, но ощущает необходимость сделать шаг вперед всем своим существом. Не привыкла она стоять на месте, когда целый мир трясет в лихорадке изменений.
- Ты знаешь ответ, Хагард, - Этайн стоит на кромке поляны, вглядываясь в очертания валуна с провалившимся внутрь себя древесным стволом, стоит, закусив губу, чтобы сдержать рвущийся наружу хриплый, как воронье карканье, смех. Он будет страшен и идеально впишется в атмосферу... волнующего, приближающегося Нечто, но ей самой он не нравится, потому она закусила губу и сжала пальцы в кулаки. Ногти впились в кожу почти до крови, от лунного света и боли кружится голова. - Ты не просто так пришел именно ко мне, Знающий, повелевавший Дикой Охотой.
Холодное дыхание мира не-живых касается шеи и плеч, холодит ухо, вливаясь в него голосом ее предка, с которым она когда-то была связана кровью, завораживает — еще немного, постоять так еще секунду, прежде чем...
Что-то готовится вот-вот случиться, что-то грандиозное, что-то невыразимо чуждое этому миру. И Этайн знает, какую цену заплатит, если сделает хотя бы шаг туда, к черному камню на залитой лунным светом поляне, в мертвенный холод мира, куда с самого рождения вела ее дорога. Наверное, смешно, что она знает наперед, чем закончится ее путь, чувствует прикосновение того, кем она станет очень-очень скоро. В сады Дану не пускают полукровок, выродков, несущих в себе кровь вампиров, так почему бы наконец-то с этим не смириться?..
Пора.
- У меня ничего нет, - она повторяет эти слова задумчиво, пробуя их на вкус, жмурится и усмехается — ей понравилось. - Мне нечего терять.
Странно, но страх смерти перестал преследовать ее уже очень давно, она как будто отреклась от мысли, что после смерти не будет ничего, что смерть — это конец всего, ради чего она жила. Жизнь вызывала у нее восторг, но смерть, от которой она так долго уходила... Смерть ждала полукровку так долго, так преданно, следовала за ней и дышала в спину, каждый раз смиряясь с бешеной, необъяснимой удачей своей жертвы. Пора было преклонить колени перед ее терпением — этот момент должен был наступить, Этайн уже давно приготовилась к нему.
Первый шаг дался нелегко. Как будто под ее напором разрывался кокон, годами окутывавший поляну, отрезавший ее от мира живых, укрывавший его от того, что должно было прийти сюда этой ночью, что рвалось в этот мир с чистой, звенящей в тишине яростью. А вот теперь — уже и правда стало невозможно сбежать, осознание бесповоротности самого важного в ее жизни решения впиталось в кожу могильным холодом, вползло внутрь, стоило только сделать вдох. А потом идти стало удивительно легко. Шаг, еще шаг, еще один — и она уже стоит у черного валуна и смотрит в небо, запрокинув голову и прищурившись, как будто хочет найти в рисунке созвездий хоть одну новую звезду. И ткань мира живых рвется, и сейчас это слышно даже ей.
«Забавно. Я ведь не знаю, что делать. А обернуться просто не хватает сил».
Отредактировано Этайн (18.06.2016 00:33:06)
- Дикой охотой нельзя повелевать. Никому не под силу указать, какими дорогами всадникам ее гнать лошадей и гончих, - медленно произнес Хагард, слушая гудение растревоженного леса. Приближалось. То, чему не было названия ни на языке народа Дану, ни на других, придуманных короткоживущими. Друид скуп улыбнулся, оказываясь за спиной у северной волчицы – мягко огладил по острым плечам, почти нежно вплел пальцы в светлые волосы, и с явным разочарованием выдохнул.
- Идёт… Ты не знаешь истории народа, из которого вышла, и который так ненавидишь. Когда-то давно здесь уже запечатывали врата, ведущие в мир Мёртвых. Здесь, именно на этом месте, рядом с Менегротом. А после сильнейшие друиды со всех общин зачаровывали Тысячи Пещер и земли вокруг них на новой земле от всякого зла и зло с собой несущих. Сильнейшее колдовство древности, охраняющее покой живущих здесь.
Хагард сжал пальцы и мягко подсек полукровку под ноги, ставя на колени у черного камня.
- Но что-то случилось, раз ткань мироздания снова трещит по шву, открывая дорогу тому, чего не должно быть в этом мире. И раз я могу ступать по этой земле, хотя и…
Друид не договорил. Он умолчал о том, что сам Менегрот оставался для него закрытым. Но с каждым днём его защита будет таять, истончаться, рваться подобно ветхой изношенной ткани, которую продолжают тянуть в разные стороны, а значит совсем скоро Знающий сможет проникнуть в чертоги сердца народа Дану. Вот только, какие силы будут доступны ему внутри, и не окажется ли это ловушкой, стирающей призрака из мира живых?..
- Колдовская ночь, - тихо проговорил Хагард, гладя Этайн по спине. – Много, много лет назад я уже был здесь. Среди тех, кто запечатывал черные врата. И моя кровь лилась на этот камень.
Хагард закрыл глаза, мысленно взывая к дремлющей силе дремлющего же оружия.
После того ритуала они уходили пустые – лишенные сил, магии, одежды и вещей. Все, чего коснулась темнота ненживого, должно было остаться здесь: «…чтобы не принести в мир большое зло…» Сюда не было хода живым – друиды закрыли, спутали все тропы, и это было их последнее и сильное колдовство на этом месте, которое едва сточило время.
«Умели же… раньше. Не то, что сейчас!» - сварливо подумал Хагард, недовольно хмурясь. Нож, воткнутый в землю, оплетенный травами и вьюнком, потащило по земле прямо в сухую ладонь, к своему хозяину, что оставил его здесь много, много лет назад.
- Нет, я не просто так пришел к тебе сегодня. А ты не случайно оказалась здесь. Сегодня снова прольется моя кровь. Моя кровь, текущая в твоих жилах. И тогда врата будут закрыты.
«…надолго ли?..» - с земли тянуло стылым могильным холодом. Хагард чувствовал, что времени остается все меньше. Дыхание Этайн вырывалось сизым облаком, черный камень засеребрился от инея, рисующего на шершавой поверхности причудливые узоры.
Перехватив Этайн за запястье, Хагард заставил вытянуть руку над черным камнем, и с силой резанул по предплечью. Из глубокой раны закапала горячая кровь. Друид слушал воющий ветер, ломающий ветви, и смотрел на то, как в светлых волосах северной волчицы проступают седые пряди – ни для кого из живых не проходит бесследно встреча с такой силой.
«Глупая…» - Хагард отпустил руку полукровки, подождал, пока та поднимется и молча протянул ей нож, что держал в руках, рукоятью вперед.
Отредактировано Хагард (08.07.2016 11:11:45)
Вокруг бушевал лес, выл весь этот грубый, злой, живой мир, а Этайн стояла на коленях в самом сердце бури и выдыхала облачка пара, и единственно важным сейчас было дышать размеренно и ровно, чтобы они получались одинаковыми, чтобы слышать шелест чужого голоса, рассказывающего историю, древнюю, как сам призрак, обретший на одну ничтожно короткую ночь утерянное навсегда тело. Вся ее сущность успокоилась и расслабилась, она безропотно дала вытянуть свою руку и даже не поморщилась от резкой боли, пришедшей на смену обжигающему прикосновению верной стали. А в следующую секунду стало так тихо, что смолкло даже эхо биения собственного сердца, даже противный звон в ушах, слышимый в полнейшей тишине.
Вязкая словно смола и такая же темная кровь лениво вытекала из раны, щекоча и пачкая кожу, оставляя следы на рукаве новой белой рубахи, и падала вниз. Весь мир сжался до покрытого инеем черного камня и глухой кровавой капели, разбивающей тонкий белый узор. Мгновение растянулось в вечность, где уже не имеют значения ни жизнь, ни время, только красно-белый узор на черном полотне. И чужая рука на запястье, обжигающе холодная, приносящая больше боли, чем нанесенный ею порез, - единственная ниточка туда. И только ей выбирать, вернуться ли в полный горечи мир, где ее никто не ждет, или сделать шаг вперед, минуя врата в Сады Дану, минуя все блага, обещанные богиней остроухому народу и неположенные ей, в пустошь между вечностью и жизнью.
«Пока еще не время. Еще немного поживу... да?»
На поляне оказалось удивительно пусто, как будто не здесь только что рвались границы привычного живого мира. В первое мгновение показалось, что тот мир забрал и Хагарда, - исчезло его холодное прикосновение к руке, больше не мешался с шелестом листвы его голос. Этайн вздрогнула, касаясь пальцами здоровой руки волос, все еще помнящих чужую ладонь, плотно зажмурилась и... улыбнулась.
Полукровка встала, больше не ощущая навалившейся несколько мгновений назад тяжести, провела рукой по лицу, стирая липкую паутину усталости, отвернулась от испачканного кровью камня — он больше не казался чем-то важным. И улыбнулась во второй раз, поймав взгляд темных глаз.
«И что мне теперь делать? Ничего, разберусь как-нибудь».
Она протянула руку и сжала пальцами рукоять кинжала, на мгновение зажмурилась, пытаясь не выдать удивления: она была теплой и такой удобной. Стершаяся от времени и множества прикосновений, знакомая до мельчайших царапин, все еще хранящая тепло — ее ли? Кровь от крови, старое верное оружие узнало хозяина.
«В людских сказках герои приходят за силой к старым добрым волшебникам. И получают зачарованный меч и закаленные в драконьем пламени латы. Просто так. Потому что они герои, потому что мир в опасности, потому что так надо. И конец всегда хороший, непременно: долго и счастливо. Только вот в реальной жизни...»
- Все имеет свою цену, - она и не замечала, как плотно сжала губы. Вышло немного грустно и насмешливо.
«Часто платят чем-то дорогим. Расплачиваются душой, любовью, друзьями, прошлым. А иногда, когда всего этого не хватает — или просто нет... иногда в уплату идут непрожитые годы. И такую цену почти никто не хочет платить, слишком коротка наша жизнь — любая — по сравнению с вечностью».
- Я не имела права жить и должна была умереть так давно и столько раз... что уже устала бояться смерти. Какая разница, сколько мне осталось, если я прожила жизнь, ни об одном мгновении которой я не сожалею? - полукровка неловко пожала плечами и вспомнила о ране, все еще отдающей тупой болью в плечо. Спрятала кинжал за пояс, отодрала рукав рубашки и туго замотала порез, стянула ткань узлом. И все это — даже не задумываясь. Сколько раз ей уже приходилось перевязывать себя... - Я поступила правильно.
Она точно знала, что не будет жалеть об этой ночи, о седых прядях, о том, что жить ей осталось намного меньше отпущенного. Если бы ей кто-нибудь сказал, что полуэльфка не проживет и больше суток, она бы все равно не расстроилась. Она привыкла принимать решения, от которых зависело, доживет ли она до завтрашнего утра. И хотя бы то, что она стоит сейчас здесь, доказывало — она не ошиблась еще ни разу.
- Спасибо... - еще никому она так не улыбалась: по-настоящему, открыто, счастливо, с теплотой, которой не испытывала никогда раньше. - Спасибо, Хагард.
«За эту ночь. За то, что я теперь не буду одна. И за кинжал, хоть я пока и не знаю, что с ним делать».
Она благодарила. За погань, что отдал ей в руки Хагард, за смерть, что ей показал, за седые пряди и ужас перед миром не-живых. Друид скупо улыбнулся, наблюдая за тем, как ползет черная мерзость, прячась вглубь металла, за тепло живой, как змея, что ищет, где согреться, чтобы потом укусить.
«И она укусит», - подумал Хагард. Не зря они уходили с этой поляны голыми. Ничего нельзя было забирать с проклятого места – прицепится такая погань, проползет в мир живых, как зараза, как болезнь, разрастаясь все больше, становясь все сильнее…
- По кустам пошукай! – расхохотался Хагард. – Тут много чего осталось тогда. Вдруг что еще найдешь?..
Он не двигался, только глаза на лице жили, вспыхивая звериной желтизной, и следили за каждым движением северной волчицы. Двинулись губы, растягиваясь в ухмылке. Как же Седогривый, что любил обходить свои владения серебряным волком в полнолуние, не хотел кидать на этой поляне свое оружие и броню. Мол – зачарованное все, жалко… Ухмылка друида потускнела. Почти все из них были мертвы. А об остальных не было никаких известий уже долгое время.
Они уходили голыми, оставив всё гнить на проклятой поляне, и Хагард был самым молодым из них. Уже тогда его силу признавали – не обладая достаточными знаниями и мудростью тех, кто жил дольше него, Хагард был силен. И с ним считались. Но недостаточно, чтобы после ритуала на проклятой поляне взять его с собой, для другого ритуала, что должен был защитить Тысячи Пещер от всякого зла.
Тогда еще молодой и вспыльчивый, Хагард был зол. Он пытался проникнуть в суть тайны, до которой его не допустили, пытался понять суть чужого колдовства. Пытался доказать, что решение было ошибочным – и проиграл. А все его попытки добраться до сути были подобны волнам, разбивающимся о скалистый утес.
- Ты не готов.
- Вы не готовы! – запальчиво выкрикнул Хагард в ответ. Это было давно. И с тех пор он научился обращаться с силами, что были дарованы ему Богиней, хотя и пользовался ими так же, как молотобоец. Выбирал оружие потяжелее и бил со всей силы, которой было немеряно, там, где достаточно было короткого удара легким деревянным молотом.
- Он зачарован, этот нож. Зачарован уже давно, и чары могли потерять свою силу.
Хагард снова оскалился. Он не говорил всей правды: «…не зря мы уходили голыми. Твоя одежда пропиталась запретной магией. Этот нож наполнен ей, как чаша водой. Тебе достаточно вернуться обратно – и магическая защита Тысячи Пещер падет. Рано или поздно. Потому что ты несешь с собой смертельную хворь, что сточит самый стойкий камень…»
- Моя дочь. Финдабайер. Встретишь ее – скажи, что я иду к ней.
Друид не стал добавлять, что о том же следовало предупредить Хагена. Его не в меру хитрый сын был способен спрятаться от своего отца. И вряд ли простая полукровка будет способна его опознать, если он сам не захочет того. Финдабайер не пряталась, она не меняла имена, она не пыталась не быть не на виду. Ее магия была в другом. Но Хаген увидит нож, на котором стоит знак Хагарда, и, возможно, он сам задаст некоторые вопросы.
- Нож сам подскажет тебе, что делать. Он защитит тебя. Предупредит о коварном ударе. Нечистых мыслях. Зле, что таится против тебя. Однажды он попросит тебя пролить кровь. И ты прольешь. Так будет быстрее и проще. Тогда я приду к тебе, где бы ты не находилась в Тысячах Пещер. И буду приходить после, если ты сделаешь так, как велит тебе этот нож. Мое оружие. То, которое я сковал собственными руками.
Хагард оказался за спиной Этайн, ожидая, когда та повернется к нему.
- Я открыл тебе тропу, чтобы ты смогла войти. Мне и выводить тебя, северная волчица. Сделаешь ли ты так, как я прошу тебя? И как попросит у тебя оружие, что ты забрала себе?..
Этайн стояла, глядя не на старого друида перед собой, не на многовековой лес, таящий в себе множество троп, а на небо, где-то далеко-далеко, у самой кромки горизонта начавшее светлеть — чудная ночь подходила к концу, завершалась первая и единственная сказка, рассказанная маленькой злой полукровке. И это была чудесная сказка, лучшая, что ей доводилось слышать. Пусть она была наполнена страхом и кровью, тайной чужого мира, недоступного живым, враждебной магией, требующей в жертву слишком многое... Пусть, все равно эта сказка стала лучшей. Потому что рассказывала не обо всем этом — пусть так думают остальные, пусть всем кажется, будто этой ночью женщина пожертвовала собой зря, и только она сама будет знать: обрела она гораздо больше, чем потеряла. Годы, которых она даже не будет знать, - слишком малая плата за преданное оружие и прерванное одиночество. Какой прок в том, чтобы жить вечно? Это слишком скучно, слишком бесполезно. Жертвовать всей своей жизнью — глупо и бессмысленно. Но нечто зыбкое, словно туман, держащееся посередине между двумя крайностями — оно не вредило, не лишало жизни прямо сейчас, пусть и закрывало путь к бессмертию. И северная воительница без колебаний отдала часть себя, которую она никогда не знала, потому что никогда еще она не ждала чужих прикосновений с таким восторгом, не слушала чужой голос так охотно. Жестокий, неумолимый Знающий не вселял ужаса и отвращения, только рождал теплую чуть заметную улыбку. И ради этой улыбки — своей, но такой незнакомой, она сделает все, что от нее потребуют. Поступит так, чтобы еще раз встретиться с призраком ее родной крови, чтобы заглянуть в эти темные и такие живые глаза.
- Меня уже оплели паутиной, да? - полуэльфка опустила голову и посмотрела на свои ладони — такие же, как и всегда. - Всем говорили в детстве, что нельзя ходить в места древней магии, она этого не прощает, - вечером у костра их, маленьких детей затерянной в лесах общины собирали вместе и рассказывали старые предания и легенды, поучали, как не стоит поступать, запрещали много... слишком много чего. И маленькие эльфы слушали, затаив дыхания и держа друг друга за руки — они уже заранее боялись гнева сил богини и друидов древности. А она всегда считала, что убивать — привилегия человека. - Ну, и ладно. Со мной никогда ничего не случается просто так. И раз сегодня я ушла с поляны с кинжалом-оберегом, опутанным паутиной чужой силы, так и должно быть.
Этайн медленно вытащила подарок Хагарда из-за пояса, огладила пальцами раненой руки лезвие, залюбовалась рукоятью — такой простой, но знакомой до мелочей. Она держала его уже не раз, хоть и видит впервые, и еще многажды добрая верная сталь послужит ей. Клинок направит и предостережет хозяина, клинок так рад, что за ним вернулись, что его забрали из пасти безжалостного времени. И женщина будет заботиться о нем так же, как и он о ней. Кому как не ей знать цену преданного оружия?..
- Ты мог не спрашивать, - она усмехнулась, снова поднимая голову к усыпанному звездами небу, медленно вдохнула запах леса. Она будет помнить сегодняшнюю ночь, она не забудет обещания, данные на этой поляне себе и суровому старому друиду. - Конечно. Я сделаю все так, как будет нужно. Ты, - полукровка медленно повернулась и склонила голову к плечу, - не потребуешь от меня невозможного... дед, - неуклюже развела руками, спрятав перед этим кинжал привычным движением кисти. - Я предположила, что мы еще не раз увидимся. И ты можешь не сомневаться, что очень скоро мы встретимся снова. Когда я выполню просьбу твоего клинка, - не требование — просьбу. Зачем требовать у своего хозяина то, что он и так готов сделать? Надо лишь только подтолкнуть, направить в нужную сторону, открыть глаза...
Лес больше не казался ей чуждым, теперь каждый шаг по скрытой тропе давался легко, как будто она шла по протоптанной широкой дороге, не рискуя зацепиться за смертоносные шипы неприветливых кустарников. Сегодня что-то изменилось, Этайн чувствовала, навсегда. Ей еще предстоит многое узнать и через многое пройти, но теперь она будет не одна, теперь возле нее всегда будет тень сурового Знающего, упавшего сегодня к ней с неба огромным черным вороном и заговорившего без злобы.
«Я не верю в чудеса, чужда магии и отрицаю бессмертие. Странная, недостойная, дурная кровь. И все равно... Чудеса случаются, даже когда в них не веришь. Забавно».
Вы здесь » КГБ [18+] » Осень 2066 года » [25.10.2066] Здравствуйте, я ваш дед.