Маленькая фигурка в отблесках драгоценностей казалась чуждой этому месту, жалкой и беспомощной. Этайн стояла, держа в руках погашенный за ненадобностью фонарь, и с грустью смотрела вперед, на одну из особенно внушительных гор золота, в неописуемом количестве громоздящихся вокруг. На богатствах Древних плясали отблески настенных факелов, где-то далеко, почти у самого входа раздавался приглушенный голос эльфа, размышляющего о чем-то, а прямо перед ней...
«Вот почему нас никто не встретил и не убил, когда мы зашли сюда».
Теперь поселившаяся в подземных пещерах тьма не казалась живой, в ней больше не прятались коварные всемогущие враги, только горькая печаль разливалась по давным-давно забывшим свет залам. Вся мощь этого места начала угасать сотни лет назад, и теперь остались только крохи былого величия, сгнившего много лет назад вместе со своим могучим хранителем.
«Менегрот пал уже так давно, а никто этого не заметил. Как смешно и отчаянно глупо полагаться на эти стены. В них больше нет силы».
Полукровка медленно повернулась и, по очереди туша факелы, пошла к выходу из сокровищницы, стараясь не оглядываться. А из темноты, неспешно выбирающейся из самых потаенных уголков, на нее смотрели две пустые глазницы драконьего скелета. Защитник эльфийской силы умер так давно, что даже запах тления успел выветриться и смешаться с затхлостью давно покинутых живыми пещер. Сказки, которые рассказывали маленьким детям старейшины, не врали, но уже давно превратились в быль, сказание о временах, когда лесной народ умел покорять драконов и владел мощью, несравнимой даже с силой древних кровососов. Но это было так давно... что уже стало казаться ложью.
«Не стоит говорить Дереку... пока. Потом сам увидит, если, конечно, рискнет спуститься сюда еще раз. Незачем пугать его еще больше. Мне еще надо... надо что-то сделать... Только вот что?»
Ее гнало вперед странное ощущение пустоты внутри, как будто в грудь женщины вшили мощный магнит, притягивающий ее к своей второй половинке. И с каждым пройденным шагом это чувство... необходимости двигаться вперед нарастало, усиливалось, жгло изнутри, подгоняя и заставляя чаще биться сердце — совсем скоро, еще немного!
- Он — мой король. Хочу знать о нем достаточно, чтобы уберечь от приветов из прошлого, готовых его убить, - полуэльфка легко пожала плечами, нетерпеливо дернувшись из-за вынужденной остановки, скривилась и, забрав платок резким движением, чуть ли не побежала вперед, подгоняемая только одной мыслью - «двигайся, быстрее, еще быстрее!». Желание играть в вопросы и ответы пропало, места в сознании не было больше ни на что, кроме бешеной жажды попасть... куда-то, где ей так страстно было надо оказаться именно сейчас.
К очередному повороту дыхание сбилось, спутник отстал еще минут десять назад, затерявшись в темноте переплетений залов и коридоров, но Этайн это не волновало, она просто разжала пальцы и уронила включенный фонарь на каменный пол, когда перестала слышать чужие шаги за спиной. Темнота не мешала ей — сейчас она ориентировалась на внутреннее чутье, безошибочно сворачивая в нужные переходы, все ускоряя шаг, чтобы последние несколько залов преодолеть бегом, слыша только бьющуюся в такт сердцу мысль «вперед». А потом резко остановилась, забыв, что так и не выдохнула.
Широко раскрытые глаза отчетливо видели: тьма сжималась и, словно побитая собака, уползала под теряющиеся впереди своды величественного зала, его колонны терялись в темноте где-то далеко наверху, по отшлифованному, покрытому выбитыми в камне узорами полу гулял сквозняк, холодящий ноги даже сквозь теплые сапоги. А в самом центре, в сердце зала...
Поляна ежилась под холодным всепроникающим лунным светом, куталась в хищные тени покореженного кустарника, щерилась на нежданных гостей клыками поваленного ствола. А на ее плечах лежали чужие ледяные ладони, и она прекрасно знала, кому принадлежит сухой голос, так похожий на отрывистое воронье карканье. Шаг — и граница пройдена, поляну заливает вязкая тишина, сердце сжимается от ощущения прихода чего-то могучего, способного забрать жизнь вошедшей в залитый голубоватым светом круг полукровки одним лишь своим желанием.
Опуститься на колени перед черным камнем — как во сне, наблюдая, как медленно обрастает он дивным узором инея, как смешиваются облачка пара от горячего дыхания все еще живого существа со звенящим от напряжения воздухом. И кто-то чужой мягко вытягивает ее руку над черным жертвенником, кто-то — а может быть, она сама? - не торопясь вытаскивает из удобных, сшитых по специальному заказу ножен короткий кинжал, чтобы так же неспешно провести его заточенным, словно бритва, лезвием по вытянутой руке.
Кровь настолько темная, что почти сливается цветом с камнем, первая ее капля разбивается о шероховатую холодную поверхность, ломая идеальный белый узор, оставляя на нем рваные раны. А потом темно-красная отравленная кровь проливается на алтарь водопадом, и сознание гаснет вместе с рокотом разбивающихся о камень красных струй.
«Сколько прошло времени?»
Перед глазами все еще темно, и фонаря под рукой больше нет, а значит, придется выбираться на ощупь, держась иссеченной кинжалом рукой за стену. Кровь больше не идет, и странное видение отступило, растворяясь во вновь осмелевшей и затопившей собой весь зал тьме. Только вот почему-то Этайн уверена, что каждую ночь теперь ей будут сниться сны. И сны ли?..
Далваха она встретила спустя полчаса, невесело ему усмехнулась и, подхватив под руку, повела к выходу из подземелий, навстречу солнечному свету и свежему ветру. Подальше от зла, которое она сама принесла в Тысячи Пещер, которое выпустила на волю и оставила править бал медленного разрушения. Наверное, даже хорошо, что она не знала, какой ценой впустит призрак родной крови в Менегрот, до неотвратимого конца.
- Славно повеселились. Как-нибудь еще поболтаем, Дерек.
Отредактировано Этайн (24.09.2016 16:57:17)