КГБ [18+] |
С благодарностью за неоценимый вклад в развитие форума,
идейному вдохновителю и главному спонсору проекта.
Спасибо за поддержку! (:
Спасибо за ваши бесценные идеи, активное участие в жизни форума и помощь в развитии проекта!
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » КГБ [18+] » Осень 2066 года » [14.11.2066] Что случается, то к лучшему.
Время: 14 ноября 2066 года.
Место: Столица АБ, аэропорт; вечер.
Действующие лица: Этайн, Джеймс Ямамото.
Описание ситуации. Задержка рейса - у эльфийского монарха и его телохранителя появилось свободное время, которое последней нечем занять. Случайно ли встреченный вампир оказался так удобно под рукой?
+10 ZEUR начислено всем участникам эпизода.
Ямамото не боялся летать, хотя первые полеты казались чем-то противоестественным. До этого он привык лишь отделять свой разум от тела во время медитации, паря над землей в поисках баланса и умиротворения. Когда же первый из самолетов взмыл со взлетной полосы, остальные пассажиры посмеивались над ним, соединившим ладони с висящими меж ними четками. На самом деле, он всего лишь обращался к Будде, что бы тот открыл им, неблагодарным, дорогу в рай быстро и без мучений.
Но самолет не разбился, а потом Ямамото привык к перелетам. Противоестественное трансформировалось в божественное, вызывая в спокойной голове монаха всполохи радости. Перепады давления и закладывающие уши вампир воспринимал как обязательную часть испытания железной птицей, разрезающей облака. Жалко только, что со временем в салонах запретили курить. Окуриваемый со всех сторон, он вдыхал дым, считая это частью испытания своего духа и терпения.
Поэтому, любой полет теперь был отличной тренировкой. Если тот был долгим, то ещё и оставалось время на созерцание, поэтому Джеймс всегда садился у окна, а не рядом с проходом.
Про себя мастер отмечал, что люди стали куда более безразличными, погрязшими в своих делах. На странного путника в маске и шапочке никто не обращал внимания, они суетливым роем сновали туда сюда, а напряжение их было явственное, физическое. Протяни руку и сможешь пощупать, перебрать в пальцах. Сгусток негативной энергии.
Когда Джеймс Ямамото перебрался в Америку, то очень быстро понял разницу с Азией, где люди имели хотя бы отдаленное понятие о гармонии и спокойствии. Ну, если жили ближе к горам. Американцы тоже были порывистые, беспокойные, а страна их являлась воплощением порока, алчности, лицемерия и разврата (против последнего мастер ничего не имел, ведь совершенен своим духом лишь Будда). Но только ноги боевого монаха ступили на землю Алмазного Берега – он понял, что попал в самую сердцевину гнилого яблока, кишащую червями. В воздухе чувствовалась отчетливо, почти визуально, власть сильнейших, которые путаясь в паутине и скаля клыки, делили очередной кусок жизни на земле, стремясь отобрать тот, что жирнее. Мчась пометить каждое дерево, дабы у слабых не возникало сомнений, кому оно принадлежит.
Несовершенный город. Лишенный воздуха и звенящей ясности неба. Ямамото ни за что бы не приехал сюда без необходимости, но старая дружба вынудила его покинуть выбранную пристанищем землю, и вот он. Здесь.
Кто он такой, чтобы судить с горделивым тщеславием о других? Он сам тоже далек от просветления и лишь на половине своего пути к этому. Каждому нужно дать шанс. Четки, вечно намотанные на запястье, слабо брякнули, привлекая внимания маленькой девочки, которая тут же спряталась за родителей, когда взявший свою сумку с ленты Джеймс обернулся.
Взвалив сумку на плечо, Ямамото направился на выход из здания аэропорта. Судя по всему, ему безумно повезло, если верить голосу, что лился из потолка, объявляющий о задержках рейсов. Проскочил. На все воля Будды. Значит, ему нужно быть здесь именно сейчас, именно в этот вечер. Остановившись у стенда с брошюрками, монах вытащил одну, читая название китайского ресторана, находящегося на втором этаже здания аэропорта. Мысль о том, чтобы перекусить и запастись силами показалась здравой. Поэтому, он пошел по указанному в рекламе адресу.
Отредактировано Джеймс Ямамото (09.08.2016 18:04:44)
Когда по аэропорту поплыли объявления о задержке рейсов, Этайн напряглась. Когда к группе эльфов подошел вежливый молодой человек в форме работника аэропорта и извинился, сообщив о задержке их собственного рейса, Этайн скорчила кислую мину, закатила глаза и, отмахнувшись от монарха и его мелкого выводка, ушла вслед за вежливым молодым человеком в форме выпрашивать у него бейдж для доступа на всю территорию аэропорта. Молодой человек замялся, покусал губу, но сдался под не менее вежливым напором полукровки, уже протянувшей руку в не предусматривающем возражений жесте. А получив заветную карту «гостя», послушно повесила ее на шею и под грустным взглядом молодого человека в форме удалилась изучать ближайший выход на посадку, беззастенчиво ввинтившись в негодующую из-за задержки рейса толпу.
Общая атмосфера нервных вздохов и негодования нисколько не трогала ее — наоборот, веселила. Люди вокруг ходили кругами, ерзали в неудобных креслах и платили непомерные деньги в местных закусочных, ожидая, пока им разрешат пересесть в самолет и перестать болтаться между мирами. Наверное, в аэропорте женщине нравилось ощущение полной отчужденности: это как королевство в королевстве, со своими законами и строгой охраной, которая не пропустит ни обратно, ни вперед, пока не дадут отмашку высшие чины, не спешащие вмешиваться в жизнь простого обывателя. И незаметной тенью лавировать между осунувшимися серыми путешественниками было... забавно.
Полуэльфка вообще любила наблюдать за посторонними, никак не связанными с ней людьми — именно людьми, потому что такая гамма эмоций, какой обладают эти странные существа, совершенно недоступна долгоживущим, слишком размеренным и закостеневшим в своих рамках.
Бродя по огромному зданию аэропорта, Этайн даже не заметила, как пропало все то ужасное настроение, настигшее ее после фразы молодого вежливого человека «ваш рейс отменили». Сперва, если говорить начистоту, очень захотелось дать мальчику в форме в челюсть — в Средние Века гонца с плохими новостями вообще убивали. Но потом она подумала, взвесила свое желание и количество бравых бугаев из охраны, которые любят наваливаться кучей, и решила, что ее колено еще не окончательно зажило после встречи с капотом Кота, чтобы устраивать себе такую физкультуру. И сейчас совершенно об этом не жалела. Даже улыбалась уголками губ, осторожно, чтобы кроме Макса никто ее клыков не увидел — рассказывать «краткий экскурс в жизнь долгоживущих» по второму кругу у нее нервов не хватит, да и желания.
- Бл... смотри под н... - когда полукровка подняла взгляд, ее глаза удивленно расширились — она даже забыла, что хотела как следует наорать на налетевшего на нее слепого придурка. Слишком уж экстравагантно выглядел мужчина, чтобы на него кричать. Во-первых, тут же захотелось приподнять шапочку и опустить маску, чтобы наконец-то увидеть все лицо, так старательно спрятанное за тряпками — а вдруг он какой-нибудь ниндзя, только шифруется?! Во-вторых, слишком спокойным он был, слишком... не от мира сего. Вокруг мужчины распространялась атмосфера почти идеального умиротворения, очень похожего на то, которым жил лес. - Ой, - впервые за очень долгие годы Этайн почувствовала себя маленькой девочкой, смущенной и растерянной. Хотелось одновременно и удрать от слишком необычного человека, но в то же время... остаться, утащить подальше от шумной волнующейся толпы, заглянуть в глаза внимательнее. Убедиться, что она не ошиблась — или ошиблась, она так и не определилась, чего хочет больше. - У тебя есть пара... час у тебя есть? Ты никуда не спешишь? Мне надо с тобой... побыть.
Так странно было кожей ощущать необычность мужчины, что полуэльфка растерялась окончательно, потерла лоб и завела ладонь на макушку, так и забыв ее опустить, только выдохнула нерешительно, не сводя с человека взгляд. Как будто боялась, что он исчезнет, стоит только моргнуть или посмотреть в другую сторону — как привидение, как странные видения, которыми она теперь была связана с разрушающимся Менегротом.
- Я... мм... угостить тебя чем-нибудь? - женщина машинально сунула руку в карман и нащупала смятые банкноты, мысленно похвалила себя, что рассеянно сунула их туда, когда монарх в очередной раз с неохотой выдавал своей телохранительнице карманные деньги, а не отказалась, как поступала почти всегда в таких случаях.
Ямамото отрешился от суеты вокруг, плавая в битах, пульсирующих в его мозгу, вникая во всполохи электронной музыки, приносящей ему несравнимое ни с чем умиротворение. Сложно было представить, что после Храма у подножья Гималаев, после нескольких лет в Шаолине, свой центр спокойствия Ямамото сможет найти и без длительных медитаций, едва только его ушей коснется гром электро-музыки? Потом он так же полюбил дабстеп. Конечно, когда он совершал утренний моцион, то обходился без наушников, но выходя во внешний мир, монах существовал в своем собственном вакууме, бульоне их спокойствия и басов, обрывках слов и ремиксов.
Пропустив куда-то пробегающих детей, монах остановился, проследив за ними взглядом. А со следующим своим шагом – впечатался в человека. Взрыв гнева всполохом горячих искр обжег ему лицо и мастер едва заметно качнул головой, стряхивая с себя эти угли ненужных эмоций. Карие глаза расфокусированно скользнули по фигуре злой женщины. Беспокойная натура – безошибочно определил Джеймс.
- Женщина. Белая. – Констатировал он, глядя куда-то в район лба незнакомки, а не в глаза. – Красивая. – Обогнув её, Джеймс уже хотел двинуться дальше, но та имела на него совершенно другие планы.
Моргнув несколько раз, мастер вытащил белый наушник из уха, чтобы понять, правильно ли прочел желание белой женщины познакомиться с ним поближе? Это желание не вызывало у него ни одной интимной ассоциации, в коне концов, он был монахом. Люди часто приходили к нему за советом. Как правило, одной-двух фраз в стиле «шаолиньского монаха» было достаточно, чтобы искатель смог поставить высказывание в профиль твиттера, и, вдохновленный, пойти дальше по своим делам, оставляя татуировщика в покое.
Качнувшись с пятки на носок и обратно, Джеймс посмотрел сначала в сторону, а затем плавно развернулся спиной и пошел к искомому китайскому ресторану, поднимая ладонь, сжимая несколько раз пальцы в призывающем жесте. В странствиях его часто сопровождали случайные люди. Неожиданные встречи были в порядке вещей, знакомые любому путешественнику. Это правильно, как дышать воздухом, или делиться пищей с нуждающимся. Люди и нелюди учатся друг у друга. Вероятно в этой встрече есть замысел Будды.
Перешагнув порог ресторана, Ямамото закинул на диван сумку и сел за стол, снимая перчатки, освобождая пальцы. Дождавшись, пока белая женщина сядет напротив, Джеймс спросил:
- Как твоё имя? – Странница предложила угостить его, а это значит, что взамен монах должен был что-то для неё сделать. Тогда лучше знать её имя. Хоть и не обязательно.
- Вы уже определились с выбором, сэр? Мисс? – Обратился к ним официант.
- Тарелку лапши с овощами и мясом. Зеленый чай, любой. – Не глядя, ответил мастер.
Еда не имела значения, являясь всего лишь едой. Однако за сотни лет, Ямамото понял, что чувствует себя куда лучше, заменяя рис лапшой, а сою – мясом. В Шаолине из-за этого было сложно, поскольку монахи не питаются там мясом в принципе. Еда должна давать силы, не более того, но видит Будда, хищническая натура Ямамото принимало только мясо, а не его заменители.
- Какая нужда вынуждает тебя быть сейчас рядом со мной? – Так же не глядя в глаза, а скорее куда-то в переносицу, спокойно спросил мастер.
Этайн нахмурилась и открыла было рот, очень медленно поворачивая голову и провожая взглядом удаляющуюся спину мужчины, но вовремя заметила призывающий жест и беззвучно закрыла рот, машинально делая шаг в сторону, чтобы в нее не врезались безумные дети, играющие, кажется, в падающий самолет. Первые слова, которыми наградил ее странный источник спокойствия, изумили до глубины души — она даже забыла, как надо дышать, лихорадочно пытаясь понять: это он так пошутил или с ним что-то не так? Кажется, с той самой секунды, как полукровка врезалась в обладателя белой шапочки, в мире что-то замкнуло, и колесо Вселенной начало вращаться в совершенно неопределимом направлении. Уж ее-то мысли — так точно. И пока что самой явной из них было «черт возьми, нихрена не понимаю». А еще она осознала, что, кажется, начала слишком много ругаться неприличными словами — дурное дело заразительно, теперь придется долго и упорно выводить слова-паразиты из лексикона, и так пестрящего всевозможными оскорблениями.
- Э-тайн, - женщина опустилась на стул напротив своего странного источника спокойной невозмутимости и уложила щеку на кулак, чуть прищурившись. Она внимательно ловила взглядом каждое движение незнакомца, вдумчиво анализировала короткие фразы и отрешенный взгляд куда-то ей в переносицу. Кажется, все любят смотреть собеседникам в глаза, только вот этот мужчина еще ни разу не посмотрел на нее осмысленно. Как будто находился в своем собственном мире и не считал нужным оттуда вылезать ради какой-то там назойливой особы. В чем-то полуэльфка его понимала, трезво оценивая свое поведение со стороны: налетела, чуть не наорала, посягнула на личное время и пространство. Культурные люди так не поступают. Даже некультурные выбирают из вышеприведенного списка только один пункт. - Мне тоже зеленый чай, - и качнула головой, отпуская официанта, выдохнула, прикрывая глаза.
Вокруг царствовала привычная аэропорту жужжащая деловитость, люди привычно не обращали друг на друга внимание, никто не смотрел по сторонам — только изредка желающие вырваться из лап земного притяжения останавливались и поднимали головы, вглядываясь в табло вылетов. А прямо напротив Этайн сидело... удивительное существо, не похожее ни на кого, кого бы ей ни довелось встретить на своем пути раньше. Все еще хотелось освободить лицо незнакомца от лишних тряпок и внимательно присмотреться, ища какое-нибудь разительное отличие от всех окружающих — и найти! Но она, прикрыв глаза, сжала пальцы лежащей на столе руки в кулак, удерживая себя в границах дозволенного глупыми человеческими законами приличия — не сейчас, еще рано. Еще надо...
- Их несколько, - полукровка разглядывала мужчину с неприкрытой заинтересованностью, изредка покусывая губы и странно улыбаясь своим мыслям и вплывающим перед внутренним взглядом воспоминаниям. - Не хочу находиться с теми, с кем должна — поэтому ищу кого-то... вроде тебя. А еще мне надо... хочется побыть там, где я привыкла жить. Голова болит от городской суеты. Ты, вроде, должен понимать.
С чего она это взяла? Разве кто-нибудь поймет выходца из дремучих лесных дебрей, если ему самому не доводилось там бывать? А даже если и посчастливилось... Разве найдется еще хоть кто-нибудь, способный почувствовать то, что ощущает полуэльфка, каждый раз прижимаясь затылком к горячей шероховатой древесной коре? Этого не передать словами, не показать — сокровенная тайна, которую можно только почувствовать, если ее последний оставшийся в живых хранитель позволит проникнуть к себе глубоко-глубоко в воспоминания, куда закрыт доступ даже самым искусным вампирам, читающим чужих как раскрытые книги.
- А может, и не должен, - Этайн неловко повела плечами и отвернулась, тихо вздыхая. Даже остроухие не всегда понимали, что значит «полное единение с лесом», что уж говорить об этом странном мужчине, который даже не смотрит ей в глаза. Кажется, где-то она читала об этом, только вот где и что именно?.. - Как у тебя получается быть... таким? - неловкое движение кистью: полукруг в миллиметрах над поверхностью стола.
Хочется прислониться ко лбу человека своим, зажмуриться и посидеть так. Может, даже что-то понять. Кто знает?
- Ничто в моей жизни не случайно, - пробормотала, отворачиваясь ко входу в ресторанчик.
Отредактировано Этайн (10.08.2016 16:37:17)
Поток бессвязных слов и путанных эмоций был похож на трепещущие под порывом ветра лоскуты ткани, намотанные на каменный столб. До лица Ямамото они не дотягивались, извиваясь в нескольких миллиметрах вертлявыми змеями. На первый взгляд могло показаться, что сидящих за столом отделяет прозрачная стена из драконьего, непробиваемого стекла. Но молчаливый Ямамото всегда был открыт для путников. Он выглядел странно, но не считал необходимым каждому объяснять природу своего недуга, когда смотреть в глаза практически не получается. Недуга, впрочем, никак не мешавшему спокойно существовать на этой земле. Взгляд его был отстранен и задумчив, будто Этайн разговаривала с глухим, глубоко погруженным в свои думы изваянием.
- Беспокойный разум. – Наконец изрек Ямамото, расстегивая куртку, поскольку в помещении было достаточно тепло. Повесив оную на крючок, он положил ладони на стол, застыв в этом положении. – Ты лишена баланса на чужой земле. Это плохо. Внутренний зверь не должен метаться. Должен созерцать, давать силы. Подсказывать тебе. Говорить интуицией.
Перед ними поставили чайник с зеленым чаем и подняв правую руку, мастер обвил пальцами глиняную ручку, разливая чай по маленьким чашкам. Учитывая, что лапшу в ресторанах всегда делают жирной, он снял маску, положив её на стол, не вкладывая в этот жест никакой торжественности, или таинственности. Его лицо ничего не значило. С удовольствием сделав глоток, монах поставил чашку на стол, четки брякнули о лакированную поверхность. Немного опустил голову, давая расфокусированному взгляду опустится на линию губ собеседницы. Внимательность была лишь свойством отточенного полезного навыка. Принадлежность к расе вампиров давала чувствовать существ отличных от простых людей. Но вампиры обычно прячут клыки. Значит, она не вампир.
- Будда не знает случайностей. – После паузы плавно кивнул Джеймс. – Все есть часть его плана. Я спокоен, потому что это правильно. Волнение несет за собой поспешность. Поспешность сбивает с пути. Закрывает глаза. – Говорить длинными фразами было сложновато, поэтому монах делал паузы в словах. – С закрытыми глазами идти сложно. Если разум не слышит. Твой не слышит.
Молодая женщина. Определенно не нашедшая баланса, метающаяся из крайности в крайность. Молодым это свойственно. Так же, как и нетерпение. И то, что каждый, не смотря на гордость, будет ждать ответа извне. Что кто-то придет и скажет, что будет правильным. Чего стоит опасаться, а чего – нет.
Подошедший официант поставил на стол тарелку и Ямамото соединил ладони, прикрыв глаза, вознося благодарность мысленно за еду. Странствуя по Азии, Ямамото очень часто останавливался в самых разных монастырях, являясь теперь необычным симбиозом самых разных культур. Глупо ограничиваться мудростью только одного монашеского направления. Если ты совершенствуешь свой разум, то берешь лучшее от всех, кого встречаешь на своём пути. Взяв палочки, монах снова поднял взгляд.
- Ты ведь воин? – Палочки с легкостью цепляли лапшу, которую Ямамото запивал зеленым чаем. – Но воин не отсюда. С севера. Ты ищешь спокойствия, или просто не знаешь, как тебе жить дальше? Или, что делать правильно.
Все, сказанное странным мужчиной, было правдой. Она так устала и вымоталась на чужой враждебной земле, что совершенно потерялась в себе, заблудилась в собственных намерениях, начала совершать глупые ошибки и поспешные шаги, которых можно было — необходимо было избежать, если бы... если бы она была чуточку собраннее и не так сильно спешила. Пока она была на Алмазном, она глотала жизнь как путник — воду из родника в оазисе. Так нельзя — невозможно было поступать. А она подвела себя, пусть и вовремя устранила последствия своих ошибок. Слишком много проблем закрыли ей глаза, сжали грудную клетку, выдавливая воздух, выталкивая его вместе с кровью изо рта, убивая изнутри. И со всем этим — надо было что-то делать, как-то разгребать, взваливать на себя ответственность, хотя бы жалкую ее часть. Так не хватает... уютной тишины леса.
- Мне снится один и тот же сон...
Просторный зал глубоко под землей, бережно окутанный извечной тьмой — хозяйкой этого места. Как давно здесь не ступала нога живого существа? Затхлый, застоявшийся воздух давит на легкие, на разум, окутывает плотным липким покрывалом, заставляет просыпаться первобытный страх.
И посреди всего этого чуждого живым великолепия — камень, так похожий на жертвенный алтарь, что при одном только взгляде на него язык прилипает к нёбу, а в горле образуется противный шероховатый комок, который никак не удается проглотить. Камень возвышается ровно посередине огромного зала, величественный трон древней Силы, запертой здесь так давно, что уже вряд ли кто-то из живых вспомнит. Ее хозяева заплатили непомерную цену за цепи, наложенные на сдерживаемую мощь, тихую, как притаившийся в засаде терпеливый хищник — прояви слабость, откройся хотя бы на секунду, и он не упустит шанса убить.
Черный как смоль камень оплетает искрящийся снежно-белым узор, замысловатая вязь вышивки старательной мастерицы, имя которой утеряно в веках. Узор трепещет и пульсирует — живое яркое сердце посреди извечного царства мрака, такое чуждое и невозможное, что хочется протянуть руку, коснуться тончайших нитей кончиками пальцев.
А вместо этого она вытягивает руку над камнем — жертвенником — и вытаскивает кинжал. Каждый раз — и нет сил противиться, невозможно разорвать порочный круг вязкого видения. И на белоснежный узор падают первые густые капли. Темно-красные, как зарево уходящего за горизонт солнца, приносящие невыносимую боль где-то внутри, у самого сердца.
Красное жадно пожирает белое.
А где-то далеко-далеко наверху, где так беспечно светит солнце, с тихим рокотом сходят с ума камни.
Она не жалела, ни секунды не жалела о содеянном, только вот где-то глубоко внутри, возле самого сердца, продолжало надсадно болеть.
Скоро все должно было закончиться, и последняя конвульсия древнего дворца принесет долгожданное облегчение. А пока... она продолжит видеть красное на черном, неумолимо пожирающее остатки скорчившегося белого.
- Я пошла за тобой, потому что ты напомнил мне кое-что очень дорогое мне. Я думаю, ты поймешь, - и слабо улыбнулась, протягивая к мужчине ладонь и касаясь его щеки кончиками пальцев. Она впервые позволит кому-то прикоснуться к сокровенному, к той тайне, которую она хранила почти сотню лет, которая позволяла ей жить дальше.
Шелест листвы нарастает, как от резкого порыва ветра.
В глаза бьет нежно-зеленое солнце — его лучи мягко оглаживают кроны величественных исполинов, окрашиваясь в приятный глазу цвет.
Собственное дыхание вплетается в шум листьев где-то далеко-далеко вверху. Кровь в висках стучит все тише, пока не сливается с шорохом поднимающейся по капиллярам питательной воды. Все тело медленно срастается с нагретой за день шероховатой корой, врастает в самое сердце ласкового исполина.
Отпустить сознание.
Забыть обо всем.
Есть только вечность за плечами, оставляющая узловатые отметки на ветках-пальцах. И целая вечность впереди, она не пугает и не привлекает — она просто будет.
И ты длишься в вечности, неторопливо, как умеет лишь древний лес.
Забываются все горести и печали, тает в бесконечном покое беспокойство, сброшенными по осени листьями улетают к далекой земле проблемы.
Остается только грандиозная, обволакивающая мягким одеялом умиротворенность.
Ни одно живое существо не способно постичь абсолютного покоя.
Только эти исполины, видевшие многое, помнящие весь этот мир, каждой веточкой, каждым волоконцем купаются в безмятежной вечности.
И ты — их часть.
- Все еще — беспокойный разум? - и теплая улыбка, адресованная не мужчине напротив — любимому лесу, с которым она связана с рождения и до самой смерти.
Отредактировано Этайн (10.08.2016 23:18:04)
Ямамото не прекращал меланхоличного жевания, пока слушал скрип медленно расплетающего клубка колючей проволоки, живой, пульсирующей. Стены покрылись тенями, исчез стол, за которым он ел, диван, на котором сидел. Рифленая подошва высоких ботинок опустилась на старый каменный пол, а в руках остались только палочки.
Волна кошмара всколыхнулась из глубины первого этажа, просочилась сквозь трещины плит и утопила мастера с головой, перенося на место действия, к жертвенному камню, к белому кружеву. Со скрипом покинул своё пристанище кинжал, загудели стены и боль, о которой говорила Этайн, рывком змеи рискнула впиться клыками в его сердце. Но наткнулась клыками на кристально-чистый барьер его безмятежности. Этот кошмар не мучил Ямамото. Его в принципе не мучили кошмары, почти никогда. Не последние столетия.
Дожевав, он сглотнул, возвращаясь в реальность китайского ресторана с претензионным названием «Красный Дракон», являющийся не более, чем бутафорией, дешевой и жалкой. Вероятно, зов запутавшейся белой женщины был настолько сильным, что он смог увидеть и проникнуть в самое сердце этого кошмара. Но это точно не подавление воли. Он не использует эту силу попусту. Только в случае опасности, граничащей со смертью.
Значит, он просто смог вникнуть и понять все правильно. Взгляд блеснул осмысленно от прикосновения пальцев к его щеке и монах даже перестал загребать палочками еду, остановив механическое жевательное движение, так нравившееся ему своей монотонностью.
Так он напоминает ей о балансе? У белой женщины ещё не было духовного наставника, надо полагать. Это мастер Ямамото понял, услышав шелест листвы, прорастающую кору, рассмотрев светящее сквозь зеленые листья солнце. Трава зашелестела под ногами, словно Ямамото шагнул в любимый Китайский лес в подгорье. Где-то очень отдаленно журчала вода, стрекотали насекомые.
Видение закончилось так же быстро, как и суть кошмара, которую Этайн показала ему в самом начале.
- Да. – Ответил Ямамото, не меняя тона. – Более чем. – Палочки ухватили лапшу, отправляя её в рот и монах возобновил меланхоличное пережевывание, заговорив снова, лишь когда сглотнул. - Что случилось бы, если Будда не решил скрестить наши пути сегодня? – Глоток чая. – Хаос и боль граничат с умиротворением. Умиротворение – лишь всполохи. Волнение и боль – эмоции одного ранга. Бесполезность. Бесполезность отнимает время. Ты не всегда будешь в месте своего покоя. Трудности, посланные тебе, могут быть огромными. Люди и нелюди жестокими. Коварными. Гнев будет одолевать тебя, и лишать ясности зрения. – Он снова отвлекся на пережевывание, не договорив, сделав паузу. Глаза внимательно сверлили переносицу полукровки, не меняя своего выражения. – Ярость и слепота не унимаются сторонними людьми. Мы снимаем их сами. Научись искать свой внутренний баланс. – Татуированная рука легла на середину груди мастера. – Сердце должно биться ровно. Разум должен быть чист. Твоё спокойствие собьет с толку противника. Беду. Неприятность. Радость и горе – эмоции одного толка. Нет смысла возводить их в абсолют.
Их времени было недостаточно, чтобы Ямамото мог по-настоящему чему-то научить эту женщину. Но он мог только посоветовать то, что будет работать. В своё время он получил эти советы сам, используя их с толком, и по сей день. Вторгнуться в его разум было сложно, подавить силу воли – невозможно. Сломить – тем более. Лишь благодаря годам, столетиям упорной работы над собой, которая, по его мнению, еще не была закончена.
- Укрепи своё тело, пока не начнут болеть мышцы. Затем сядь в спокойствии и отбрось все мысли. Как только ты научишься хотя бы десять минут не думать. Тогда ты сможешь двигаться дальше, к центру своего спокойствия, беря под контроль свой разум. Укрепив свой разум, отбросив гордость. Радость. Печаль. Уныние. Учись смирению и тогда тебе откроются новые дороги. До этого невиданные.
Сказав, наверное, самый длинный монолог за последние три-четыре месяца, Джеймс продолжил есть, возвращаясь к своему любимому монотонному жеванию. Свои мысли он попытался донести до Этайн максимально ясно, насколько это возможно при его аутизме.
Вся эта монотонная неспешность, с которой мужчина ел, разговаривал, двигался, успокаивала — завораживала, притягивала к себе, и полукровка не могла, да и не хотела отводить взгляд от незнакомца. Он разительно отличался абсолютно от всех, кого ей довелось видеть за свою не очень-то короткую жизнь, и атмосфера рядом с ним... меняла все вокруг. Даже ее — затрагивала, окутывала теплым покрывалом, сквозь которое не проникает людская суета. И он во всем, абсолютно во всем был прав.
Все еще беспокойный разум. А когда он был спокойным? Умиротворение многовекового леса — не ее собственное, оно... одолженное, лишь на краткий миг присвоенное ею. А вся ее жизнь — ненависть, ярость, погоня за чем-то, чего у нее никогда не было и не должно быть. И ведь самое смешное, что она прекрасно это понимает — даже без рваных фраз сидящего напротив человека понимает, но, как всегда, отказывается принимать, продолжает упрямо воевать со всем миром. Когда же она поймет, что нужно по-другому смотреть на вещи, окружающих, поступки? Что должно стать толчком? Предательство, смерть — все это уже было, оно только, как вязкое болото, усугубляет засевшую в душе тьму, режет ржавым ножом каленую сталь привычного к чужой злобе сердца.
- Я устала, - кажется, Этайн уже говорила это недавно, сидя в ресторане и допивая дорогое французское вино, только слушатель тогда был другой, и повод — менее весомый. И перед глазами тогда не стояло видение разрушающегося оплота свободы ушастого народа. - Я всегда жила по-другому, и мне было хорошо. А потом пришел тот, кто все изменил. Испортил? - она инстинктивно, сама того не заметив, подстроилась под манеру речи собеседника, наконец-то опустила глаза и теперь рассматривала плавающую в чае веточку, обнимая чашку ладонями. Фарфор был теплым и шероховатым на ощупь — наверное, из-за рисунка, зачем-то нанесенного на идеальную белизну посуды. Усатый китайский дракон выгибался, угрожающе разевая зубастую пасть и удерживая в лапе шар. - Наверное, нет. Принес много проблем и хлопот. А взамен избавил от смерти. Я — обязана ему? Тоже нет. Я спасла его жизнь на следующий же день, - трупы эльфов и ругающий ее монарх — смешное зрелище, только вот тогда ей было не до смеха. В какой-то момент захотелось все бросить и уйти или — всадить в горло голосящего эльфа трофейный метательный нож и бросить тело новоявленного короля на радость лесным падальщикам. Почему она тогда не поддалась привычному, родному желанию убивать? Почему защищала, рискуя собой и своей драгоценной жизнью? - Я опрометчиво обещала уберечь. Жизнь. Дух. Мечты. Зря, наверное.
Подошедшая официантка оставила тонкую кожаную папочку с чеком внутри, намекая, что посетителей и так много, чтобы зря задерживать стол. Полуэльфка криво коротко усмехнулась и отодвинула чек в сторону — за наглость надо получать по лицу, да побольнее, чтобы в следующий раз быть осторожнее и знать свое место. А они никуда не торопятся, самолет до Канады все равно не взлетит без личного телохранителя монаршьей задницы, пусть сперва побегают и поищут ее по всему аэропорту — так веселее.
- У тебя многие просят совета? - она нехотя вернула взгляд обратно к мужчине и отхлебнула терпкой горечи зеленого чая. Никогда его не любила, не понимала, как можно такое пить. Родные настой из целебных трав казались куда как вкуснее и полезнее, чем повышающая давление восточная гадость. - Ты... похож на старого дядюшку, который никому не отказывает в помощи. И это все — просто так? Или за ответную услугу? - Этайн давно уже привыкла, что добрые дела никогда не делаются из простого желания помочь. По крайней мере, в ее жизни за чужую помощь, хоть бы какой крохотной она ни была, приходилось платить. И плата порой была непомерно велика. Проще было выживать самой, чем полагаться на других, когда-то решил маленький выродок, отворачиваясь от чуждой ему общины. - Сколько же ты живешь на этом свете?.. - незнакомец действительно никуда не торопился и неизменно спокойно реагировал на все расспросы. Это одновременно и удивляло, и приносило странное, ни с чем не сравнимое удовольствие. - Похож на большую черепаху, - по губам пробежала тень улыбки. Наверное, слова прозвучали грубо, но на самом деле полукровка всего лишь пыталась сделать комплимент.
Ямамото внимательно следил из-под полуприкрытых глаз за прохладой грусти, коснувшейся плавных черт лица изворотливой, вьющейся тенью. Усталость от обязанностей, ответственности, возможно? Слушая дальше, Джеймс подумал, что скорее всего в этом и дело. И в обещаниях, данных в душевном порыве, о которых теперь вспоминается с долей сожаления.
- Не думаю, что это было опрометчиво. – Рот мастера снова скрылся за чашкой. – За пятьсот восемьдесят лет многие спрашивали моего совета. – Кивок, но как-то странно, в бок.
А сравнение с черепахой, походу, наоборот – понравилось Ямамото и он поблагодарил за это, снова кивнув, поднеся ребро ладони с четками к груди. Он не стеснялся говорить о своем возрасте, уже заприметив в полукровке не человека, поэтому такую новость та должна была принять спокойно и без удивления.
- Черепахи живут триста лет и никогда не торопятся. Это символ мудрого животного, спасибо за похвалу.
Книжецу с чеком, татуированная рука мягко сместила подальше в угол. Он еще не закончил своего разговора и останется сидеть на этом месте. Политика заведения такова, что он в праве сидеть здесь, потягивая водичку сколько душе будет угодно, а сказать уйти ему никто не имеет права. Джеймс не был злобен, вкусив пищу, он сразу же ушел бы, освобождая место другим нуждающимся, однако состоявшийся разговор сейчас казался куда важнее. Монах был уверен, что персонал простит ему это дерзость, и не будет долго держать зла. Уже через пару часов его лицо все равно сольется в общую вереницу бесконечного людского потока.
- Я скромный монах, вздох облегчения страждущего – уже награда для меня. Если цепь судьбы сойдется так, что ты однажды дашь совет мне – хорошо. Если нет – такова воля Будды. – Медленно моргнув, Ямамото разлил остатки чая по чашкам. – Думаю, твое сердце сделало выбор, чувствуя верный путь. – Уголок глаза прищурился, говорить длинно было для мастера сложно. Благо, что перед ним сидит женщина. Общаться с женщинами всегда было проще, наверное, потому что женщин Ямамото любил больше, чем мужчин. – Но тебе сложно бросить старые убеждения. Вероятно, мир к тебе жесток. Поэтому и важно найти баланс. Не потерять себя, но идти по верному пути. Не отступая под натиском сомнений. Мудрый хищник живет долго. Ты беспокойна, но тебе нужна сдержанность. Хочешь покоя, но долг не дает расслабиться и найти равновесие. Нельзя разделять понятия "покой" и "действие". Не делай между ними различие. Его нет. Вложи в работу свое сердце, свой ум. И тогда работа станет состоянием покоя. Тогда твой разум не истощится, и дух останется сильным. Помни, что твое отличие от других – это преимущество. Но не давай гордыни себя ослепить.
Он сделал глоток чая. Пытливость разума – это хорошо. Хоть Джеймс почти отвык много говорить, он был рад увидеть кого-то, кто пытается взглянуть на вещи по-другому, найти верный путь, а не плыть по единому течению вместе с толпой суетливых. Если женщина внимет хоть одному совету, терпеливо будет идти по верному пути – она увидит первые всходы, тогда его работа будет завершена. Он мог бы стать её духовным наставником, но, вероятно, обстоятельства, которыми окружена Этайн, не позволят ей сделать такой выбор.
Отредактировано Джеймс Ямамото (14.08.2016 01:29:11)
Этайн затаила дыхание и слушала, неторопливо, в такт плавной речи мужчины, обдумывая каждое сказанное им слово. Он действительно был странным, даже для прожившего больше половины тысячелетия долгоживущего — она ведь видела других таких же, даже старше, сохранивших поспешность и привыкших жить импульсивно, идущих на поводу у слишком ярких даже для нее эмоций. Наверное — и эта мысль заставила едва заметно улыбнуться — все-таки вера в кого-то кроме злой насмешливой богини... все-таки может умиротворять. Надо сказать, она подозревала, что верит в кого-то не того, раз вера заставляет разрываться на части, проклинает еще до рождения и нависает над макушкой опасным острием меча. И теперь, рассматривая четки собеседника, его неспешность и отрешенность, запоминая каждое сказанное им слово, женщина понимала, что зацикливаться на Дану — заранее подписать себе смертный приговор.
«Выходит, для меня не должно — и не может быть богов? Как... забавно».
Человеческие боги слишком разнообразны и непостоянны, они не любят даже собственных детей. Что уж говорить о проклятых полукровках вроде нее? Столько правил, заветов и запретов, как в писаниях человеческих религий, не было для нее даже в общине, хотя там чуть ли не каждый ее шаг ограничивался и был под наблюдением. Дану заранее заперла перед почти своей дочерью врата обещанных Садов — порченую кровь, ты уж прости, как бы намекала богиня, нам будет неприятно видеть. А вот в кого верят вампиры?.. Хотя, надо полагать, что смешение их драгоценной крови высокородных с каким-то грязным эльфов богам пиявок тоже не по душе. И что же получается? Она болтается среди миров, таких разных и разнообразных, но ни к одному из них толком не принадлежит. Не это ли называют свободой выбора?
- Ты очень странный, знаешь, - легкая улыбка и мимолетный взгляд в сторону — такие вещи не говорят столь беспечно. - В какой-то мере... похожий на меня. Это забавно, - тень улыбки, пальцы поглаживают гладкую поверхность стола, больше не рискуя притрагиваться к чашке — слишком уж гадость там плещется, чтобы ее пить. - Я запомнила все, каждое сказанное тобой слово. У меня будет, - гадкое такое предчувствие где-то в глубине души, - много времени, чтобы обдумать все как следует еще раз и сделать для себя выводы. Не думаю, чтобы они были наполнены именно тем смыслом, который ты вкладывал в свою речь, - тихий вздох — она действительно не собирается копировать чей-то стиль жизни и мышления, но готова основательно задуматься над собственным. - Но гарантирую, что ни одно из них я не проигнорирую.
Тот самый вежливый молодой человек в форме, тихо подошедший сбоку, коснулся плеча полуэльфки и, наклонившись к ней, шепотом поделился радостной вестью: рейс Корпорации отправляют первым, уже можно проследовать за юношей к выходу на посадку. Этайн нехотя кивнула, чуть наклонив голову к плечу, и вздохнула — не хотелось вот так прерывать столь... полезный? интересный? приятный разговор.
- Спасибо, - она неторопливо встала, сунула в книжицу, под чек мятые купюры. - Здесь без сдачи, - и тут же вручила пробегавшему мимо официанту, чтобы тот не донимал долгоживущего ненужными вопросами и излишним вниманием, потом снова обернулась к мужчине, слабо улыбнулась. - Знаешь... я думаю, нам еще улыбнется поговорить когда-нибудь, - протянула руку и невесомо коснулась кончиками пальцев гладкой щеки, чтобы тут же убрать ладонь в карман привычных джинсов, - Мастер. Ты ведь Мастер, я не ошиблась? - и, уже от входа в ресторанчик, обернулась и помахала своему недолгому собеседнику рукой — на прощание, которое обязательно завершится новой встречей. - Пока-пока.
Отредактировано Этайн (14.08.2016 19:04:26)
Кажется, что свет ясности пролился на эту блуждающую в темноте сущность. Это было видно по лицу напротив. Значит, слова смогли достигнуть цели, и Этйан готова учиться. Монах был рад этой мысли. На высказывание о том, что полукровка изберет свой собственный путь, монах согласно кивнул, принимая и одобряя её. Ведь это правильно. Люди и не-люди должны уметь думать сами. Иногда им просто нужно задать вектор направления, чтобы открыть возможности, кроющиеся в тени незнания. Дальше человек делает выбор сам. И Будда внимательно взирает на его поступки.
- Каждый сам творит свою судьбу. Твоё решение верное.
Настало время расставаться. В любом случае, этой встрече и полагалось быть мимолётной. Но не менее ценной от этого для самого мастера. Однако, всё-таки, пора уходить. Он понял это и по расплате за обед и по тому человеку, шепнувшему Этайн информацию о скором вылете. Последние касание на прощание никак не изменило выражения лица Ямамото, но отрешенный взгляд немного потеплел, выдавая благодарность за встречу. Вероятно, Будда готовил их обоих к чему-то. Джеймс уже не сомневался, что их разговор не будет последним. Сколько случайных столкновений стали судьбоносными в его долгой жизни? Бесчисленное множество. Значит, впереди их ждет испытание. Вопрос исчисляется лишь временем, коего у них обоих в избытке. Но сперва ему самому нужно завершить цель своего приезда на Алмазный Берег. Когда женщина назвала его мастером, Ямамото коротко кивнул. Она не спрашивала имени, и тот был согласен, что нет необходимости называть вслух ненужные слова. Это будешь лишь пустой звук, отдавшийся вибрацией от стен. Не более того. Имело значение лишь то, что Этайн подчерпнула для себя из их разговора.
Поднявшись, Ямамото накинул куртку, скрывая татуировки, и застегнул ее. Этайн пора было идти. Встретившись взглядом с ней в последний раз, монах склонился, ребром поднеся ладонь с четками к груди. Прощаясь и желая удачи в пути, в поисках обретения баланса. Дух у нее был сильный, обязательно справится, если начнет прислушиваться к себе.
- Амитабха. – По привычке обратился к высшей силе монах. - Помоги ей держаться света.
Больше ничто не задерживало его самого в этом аэропорту. Закинув сумку на плечо, свободной рукой он подцепил маску, скрывая за ней большую часть лица, а затем вышел из ресторана. По эскалатору вниз, дальше - прочь из здания аэропорта. Впереди у Джеймса была важная встреча с личностью не менее важной для него.
Отредактировано Джеймс Ямамото (15.08.2016 01:52:51)
Вы здесь » КГБ [18+] » Осень 2066 года » [14.11.2066] Что случается, то к лучшему.