Он внимательно слушал Этайн. Каждое слово, произнесенное воительницей, вникая в смысл, стараясь ничего не упустить в ее недолгом, но крайне занимательном, рассказе, и неизбежно ловил себя на совсем отвлеченной мысли, что к делу не относилась никак.
Внимания в жизни Короля стало последнее время слишком много - его внимания к деталям и мелочам, к окружающим, к их речам и просьбам, ко всему миру вокруг, что с образованием Королевства вдруг как-то вырос. И, ранее зацикленный лишь на себе единственном, эльф неизбежно уставал от этого. Его тяготила не ответственность за народ или отношения с вампирами, ему тяжело было от того, что в голове приходилось держать слишком много всего, параллельно пытаясь уместить там еще больше, но при этом забывая о том, что всю его жизнь заставляло держаться, не ломаясь под нескончаемыми придирками и насмешками собратьев.
Последнее время Трандуил злился всё меньше, или же, если это и происходило, то несколько иначе и гнев его слишком быстро сходил на нет, растворяясь в бесконечной суете дней и королевских делах. Однако, не сейчас. Если бы в руке его в этот момент был не тяжелый кубок из серебра, а обычный хрустальный бокал, то он бы лопнул, оставив в ладони осколки напоминанием о том, что нельзя столь сильно сжимать подобные предметы. Его стылая ярость снова просила выхода, затягивая сознание тяжелым грозовым облаком, за которым не было и проблеска понимания или доброты. А ведь Трандуил почти научился быть другим, научился смотреть на эльфов и видеть не врагов, а тех, кто могут служить и быть полезны, ему казалось, что в его окружении не осталось тех, кто хочет навредить, разрушив этот хрупкий баланс равновесия между двумя расами. Выходит, ошибался. Потому что, вот она, стоит перед ним и, на первый взгляд, не испытывает и малости сожаления о том, что натворила.
Взгляд Короля опустился к ногам Этайн. Он отпил вина, сладость которого теперь была похожа не на солнечный и беззаботный день, а отдавала на губах привкусом гнилых яблок.
- Ты могла просто уйти, - вполголоса проговорил эллон, снова вскидывая внимательный взгляд на воительницу, - Но ты предпочла предать. - Да, все именно так. Подобные действия расценивались Трандуилом не иначе как предательством с ее стороны. И дело даже не в имени Знающего, по чьей вине началась война и погибло множество эльфов, дело было в решении самой Этайн, что предпочла умолчать, продолжая играть роль верной телохранительницы.
- Какое не оригинальное коварство, - он хмыкнул, на мгновение смыкая веки и какие-то доли секунды наслаждаясь тем, как внутри живет ярость, как она растекается льдом по венам, столь родная и еще недавно привычная. - Прикрываться своеобразной доброжелательностью, просить о доверии, о высокой должности и полномочиях, чтобы искать предателей, но самой рушить все изнутри, - несколько шагов вперед, - Дворец? Менегрот? Ты подвергла опасности народ, эльфов, что находятся здесь. Зачем Знающий просил тебя впустить его? Зачем тому, кто уже однажды вел на войну эльдрим и из-за которого погибло столько невинных, входить сюда? - описывая рукой пространство вокруг, имея в виду дворец, он замахнулся для удара, но остановился, сжимая руку в кулак и бесцельно опуская. Всё-таки, они были похожи. Очередное понимание сходства вдруг изумило Короля. Родная кровь, сказала воительница, и это словно бы в мгновение все прояснило. Все мотивы, которыми руководствовалась Этайн выполняя просьбу Хагарда. Она, как и сам Трандуил, всегда была одна, окруженная лишь непониманием и ненавистью, научившаяся не видеть этого и превратившая злобу других в свою силу, для нее этот призрак прошлого, стал своего рода надеждой на возможность побыть нормальной, иметь семью и поддержку. И Этайн цеплялась за эту возможность, равно как и Трандуил зацепился за новость, что у него есть сын и, вопреки своей необходимости здесь, помчался в вампирские земли, чтоб вытащить мальчишку, а затем готов был отказаться от всего, включая и эту непомерную ответственность за целый народ и свою жизнь, лишь бы спасти Леголаса, который ненавидит его. А ею просто-напросто воспользовались.
- Какая же ты глупая и слабая, Этайн. С презрением в голосе называешь меня беспечным, а сама, в сущности, не отличаешься от меня, - он проговорил это зло, переходя почти на шепот и наклоняясь к воительнице, заглядывая ей в глаза, - Ты ведь не знала о последствиях своего выбора, - Трандуил не спрашивал, утверждая.
Он был в этом уверен. Видя поведение женщины сейчас, он без труда читал в ее эмоциях, привычно укрытых показной самоуверенностью, сожаление и страх. И, вопреки своему гневу, готовому сорваться на воительницу, понимал, что он нужен ей, пожалуй, не меньше, чем она ему, в то время, как перед взором синих глаз, направленных на Этайн, плясали картинки из прошлого с чужим милосердием. В свое время старый кровопийца Лабиен разглядел в будущем эльфийском Владыке что-то, доверив ему столь важное дело, как строительство нового государства, а потом сам Трандуил увидел нескончаемый потенциал в этой воинственной бабе. Мужчина шумно выдохнул, все же отходя в сторону.
- Скажи мне, я ошибся в тебе, начав доверять?
