"Блядь, я опаздываю, опаздываю."
Задыхаясь, глянула на часы на запястье, грубые, подделка, на черном кожаном ремешке, с огромным циферблатом, выдохнула, согнулась вдвое и оперлась мокрой ладонью о колено, переводя дыхание. Второй рукой смахнула пот со лба, чувствуя, как струйка побежала под курткой, майкой, по голой спине. Несколько минут пришлось потратить на то, чтобы отдышаться. Раньше бегала без особых усилий, это приносило кайф такой – когда открывалось второе дыхание. Теперь боль резанула под ребра уже на втором повороте к бару – месту встречи с тем, кому следовало передать конверт, пухлый и жирный, лежащий сейчас в плотно прижатой к боку кожаной черной сумке. Рукам доверия не было, ее обнесли б давно, да и до бара не добралась бы, если бы махала конвертом направо-налево. А так –сумка пришита к майке, давно стала второй кожей, содрать можно было только раздев. А для этого надо было стянуть куртку, майку, напороться на нож, сдохнуть – все было просто в Прейли. Ана (ненавидя свое пафосное имя, лживое, называла себя Ана, требовала, чтобы остальные обращались так же) сама была частью Прейли, душой Прейли.
"Если этот хмырь ушел – Оскар убьет меня. Или уйдет, как тогда – лучше б убил!"
Обычно удавалось держаться, месяцами, механически выполняя подворачивающуюся работку, не брезгуя ничем, кроме предложений потрахаться, это - нет. Торговала наркотой, передавала посылки, снимала деньги, в сумке перебывали такие суммы, что не спала ночами – сидела, глотала колеса, смотрела на дверь неподвижно. Зарабатывала, часть выделяла отцу – он спился и теперь, обнаружив, что у него осталась дочь, являлся еженедельно, буянил, орал, матерился и селился в подъезде, от чего тот становился еще грязнее и гаже. Проще было откупиться, потому что бить пробовала, убивать – рука не поднялась. Откупалась.
"Лишь бы не ушел, лишь бы. Я сдохну, повешусь."
Иногда накатывало. Чаще вечером, к ночи, тогда становилось невыносимо, хотелось биться о стены, разбивая голову, посуду. Одиночество, ненужность, бессилие что-то поменять, собственные демоны рвались изнутри, разрывая череп, сводя с ума, заставляя метаться, выдирать волосы, резать вены. Тогда появлялся Оскар. Обнимал, гладил, бил, снова гладил, просто был рядом – иногда нужно только присутствие. Точно знал всегда, когда что сделать, иногда прямо с порога валил, трахал, не замечая слез и ногтей, впивающихся в его плечи. Иногда делал чай. Зеленый, черный – ей было все равно, это был чай.
"Успела. Кажется, все, заебись."
Еще раз с силой провела рукой по лбу, прижмурилась – глаза слезились, зрение поплыло давно уже, но очки носила только дома. Выдохнула, выпрямилась осторожно, прислушиваясь к каждой клетке тела. И вошла в бар. Поручения Оскара напоминали приказы. Приказами и были, по сути, но так было правильно, так надо.  Их выполняла так точно, как могла, не ожидая похвалы, так тоже было надо.
"Так, где? Вот!"
Мужик, сидевший за стойкой с виски в руке был похож на снимок, показанный ей Оскаром так, как можно походить на собственное фото: почти нихера. Но похож. Краткой информации хватало выше крыши: по коротким разговорам Оскара по мобилке уловила, что к чему. Элизабет Джонсон, усраться можно было. Сегодня она действительно могла ощутить себя важной особой – не Джонсон, сама Ана.
- Вы – Адам?
Бесцеремонно спросила, встав прямо против мужчины, рассматривая его в упор и внимательно, все еще в сомнении. Оскар не простил бы ошибки, и Ана не собиралась ошибаться.

- А, ну да.
Вяло отреагировала на предложение услуг, сообразила что-то вроде кривой улыбки и заползла на высокий барный стул рядом. Покосилась на его бокал, хлопнула себя рукой по карманам, выудила пачку, сунула сигарету в рот. Последнее время курила много и чем дальше, тем больше, уже по две в день – в сутки, считая ночные бессонные часы. Не при Оскаре только – тот не выносил дыма и запаха, заставляя чистить зубы сразу же, с порога, хорошо еще, если не совал мордой в умывальник, чтобы сразу жрать пасту, напрямую. Однако сейчас на этого, сидящего рядом, было откровенно насрать, поэтому закурила, не дожидаясь очередного похабно-джентельменского, лживого жеста с зажигалкой.
"Еще б спичку горящую поднес, вот смеху было б. Умора."
- Не предлагайте того, чего не можете предоставить.
Хмыкнула, затянулась, выдохнула через нос, запрокинув голову, закрыв глаза на секунду. Его не боялась. Она со своим мешком-конвертом-пакетом-хер знает чем еще была ему нужнее, чем он ей. Судя по позе, по взгляду, по обороту – такое привыкла чуять давно.
"Если бы сейчас шантажировала, выдавила из него не меньше миллиона. В любой валюте, похуй."
- Но дождь бы не помешал.
Сохранить серьезность всего этого маразма было не трудно. Ана привыкла к настолько широкому разнообразию заданий, к такому диапазону предлагаемой и хорошо оплачиваемой херни, что если бы сейчас он достал черную палку и очки и стал тыкать в нее, изображая агента Джона Смита, она б закурила вторую.
Капюшон сполз вниз, глянула внимательно сквозь дым сигареты.
"Это не он."
Вот что Оскар ценил, вот что держало рядом. Использовал внаглую, постоянную информированность, ее знакомства в разных кругах, внимательность, собранность, привязанность к себе. Знал, что на нее положиться можно – сдохнет, но выполнит.
"Не он. Пиздец."
Что толкнуло в бок и вынудило всмотреться – понятия не имела. Вдруг ситуация так напомнила дешевый низкосортный фильм про шпиенов, что с трудом удержалась от смеха.
"Пиздец же. Сижу с незнакомым мужиком в баре, пялюсь на его виски, гадаю, выпьет или нет  - пароли, явки, смех один."
Машинально тронула переносицу.
"Не отдам ему пакет. Пусть Оскар меня трахнет в мозг и убьет – не отдам."
Мужик был копией того, с фото, однако обычно вытаскивающее за шкирку, как котенка из выгребной ямы, внутреннее чутье, нюх, чуйка – называть можно как угодно – орало и билось в истерике.  Изобразила кривую ухмылку, призванную выражать вежливость, поползла со стула обратно.
- Я сейчас. Забыла документы в своем выходном лимузине, сбегаю – и вернусь.
Напряжение возросло в разы, Ана не умела нихера врать, не успела научиться за человеческий, короткий век.
"Бегом на выход и звонить Оскару! Че за фигня происходит? Это не тот."

Отредактировано Ада Виктория Морриган (18.09.2016 22:16:51)

- Ага, виски. Лапу убрал!
Крутанула схваченную руку, врезала второй, промахнулась, в панике дернула, выдирая чуть ли не из плеча, взвыла от боли в руке и задом врезалась в дверь, вылетая под моросящий, постоянный дождь. Пальцы ныли, еще чувствуя его прикосновение – слишком горячее, чтобы быть простым. Человеческим!
"Блядь, эта мразь – вообще не человек! Мутант поганый, оборотень!"
Существование оборотней и вампиров тайной не было для нее, Оскар давно просветил, а ему верила до конца, не сомневаясь ни в одном слове.  Откуда он узнал? Лишних вопросов давно выучилась не задавать, чревато было, иногда – очень больно. Однако краем уха слышала и про близость его к Джонсонам, а через них – к высшему свету, на который было откровенно плевать. Если б был хоть мелкий шанс попасть туда – хотела бы и тянулась, а так… смысла не видела, поэтому и плевать хотела.
- Куда, теперь, дальше?!
Мысли заметались по городу, знала улицы, как себя саму, рванула с порога направо, вылетая мимо тупиков к самой оживленной, там, где света больше, где всегда кто-то ходит, бляди со своими сутиками, просто шлюхи, полиция – в Прейли они давно перестали обращать внимание друг на друга. Серая пелена вечного дождя скрывала все и всех, Ана знала – если ее начнут убивать, вокруг не останется ни души. Надо было ловить момент и скрыться, раствориться в мороси этой, город должен был защитить ту, которая отдала ему всю свою короткую жизнь.
- Лишь бы не выстрелил, блядь, только не в спину…
Боли боялась больше, чем смерти, руки онемели от страха и холода, холод был вечным, идущим изнутри – потому леденели ноги, руки, не согреваясь даже пледом, темно-синим, теплым, вязаным крупно.  На минуту остановилась, вжалась в грязную холодную черноту стены, сливаясь в своей куртке, сглатывая от ужаса, переводя дыхание, стараясь не дышать свистом, мысленно проклиная сигареты. Пакет прилип к телу, судорожно прижала локтем, проверяя – на месте. Шаги раздались совсем рядом, задержала дыхание и, когда прошел мимо, снова выскочила, дернула в другую сторону, понимая, что путается, выбирается не туда.
"Сколас, Талсу, на Даугавпилс, там в любой магазин, урод не будет стрелять в толпе! В полицию не успеваю, нельзя туда, у меня посылка, Оскар будет недоволен…блядь…"
Свернув в темноту переулка, снова замерла, как загнанный охотниками и собаками, грязный мокрый заяц, с раздувающимися от гонки худыми боками, со свалявшейся шерстью. Ни разу на нее не охотились. А сейчас охотились. И ощущение себя-жертвы было острым и обреченным, как и сама Ана.
"Не туда, не … туда! Тупик, все, тупик."
Снова сглотнула, подавилась, сплюнула под ноги, вслушиваясь до боли в ушах в серую черную муть вокруг. Шаги не отставали, становились глуше, слышнее, снова глуше, грязь под ногами мешала понять, где он.
"Направо, вниз, горка будет, после нее – вперед и проскочу к ломбарду, они круглосуточно работают!"
Снова неслышно рванулась с места, исчезая почти перед носом преследующего.

Отредактировано Ада Виктория Морриган (19.09.2016 14:32:24)

Мокрая земля ползла под ногами, облепила кроссовки, грязными глыбами тянущие теперь вниз, забивалась под ногти, принявшие траурный оттенок, покрывала щеки, лоб тонким влажным слоем грязи – зеркало б треснуло и раскололось, увидев ее сейчас, покончило бы с собой, лишь бы не отражать. Чувствуя, как заломило под разбитыми короткими ногтями, уже сочащимися кровью, продолжала упорно лезть вверх, карабкаясь по нарытому и забытому, как все в Прейли, земляному валу, размокшему и размякшему от постоянной мороси, постепенно превращающемуся из чьей-то идеи в мерзкое тягучее болото.
"Оскар не простит провала. Я должна вернуться и отдать ему пакет, должна, даже если сдохну – должна, выблюю кишки – все равно должна."
Повторяя как мантру, скульнула от боли в руке, быстро глянула, упираясь ногами резко выдернула кусок стекла, застрявший в ладони. Боль полоснула по нервам, понесла ко рту, опомнилась, рывком сунула руку в грязь – холод отрезвил, дал силы лезть дальше.
"Выживу – куплю пистолет. Его мозги растеклись бы по бару еще там, сейчас не надо было бы гнаться в этой долбанной гонке на выживание. Блядь, как страшно!"
Что-то прыгнуло сверху, обрушилось, заорала, вопль застрял в глотке, когда небо поменялось местами с грязью, тяжесть напавшего заставила рухнуть следом, вцепиться до одури, царапая лицо, шею, не понимая уже, где кончаются его когти и начинаются клыки.
- Уйди, сука, тварь, уйди!!!
Голоса хватило только на это, потом сорвался, захрипела и сорвалась следом, покатилась, заскользила по грязи вниз, не соображая, куда катится, хватаясь за склизкую траву и обломки строительной рухляди. Когти исчезли, врезалась спиной в торчащую балку, всхлипнула, вскочила, покачнулась, кренясь на один бок и прихрамывая быстро потащилась в сторону темнеющего рядом здания. Обломка здания, оставшегося от давно начавшегося и похеренного чьими-то усилиями строительства. Видимо, сразу после того, как бабки были отмыты, на само строение забили, как это часто делалось под чутким и бдительным надзором вышестоящих – чтобы не влипнуть самим, если что.
"Не дотяну, не… дверь."
Вместо двери должен был зиять черный тоскливый проем, но чья-то больная фантазия снабдила недостроенного калеку дверью, заботливо прикрытой. Пальцы скользнули по ободранной обшивке, мягкой, пропитанной влагой и сыростью, нащупали ручку, прилипшую к коже сальной жижей, дернула, с облегчением чувствуя, как подается – искать другой вход сил не оставалось.
"Все, спасена. Забраться повыше, не найдет, тварь проклятая, не пролезет туда. Сломает шею, останется, сдохнет от голода, будет мучиться так же, как я сейчас."
Мысли появлялись и угасали, вспыхивая, тая темными печальными искрами надежды, пока протискивала себя в раскрывшийся проем, в непроглядную тьму. Наощуп, саднящими сбитыми ладонями по стене добралась до перил, железных, торчащих основ, начала взбираться, шаг за шагом, нащупывая каждую следующую ступень, проваливаясь, замирая, с трудом переводя дыхание, снова заставляя себя двигаться вперед, не думать о том, на каком она этаже, сколько провалов внизу.
"Не полезет за мной. Не полезет, сука, побоится, умоляю, пускай побоится…"

Шаг, еще шаг, ноги ватные, каждый раз, ступая, проваливалась в кроссовку, как в болото. Боль распоротой ладони отодвинулась, пульсируя лениво, гнусаво напоминая о себе иногда, как ноющая, надоедливая навозная муха. Намертво обхватила ледяными пальцами остатки перил, с трудом сдержала рвущийся крик ужаса – рядом, почти задев, рухнул кусок неба  - прогнившего потолка, как оказалось.
"Никак-кой разницы. Блядь…"
Волна ужаса схлынула внезапно, прямо в нескольких метрах от себя Ана увидела Преследователя. Положено было испытать новый страх – не вышло. Накатила тяжелая, свинцовая усталость, от которой ноги подкосились, и все стало все равно…
"Оскар. Я не могу его подвести. Он для меня все. Не могу, тварь проклятая, не могу."
- Не пошел бы ты…
Сорванный голос выдал что-то, сдался окончательно, пришлось заткнуться. Одну руку освободить, осторожно, медленно выпустив каркас перил – балансируя, вцепившись в сумку посиневшими от напряжения пальцами. Продолжая удерживаться второй, быстро оглянулась, сделала шаг назад. Второй. Нога снова провалилась, замерла, часто дыша, едва удерживая готовое выпрыгнуть сердце.
- Отвали, слышишь? Не отдам. Отвали!!!
Не выдержала, закричала, замотала головой, истерика накрыла, удушила, заставила снова заткнуться, подавившись собственным криком, сбив дыхание. Перед глазами все поплыло, зрение наебнулось окончательно.
- …
Молча мотнула головой, вытирая о плечо щеку, смазывая грязные разводы, липкие мокрые черные волосы, пытаясь проморгаться.  Темный силуэт напротив качнулся, поплыл к ней, вскрикнула, снова мотая головой изо всех сил.
- Я не знаю, что ты за тварь, не знаю, не хочу знать. Ты – не человек, сука.  Такие должны дохнуть, так и не родившись. Ты ничего не получишь, мразь, сука. Уходи!!!
Подумала это или сказала – сейчас было уже не важно. Страх оказался сильнее паники, круче усталости и ломоты во всем теле, сделала еще шаг, резко развернулась спиной к нему и, отпустив обе руки, шагнула на бетонные балки, балансируя, едва удерживая равновесие, боясь глянуть через плечо, прекратив дышать. Осколок бетона отвалился, полетел в пустоту под ее ногой, долгие секунды – едва слышно отдаваясь эхом, встретившись с далекой каменной землей.
"Я дойду, дой-ду, еще десять шагов, д-дд-ва…"
Покачнулась, выпрямилась, запрокинула голову, тоскливо глянула на край темного серого, пахнущего мутной пеленой вечного дождя, неба.
"Дойду."

Отредактировано Ада Виктория Морриган (20.09.2016 11:40:50)

- Я знаю.
Зачем ответила… Десять, девять, восемь. Оскар учил – всегда успокаиваться, считать. Когда считаешь, не страшно. Девять. "Блядь, я не могу, я не…"
Горло свело спазмом судороги, встал холодный влажный ком, который надо было сглотнуть. Не могла. Каждый выдох становился шагом к смерти. Близкой, далеко внизу, в черноте провала под ногами.
"Сколько лететь метров – подсчитать? Нет, все, дойду, хорошо все, я в порядке, дойду."
- Я знаю сама.
Губы шевельнулись, замерли, синеватые на белом под слоем грязных разводов лице. Кажется, он хватанул сзади – не обернулась. Ужас стеганул кнутом по напряженным нервам, заставил сделать сразу два шага. Покачнулась, новые струйки холодного липкого пота по спине, бокам, ногам.
"Де-вять. Восемь. Семь. Семь еще шагов."
Обратной дороги не было. Даже без твари за спиной – не было, она не могла бы ни повернуться, ни сделать шаг назад. Запрограммировав себя, больше не контролировала ничего, кроме шагов, считая автоматом, целиком в том, чтобы двигаться, вперед, удерживая шаткое, хрупкое равновесие. Он что-то делал сзади – больше не реагировала, расширенными черными зрачками глядя перед собой, в одну точку, не моргая больше, глаза слезились, все плыло, но точка не менялась.
"Семьшестьпять…"
Еще два шага, позади хрустнуло, сыпанулась каменная крошка, оборотень снова что-то делал, может, жрал камни.
"Пять. Че-ты-ре."
Капля пота скользнула по лбу, в замедленной съемке упала на ресницу, покатилась, заставляя глаза закрыться, на тысячную долю секунды, чтобы тут же распахнуться широко – но поздно. Один короткий взгляд вниз, хрустальное равновесие потерялось, морок рассеялся, чуда не произошло, Ана покачнулась, дико вскрикнула и рухнула вниз, нелепо взмахнув руками, пытаясь вцепиться напоследок, в балку, в стену, в воздух, в жизнь. Крик замер в темноте, далеко внизу, резко оборвался. Последней мыслью было огромное, безбожно всепоглощающее чувство вины.
"Не смогла."