В помещение не так уж и много людей, уютный полумрак и лишь полотна подсвечиваются специальными лапами. Мимо прошел юноша официант с подносом марочного вина. Аарон подцепил пальцами бокал и замер у одной из своих картин, в который раз разглядывая свое творение. Его картины ни когда не отличались пестростью красок. Палитра пусть и не была скудной на оттенки, но яркие цвета на ней встречались крайне редко. Зато можно было отметить исключительную детальность объектов изображенных на полотнах. Именно им художник уделял большее внимание. Так же знающий человек мог заметить, что картина рисовалась сразу обеими руками и мазки ложились одновременно из двух верхних углов, шли к середине, там сливались в один, и все начиналось с начала, от боков к центру. Техника письма картин была схожа с работой современного принтера, но в ней виднелась старя школа наложения красок на полотно. В картинах не было экспрессии молодых живописцев, мазки были аккуратными, и было видно, что делали их не в порыве неконтролируемых эмоций. Над этими картинами работал сосредоточенный человек, в каждом движении кисти которого виднелась уверенность и опыт. Однако в полотнах была видна страсть, но больше страсть к работе, а не личностная страсть художника. Было на выставке и пару работ абсолютно не схожих ни по стилю, ни по технике исполнения. Однако все же принадлежащих этому же живописцу. Исключительный человек бы смог узнать в них работу одного и того же мастера, слишком уж разные были картины. На всей выставке особо выделялись три картины, висящие в разных концах галереи. И только от одной из картин, на которой был изображен портрет новорожденной девочки, не исходил запах крови. От остальных же нелюди могли учуять стойкий запах не только краски, но крови разных людей и не только людей. Первая  выделяющаяся картина называлась: «Гнев», возле нее как раз и остановился художник. Палитра красок была мрачной, а картина откровенно кровавой, и явно не для слабонервных. Фоном картины, ее задним планом, была богато убранная комната в пурпуре и злате, погруженная в вечерний мрак. На полотне была изображена обнаженная женщина, лежащая на кровати и прибывающая на последних сроках беременность. Ее можно было бы назвать прекрасной, рыжие как пламя волосы, бледная как молоко кожа, зеленые как два ярчайших изумруда глаза и почти идеальные черты лица, но лик ее был обезображен гримасой агонической боли и панического ужаса, а совершенное тело изогнулось в неестественной позе от нестерпимых мук. Из ее разорванного чрева вырывалось окровавленное дитя, чье маленькое личико перекосило от всепоглощающего гнева, безудержной ярости, безграничной злобы, оно явно кричало и от того словно свирепело еще больше. Одной своей маленькой ручкой дитя впилось в истерзанную материнскую плоть, а в другой держало отсеченную мужскую голову, принадлежавшую вероятно второму родителю, чье обезглавленное тело лежало у кровати. Данным полотном Маэстро Ковенант просто хотел наглядно показать зрителю, что гнев зарождается в душах подобно тому как дитя зарождается в лоне матери, и что если холить и лелеять в себе этот один из семи смертных грехов то, он сгубит не только того на кого выплеснется вся ярость, но и того кто вскармливал его долгий срок, вынашивал в себе. Однако большинство тех, кто видел данное полотно, не понимали его смысла и считали просто фантазией сумасшедшего художника, что из раза в раз повергало Аарона в некое подобие грусти и разочарования в людях. Вот и сейчас он наблюдал, как проходящие мимо зрители пугливо поглядывают на творца и откровенно сторонятся его, предпочитают задерживаться лишь около более спокойных его творений, и шепчутся за его спиной, шепотом называя его безумцем. Пожалуй, его бы это должно было злить или наоборот веселить, но ему было безразлично, уже привык к подобным реакциям на свое творчество. Маэстро просто стоял, разглядывая собственную картину, и мирно попивал вино из бокала.

Как же давно это было, как же давно он писал это полотно, но в памяти хранится все, даже те эмоции, что он вложил в картину. Он был еще юн, а та что вдохновила  - горяча нравом. Лорана Сантино  - женщина, впитавшая в себя весь буйный нрав Сицилии. Ее волосы источали благоухание меда, а кожа была нежней шелков Китая.  Меж ними вспыхнула страсть, дикая, неукротимая страсть. Так похожая на пламенны цветок, что исторгал испепеляющие все вокруг раскаленные брызги необузданной похоти. Он отравлял их души, заставляя их тлеть в пламени сладострастия, как раскалённая лава выжигал крики разума. Но это не могло длиться долго, на замену страсти в сердце одной пришла любовь, что наткнулась на невозможность другого отвечать взаимностью, ее любовь разбилась о стену его равнодушия, а затем холодности. Ревность – да, в ней вспыхнула ревность, она была даже сильней чем ее страсть. Эта ревность начинала злить молодого художника. И вот однажды женская ярость столкнулась с мужским гневом. Аарон чуть не поплатился собственной жизнью, и тогда он понял, что не зря судьба лишила его ярких эмоций, они не нужный балласт, что может утянуть на дно. Вот такая нелепая и в тоже время поучительная история. Это полотно, в основу которого он вложил не только эмоции женщины, но и свои, краска которого пахла не только кровью его музы, но и его собственной, это полотно было его напоминанием об оплошностях прошлого, памяткой на всю жизнь, тем с чем он не расстался бы ни за какие деньги. Слишком важное, слишком дорогое, слишком о многом ему говорящее творение. Аарон спокойно улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям, как же давно это было, но как все свежо в его памяти, словно это было вчера.  Он так погрузился в себя, что не сразу ощутил, как в галерею вошла представительница его расы, да и то что она подошла к нему заметил не сразу. Лишь когда она «обласкала» Маэстро психом, только когда рядом прозвучал ее голос, Ковенант обратил внимание на то, что рядом кто-то стоит. Слова женщины ни капли не задели Аарона, он привык к подобному, временами его и не такими званиями награждали, были и хуже и грубее. Мужчина смерил незнакомку боковым взглядом, не поворачивая к ней головы, и перевел взор обратно на полотно. Допив бокал вина, он положил его на поднос в руках проходящего мимо официанта. Но вот когда женщина позволила себе назвать работы живописца «картиночками» у Маэстро аж глаз дернулся, от такого неуважения к его творениям.
- Кхм.- Тихо прокашлялся в кулак мужчина, призывая чужое внимание к своей персоне.- Прошу меня простить за беспокойство.- Он развернулся к женщине лицом.- Данное полотно…- Аарон специально сделал голосовой акцент именно на слове «полотно», чтобы тонко намекнуть что не стоит его творения называть «картиночками».-Не продается. И предупреждая ваш возможно последующий далее вопрос, откуда мне это известно, хочу представиться. Аарон Ковенант, хозяин данной галереи и автор этих картин.- Маэстро сдержанно поклонился, в лучших традициях аристократического воспитания, и выровнявшись спросил:- Окажите ли вы мне честь, назвав свое имя?- Он внимательно воззрился на незнакомку, отмечая правильность черт лица, стройность фигуры, находя женщину вполне привлекательной.
Он бы назвал такую красоту: «правильной». Ее лицо не было кукольным или слащавым, в нем была своя индивидуальность, некоторые особенности делали его исключительным, не похожим на глянцевую массу девочек с обложек, в ней не было тошнотворной искусственности. Внешность  достойнная внимания Аарона как художника, как ценителя красоты дочерей Лилит или Евы. Возможно, он бы нарисовал ее портрет, если бы уловил для вдохновения хоть одну яркую эмоцию. Однако пока его чувства говорили что сейчас среди всех эмоций что наполняют эту колоритную особу нет ни одной что смогла бы стать для творца Музой.

- Да, я тот самый художник, которого вы минутой ранее, кажется, обласкали психом.- Спокойная, ничего не выражающая улыбка скользнула по губам мужчины. Как дань то ли некой вежливости, то ли как попытка расположить к себе собеседницу. Во всяком случае ,ни в слова, ни в улыбку Ковенант ни какого смысла не вкладывал. В его тоне не было нот укора, обиды или иронии. Голос звучал спокойно и сдержанно-сухо, однако для слуха приятно, не царапал хрипотцой и не гонял не приятных мурашек шипением.
Сейчас он начинал натягивать на себя необходимую для общения  именно с этой особой маску, начинал играть уже придуманную для нее роль. Ему тяжело было выходить из привычного состояния отрешенности от мира. Аарон  почти несколько столетий провел, словно монах отшельник в своей келье, только келью ему заменила студия, а его молитвами были кисти с краской скользящие по полотнам. Он «молился» почти каждый день, забывая про еду и сон, он не общался ни с кем кроме своих Муз, от тел большинства которых приходилось избавляться. В реальную жизнь его чуть ли не силком вернула сестра, выдернув почти впавшего в необъяснимый ступор художника из его сознательного ограждения от социума, что почти ввергло Ковенанта в растерянность, он словно забыл, что значит жить среди себе подобных и прочих живых существ. И  сейчас Аарон как обычно пытался приспособиться, свыкнуться с мыслью что теперь его окружают не только картины и те кого можно выпотрошить в случае дурного настроения или собственного на то желания. Но еще и те с кем нужно быть любезным и чью головку нельзя отделять от тела даже если очень того хочется. Он заново словно учился общаться, привитые манеры и прочие правила поведения, сразу показывали, что вампир стар и к этому времени еще не привык, он только обживался в этом веке.
Опять оброненное, явно нарочно, слово ,что не верно отображало то чем занимается Маэстро, что давало не правильное описание его творением, шелохнуло нечто не очень хорошее внутри живописца. Это нельзя было назвать гневом или раздражением, слишком тусклое, блеклое, почти не заметное чувство, скорей это было легкое недовольство, что внешне ни как не отразилось. Он даже бровью не повел, продолжал спокойно смотреть в лицо женщины, лишь про себя думая, что та словно играет и переигрывает, в этой напускном детском поведении. Это было лично его первое впечатление, которое он, как и всегда, держал при себе.
- Я не стеснен в финансах, поэтому какую бы цену вы бы не предложили, картину я все равно не продам.- Предельно вежливо проговорил Аарон и примирительно улыбнулся, словно говоря улыбкой: «увы, несравненная, мне жаль, но нет».-  Это память, важная для меня память. Она выставлена исключительно для созерцания публики, как и еще два полотна. – Скупо объяснив причины отказа, художник бросил беглый взгляд на промелькнувшего мимо официанта, но бокал себе с подноса не взял, банально расхотелось.
Перемену в женщине он заметил сразу, на смену веселью пришла грусть, что красочно отобразила хлынувшая на эмпата эмоциональная волна. Затем же грусть перешла в тревогу, эмоция перескочила не хаотично, а словно перетекла из одного состояния в другое, конечным результатом стало чувство разочарования.
-Крайне рад знакомству с вами.- Ковенант ненавязчиво подцепил пальцами руку женщины и едва ощутимо коснулся губами костяшек пальцев. Привычка, это была именно привычка,  она была словно у него в крови, или же от нее не было желания избавляться. Маэстро ни когда не задумывался, почему не вытравит из себя классическое аристократическое поведение, оно ему не мешало жить, так пусть остается.- Не расстраивайтесь.- Он выпустил из пальцев руку Калисы и коротким жестом раскрытой ладони обвел доступную взору часть галереи.-  Остальные картины можно купить, под каждой в левом углу вист бирка с ценой. Если хотите, я мог бы помочь вам с выбором.- Предложив свою помощь  Маэстро замолчал, прозвучал вопрос об ужине, это заставило его задуматься, даже чуть нахмурить брови.- Я не могу отказать столь восхитительной женщине, но и не могу покинуть выставку до ее закрытия. Позволю себе проявить дерзость и предложить вам отужинать на крыше галереи, там стеклянная оранжерея, видны звезды и великолепный пейзаж ночного города. Я могу попросить прислугу накрыть нам стол. Если вы согласны, выберите кухню и я сей же час отдам необходимы распоряжения.- Аарон выжидательно  воззрился на женщину, ожидая ее решения.

Он выслушал пожелания женщины с должным для вежливого мужчины вниманием. Улыбнулся учтиво и сдержанно,  и легким, плавным наклоном головы обозначил свое понимание ее кулинарных предпочтений на данный вечер. Аарон жестом подозвал к себе некого молодого человека, являющегося организатором сопроводительного к выставке банкета. Отдав конкретный набор указаний, он настоятельно попросил юношу крайне поторопиться, ибо вынуждать его гостью долго ждать будет верхом не профессиональности со стороны обслуживающего персонала и сулит им лишением дополнительного финансового поощрения со стороны художника. Ни что так не мотивирует людей как деньги, это Ковенант понял еще в своей юности. Алчность как один из смертных грехов плотно засела в божьих созданиях и за должную плату те чаще всего готовы вылизать зад кому угодно. Хотя бывали и исключения, но их было крайне мало, и эти люди не в ходили в их список. 
Аарон согнув руку в локте стал к женщине полу боком, предлагая взять его под руку и предлагая себя в качество сопроводительного кавалера для нее на данный вечер. Подождав какое решение примет Калиса, Маэстро неспешным шагом двинулся в один из концов галереи. Там за поворотом была замаскирована винтовая мраморная лестница, что вела на второй этаж данного здания, служащего живописцу еще и студией, и домом.
Как и зала галереи, так и весь дом был выполнен в стиле Рококо.  Данный стиль архитектуры и дизайна помещений возник во Франции в первой половине XVIII века (во время регентства Филиппа Орлеанского) как развитие стиля барокко, и он настолько полюбился Ковенанту что и свое жилье мужчина решил сделать именно в данном стиле (возможно, это было желание остаться немного в прошлом). Характерными чертами этого дома  являлись изысканность, большая декоративная нагруженность интерьера и композиций, грациозный орнаментальный ритм, значительное внимание уделялось мифологии, эротическим ситуациям, и  личному комфорту.
Проведя женщину широким коридором, Мэстро довел ее до еще одной винтовой лестницы, что вела уже собственно на крышу, туда где находилась застекленная оранжерея.  Аарон отступил на шаг назад пропуская гостью вперед, поскольку дальше идти рядом с ней не мог, слишком узким для двоих был лестничный пролет. Он подал ей руку, помогая подняться на первую ступеньку, и как только женщина начала плыть по ступеням, неспешно двинулся следом. Ковенант пребывал в привычном спокойствие возведенном в абсолют. Вежливый, обходительный, сдержанный – этих трех слов с лихвой хватило бы, чтобы описать нынешнее поведение Маэстро. И смотря на него сейчас, ни кто бы даже и подумать не мог, что днем раньше он вгонял под кожу одному юному оборотню серебряные иглы, просто чтобы еще раз понаблюдать за реакцией чужого тела на отравляющий его метал, и с упоением насладится чужими ощущениями боли. Приоткрытая дверь в оранжерею открыла взору уютное место, полное разнообразных сортов роз.
Галерея "Lit de roses" не зря была названа именно так. Благоухание цветов окутывало все помещение своим тонким ароматом и флером символичности. Образ розы многозначен: она является символом красоты, совершенства, радости, любви, блаженства, гордости, мудрости, тишины, тайны, порока, сладострастия. С нею связываются образы мистического центра, сердца, рая, возлюбленной, Венеры, красавицы, католической церкви, Богоматери. В христианстве роза выступает символом чистоты и святости. Особой значимостью наделяется наличие у розы шипов — этим акцентируется представление о неизбежной расплате за грехи . Не зря возникла фраза: «нет розы без шипов», что означала что за свой греховные наслаждения при смертной жизни , после придется расплачиваться послесмертными муками в аду. В протестантских странах роза получила иное значение и стала символом тайны, знаком тайных обществ. Отсюда выражение «остаться под розой», то есть сохранить в тайне. В то же время в средневековой и более поздней светской литературе за розой закрепляется значение символа земной «страсти нежной». "Lit de roses"  с французского дословно переводится как «постель из роз». Однако у французов эта фраза носит и другое значение, это «жизнь розы», «легкая жизнь цветка», наслаждение всеми благами, потакание своим прихотям, удовлетворение своих желаний. Собственно одной этой фразой можно было описать жизнь художника. Аарон ни когда ничего не делал во благо кого-то кроме себя, исключением была лишь его двоюродная сестра, и ни когда не лишал себя удовольствий. Сейчас удовольствием для него было присутствие рядом данной особы, которой он уделял свое внимание.
По середине оранжереи стоял небольшой мраморный круглый столик с резными краями, и два резных стула, такого же молочного цвета как и стол, с витиеватым орнаментом на спинках и удобными мягкими подушками. Прислуга уже накрыла на стол, поставив легкие морские закуски и бутылку его любимого вина - Шато Мутон-Ротшильд, явно выудив ее из личного погреба Ковенанта, что же весьма предусмотрительно с их стороны.. Аарон помог женщине присесть, точнее как и подобает прописным правилам этикета, зайдя за ее спину пододвинул стул когда та выбрала удобное для нее положение относительно столу и начала присаживаться.
- Неужели кроме одной картины, вам больше не приглянулось ни одной моей работы?- Сдержанно поинтересовался Маэстро и отойдя от дамы, стал с боку от стола и в пол оборота к собеседнице.- Вина?- Он бросил вопросительный взгляд на лицо Калисы, и пока ожидал ее ответа, наполнял свой бокал.- Если честно вы не особо похожи на ярую поклонницу живописи…- Начал живописец, наблюдая за тем, как тонкая алая струйка наполняет его бокал благоухающим хмельным нектаром.-  Позвольте мене полюбопытствовать, что именно привело вас в мою галерею? Мне очень сомнительно, что ваш приход в "Lit de roses"  вызван интересом к моим работам, так что же вынудило столь дивного мотылька запорхнуть на пламя моей выставки?- Его губы тронула тонкая улыбка и глаза, что вновь воззрились на собеседницу, на миг излучив пылевидный отблеск легкого флирта. Маэстро делал комплименты легко и красочно, словно выдыхал их вместе с воздухом, но они не были прямолинейными и навязчивыми. Это была не чистая неприкрытая лесть, а приятные любой женщине фразы как дань его красоте.

Он ощущал ее эмоции так же легко как ощущал запах роз в оранжерее, как аромат дорого вина, они были на поверхности, даже особо напрягаться не нужно было. Скука, после жалость о чем-то утраченном. Голубые глаза прошлись по лицу женщины, заприметили слишком натянутую улыбку, усмехнулись и вернулись обратно к бокалу художника. Наполнив пузатый сосуд до половины, мужчина присел на свой стул. Его собеседница не ответила на вопрос наливать ей или нет, поэтому ее бокал остался пустым, наполнять его без разрешения дамы, было нарушением правил этикета, а благовоспитанный Ковенант сегодня не желал его нарушать. Он выбрал для себя модель поведения и следовал ей, живя придуманным образом, слившись с ним, это было не сложно, он часто так себя вел, воспитание – есть воспитание.
-Как говорил один мой знакомый…- Аарон мягко сжал пальцы на длинной ножке бокала и подтянул его ближе к себе.-  Любопытство — это острый интерес не к тому, что хорошо и прекрасно, а к тому, что редко. Оно подобно чревоугодию. Увидеть нечто редкое — все равно, что полакомиться изысканным яством. И, как и любой грех, оно ведет к пагубным последствиям.- Художник чуть улыбнулся и пригубил вина. Невнимательность новой знакомой его ничуть не задела, вообще задеть Ковенанта могло мало вещей и подобное поведение женщины совершенно не входило в их список.- Насытив свое любопытство, мотылек  в лучшем случае опалит крылья, в худшем - сгорит. – Маэстро не вкладывал в данную фразу ни единого скрытого смысла, он просто повторил слова одного ныне покойного человека.
На пороге оранжереи возникла прислуга с подносами. Ковенант кивком головы разрешил им войти. Одинаково одетые они напоминали стайку утят, во главе которой была мамка, в лице организатора банкета.  Им понадобилось несколько минут, чтобы разложить принесенные блюда на столике, и меньше тридцати секунд, чтобы удалиться. Аарон выбрал себе салат из морепродуктов и сейчас придирчиво взглядом  раскладывал его на составляющие. Теперь настала его очередь заскучать, художник впал в раздумья и рассуждения, внешне прикрытые спокойным поглощением пищи. Он думал о многом и ни о чем конкретном, мысли роились в голове подобно пчелам вокруг улья. Вот он подумал, что надо бы закупить новый набор красок, а спустя миг уже думал, не посетить ли этой ночью здание КГБ, и новая мысль была уже о гостье, что сидела напротив. Кажется, представители ее семьи стояли во главе корпорации и были основными конкурентами семьи сестры Аарона. Взгляд художника на миг отобразил возникшее у него чувство интереса к Калисе, он более пристально вгляделся в ее лицо.
-Быть может вам все же налить вина?- Опять предельно вежливо поинтересовался Маэстро, не отводя пристального взгляда от лица своей гостьи. Теперь он запоминал черты ее лица, каждый изгиб, каждую линию, уделяя особое внимание деталям. Это могло пригодиться, если не ему, то возможно Лизбет…

-Ты - женщина, ты - книга между книг. Ты - свернутый, запечатленный свиток; в его строках и дум и слов избыток, в его листах безумен каждый миг. Ты - женщина, ты - ведьмовской напиток! Он жжет огнем, едва в уста проник; но пьющий пламя подавляет крик и славословит бешено средь пыток. Ты - женщина, и этим ты права. От века убрана короной звездной, ты - в наших безднах образ божества! Мы для тебя влечем ярем железный, тебе мы служим, тверди гор дробя, и молимся - от века - на тебя!- С улыбкой процитировал Маэстро стих малоизвестного писателя, намекая что в таком существе как женщина могут сочетаться сотни ипостасей, в ней ангел и демон в страстных объятья сливаются воедино, и нельзя сравнить женщину с чем-то одним, это будет ошибкой.
Улыбка Маэстро наполнилась тонкой игривой лукавостью, глаза же, как и прежде излучали спокойствие.
- Неких мотыльков бывает жаль. Их хочется уберечь от языков пламени. Слишком редки и слишком прекрасны, что бы позволить их веку окончится скоро. Они достойны жить и услаждать собою взоры.
Художник стоически сносил пристальный взгляд собеседницы, ведь и сам взирал на нее с не меньшим вниманием. Аарон заметил что даму заинтересовал один конкретный куст в его оранжерее, заметил это по взгляду направленному на цветы и по эмоции желания обладать ими, возникшем у женщины. Маэстро отметил нечто для себя, подумав: « Почему бы и нет». После того как Калиса кивнула соглашаясь с его предложением наполнить ее бокал, Ковенант вновь приподнялся со своего стула, взяв в руки бутылку вина. Наполняя сосуд дамы, он привычно внимательно слушал ее мелодичный голосок и то что она говорит.
- И какого же из ее персонажей я вам напоминаю, несравненная, а главное чем?- Поставив бутылку на стол, он снова опустился на свое место. Ковенант протянул руку в сторону и сорвал одну из темно-багровых роз, с впечатляющим по размерам бутоном.- Это вам, Калиса.- Он протянул цветок даме, с благодушной и приятной взору улыбкой.- Я живой, настоящий, если уколюсь о шип розы, пойдет кровь, если вы прикоснетесь, ваша рука не пройдет сквозь меня. Просто я несколько старомодный, сдержанный и…- Он подождал, пока Калиса заберет цветок, и только поле этого продолжил:- Если выразится одним словом, то пожалуй, «безэмоциональный» подойдет лучше всего. – В этот раз он улыбнулся спокойно, данное объяснял не в первый раз, это было привычно, как и скорей всего возможный последующий вопрос о причинах эмоциональной притупленности Маэстро. Что же он и на него ответит, если придется, но пока вопрос не прозвучал, Аарон решил оставить объяснения при себе.- А вы напоминаете мне Джоко́нду да Ви́нчи. У вас такая же пленяющая взор улыбка.-  Маэстро слегка блеснул глазами и утопил взгляд в бокале вина, который подносил к губам.