Казалось я мог бы проспать до вечера, но уже в двенадцатом часу я не мог уговорить себя вернуться в царство Морфея, а валяться в кровати без дела мне быстро надоело. Хотя хмурая погода и прошедшие дожди располагали именно ко сну, но мне оставили лишь такое же серое настроение и бодрствование. Закон подлости.
Я вытащил изо рта зубную щётку и сплюнул пасту в раковину. Надо будет разобраться на письменном столе, захламлённый бумагами и прочим, в своей комнате. Ближайшие четыре дня я почти полностью потратил на очередное задание Максимилана касательно моей работы у него, и только вчера сдал проект, удачно. Можно было сделать это и раньше, но мне всегда было интересней находить не одно решение проблемы, находя и другие возможности с их полным прогнозированием. Видимо что-то более банальное и простое моего опекуна не устраивало, иначе он прекрасно и сам бы справился с поставленной целью, но всегда нужно уметь заглянуть глубже, а иногда и рискнуть. За три года не было никаких серьёзных промахов, и мне постепенно доверяли всё больше работы. Это не могло не радовать. Теперь когда дело сделано, надо расчистить домашнее рабочее место, разложив всё по полкам до следующего раза, если понадобиться.
Прополоскав рот, и наконец завершив все утренние процедуры, я вернулся к себе в комнату. В гостиную заглядывать я не стал, надеясь, что Варфоломей выполняет мой приказ, уж команду "место" собака знать должна. Вытащив из шкафа синие джинсы и черную водолазку, я переоделся, а затем принялся заправлять кровать. Жаль, что пришлось с ней так рано расстаться, обычно в свободные дни я любил просыпаться во второй половине дня или под вечер, с этого времени суток мне нравилось существовать больше, такое маленькое предпочтение. Но увы и ах. Несмотря на проделанную работу в течение последних дней, ночное развлечение в клубе, да к тому же и с очередным хорошеньким рабом, после сдачи проекта, я выспался достаточно быстро. Я достал сигареты с зажигалкой и прикурил, устроившись на углу стола. Не так часто я баловался этим, но порой хотелось. Я поставил пепельницу на свободное пространство стола, и занялся бардаком на его деревянной поверхности.
Теперь у меня свободные дни, по крайней мере до института они полностью мои, так что можно будет заняться своей вещью, которая всё это время в большей степени была без внимания. Можно было, конечно, и этой ночью быть дома, тем более тут своя личная игрушка, но меня понесло в клуб. По привычке? Да нет, там были рабы выдрессированные и прекрасно осознающие кто они есть, выполняющие пожелания клиента. Может и не все, конечно, но мне сталкиваться с иными не приходилось. А Варфоломея надо было воспитывать, подстраивать под себя, вдалбливать в него, что он просто вещь, у которой теперь есть хозяин - я. Не воспринимал он себя таковым, а я был скорее всего лишь очередной преградой в его жизни, которую он надеялся перепрыгнуть и понестись дальше. Только вот высоковата будет, не возьмёт он её. А вчера мне хотелось просто отдохнуть, расслабиться в своё удовольствие, а не заниматься дрессировкой, на которую раннее у меня особо времени не было, ибо сначала дела, потом игры. Варфоломей изо всех сил старался не давать мне желаемое, да он подчинялся, мог выполнить приказ, но всё это выглядело таким одолжением, что только злило, так что наказывал я его не только в итоге за оскал или возможность огрызаться. Но даже когда приходилось его бить, он всё равно умудрялся меня раздражать, я не получал полного наслаждения от чужого унижения и боли, которыми мог захлёбываться с восторгом, зная что раб именно их сейчас и испытывает. Пёс молча всё сносил, не издавал ни звука, не просил, даже когда сил терпеть оставалось казалось бы уже так мало. Он закрывал глаза, как я не требовал обратного, специально ставя его на колени перед большим зеркалом в широком коридоре квартиры, чтоб видеть его эмоции. Если телом он ещё мог меня обмануть, напрягаясь и сдерживаясь, то глаза не умеют врать. Раб это знал. Знал он, что и его эмоции вызывают у меня восторженный трепет, не мог он доставить мне ещё и такого удовольствия. Одно дело знать, а совсем иное - видеть, это ещё слаще для меня и унизительней для него. Даже, когда я его насиловал на столе в гостиной, он пытался казаться равнодушным, отводя взгляд в сторону и опять игнорируя мои приказы. На меня он тогда так ни разу и не посмотрел, лишь впивался ногтями в стол, когда я пытался сделать ему больнее. Он кидал мне своё тело, мол "держи, пользуйся, избалованный мальчишка, но большего ты не получишь, ты мне никто!" Но я был его хозяином, как бы он не отрицал этого для себя, мне должно принадлежать не только его тело, но и его эмоции, его жизнь, его судьба. Владеть лишь наполовину меня не устраивало. Так что редкое проявление ненависти вперемешку с безысходностью в глазах и презрения меня не могло не радовать, пускай хоть так. Пусть ненавидит, но принимает себя вещью своего хозяина. Рано или поздно так и будет. Я знал, что Варфоломей мучается, его убивала эта несвобода, ему трудно было дышать в этих стенах и находится подле меня, с каждым разом всё невыносимей было терпеть и пытаться быть отстранённым от всего этого, чтоб не податься этому страшному чувству отчаяния, способному уничтожить всё то, что пёс пытается сохранить. Так что рано или поздно ему придется сдаться. У него более бедственное положение, моё же терпение может растянуться ещё на долгое время, вещь мне нравилась, так что избавляться от неё я не спешил, этот брак в ней меня не угнетал настолько сильно. Мне надо было просто заняться им, на что теперь появилось время, чтоб привыкал ко мне и к своей теперешней жизни. Правда иногда мне казалось, что он готов с ней расстаться и вовсе, лишь бы всё это прекратилось, не видя иного выхода, может поэтому и терпел, надеясь. что однажды я забью его до смерти. Придётся оборотня разочаровать, всё же свои вещи надо уметь беречь, так что остановится во время сумею. А пытался ли он оборвать мою жизнь? Нет. Хотя, конечно, это проще простого, всё же он зверь, да и я столько возможностей, всё же я не сажаю его на цепь, но Варфоломей не растерял остатки ума от . Может я и чувствовал, как пёс порой напрягается, готовый вцепиться в меня и разодрать, но он знал, что тогда с той малой надеждой, что ещё теплилась в нём, можно окончательно распрощаться. Убийство только усугубит его возможности.
Я разобрался в бумагах и расположил всё по своим местам, наведя наконец порядок на своём столе. Закурив очередную сигарету, с наслаждениям втягивая дым в легкие, я задумался над дальнейшем времяпрепровождении. Хотелось зайти в книжный магазин, приобрести чего-то нового, да и учебный год скоро, можно найти и полезное. А потом уже можно обратить своё внимание и на оборотня.
Только в итоге получилось иначе. Это раб обратил на себя моё внимание. Я вздрогнул от громких звуков бьющегося стекла в гостиной. Потушив сигарету, я направился на источник непрекращающихся звуков. Остановившись в проёме, я наблюдал, как Варфоломей, войдя видно в раж, занимался вандализмом. Внутри вскипала злость от подобной выходки и от невыполнения моего приказа, но я молчал, продолжая наблюдать эту чудную картину. Больше натворит, больше получит. Наконец оборотень угомонился и плюхнулся на пол, не сразу заметив меня, хотя если я умел бы прожигать взглядом, что эту оплошность он сумел бы исправить ещё раньше.
- Что ты себе позволяешь, раб?
Я говорил спокойно и холодно, не повышая голос, не поддаваясь своим порывам, хотя и по такому тону можно было прекрасно, что я зол.
- Я сказал тебе "место".
Тряпка, брошенная у стены в гостиной ещё в первый день нашего знакомства, был пустой, а именно там и должен был находиться Варфоломей. Это и было его местом, с которого нельзя было сходить без разрешения хозяина. И когда он осознает себя вещью. он не будет этого делать даже в моё отсутствие в гостиной. Конечно, исключением является туалет, но если я дома, даже для этого нужно обращаться за разрешением. Хорошо, если я буду рядом, а нет терпи.
- Ты хочешь, чтоб я сажал тебя на цепь?!
Я мог бы посадить сразу, не то что бы я доверял Варфоломею или заботился о его комфорте, просто мне так было неудобно. Я не смог бы подозвать его, когда мне то нужно, пришлось бы вставать и идти за ним самому. Не царское это дело. Но теперь можно порядки и изменить, пожертвовать своей ленью.
- Паршивая псина!
Я отфутболил миску с водой, которую рано утром с приходом поставил для раба, в сторону оборотня, попав по нему и расплескав воду. В средствах я не был уж ограничен, так что погром можно было исправить и заменить сломанное, но сам факт содеянного выводил из себя.
