Ингвар чувствовал в собаке зло, то самое иррациональное и древнее, что не имело ни имен, ни других названий, а придуманные людьми слова казались блеклыми и не способными передать суть. Еще хуже было то, что собака словно взялась из ниоткуда, а в глубине темных зрачков разгоралась, алея, багровая злоба. Холеный и наверняка дорогой, если судить по ошейнику, пес, породы которого медведь не знал.
Из разговоров с немногочисленными новыми слугами, большая часть из которых путалась в расположении комнат и зеленела после уборки окровавленной гостиной, оборотень не смог узнать ничего – рослого раба сторонились, а если и заговаривали, то неохотно. Хозяина снова не было дома, а Калиса, укатившая вместе с патриархом, должна была вернутся в лучшем случае под вечер.
«Я не знаю тебя. Уходи!» - урчал медведь, завидев темного пса, а пес глухо рычал в ответ и разевал зубатую пасть. Оборотни не боятся собак, Ингвар это знал, но при виде этого создания сердце нехорошо екало, а в животе холодело. Сегодняшним вечером случится беда – понимание этого было настолько отчетливым, что оборотень все утро метался по особняку, не зная, как отвести несчастье.
Прогнать? Собака не уходила.
Уговорить Калису, а заодно и Тейлора, провести ближайшие пару дней в другом месте? Слишком ненадежно и с ораторскими способностями медведя вряд ли бы получилось.
Убить? Убить.
Изгнать зло.
Последние сомнения исчезли, когда с трудом удалось остановить кровь, сочащуюся из прокушенной руки. Болело. И не думало затягиваться само. Слишком долго для хваленой оборотнической регенерации, а потому… Больше не колеблясь, Ингвар волок пса за дом, под прикрытие розовых кустов. Тихое место… почему-то даже прошлые слуги его избегали.
Пёс глухо рычал, отфыркивался, бешено вращая глазами и упираясь. Пытался вытащить себя из ошейника, большего не мог – туго стянувшие пасть тряпки не давали разжать мощных челюстей.
«Ты мне тоже не нравишься…» - подумал медведь прежде, чем привязать животное за импровизированный «поводок» к перилам беседки. Приготовления были недолгими: Ингвар уже не помнил всего, что знал ранее, да и шаманского бубна у него не было. Последняя сушеная шляпка гриба и дымный костер, куда медведь кинул горсть найденной за домом травы. Завоняло почти сразу, густой вязкий дым нещадно ел глаза, пока медведь гортанно и негромко напевал полузабытую мелодию, снимая с себя одежду. Наклонился над костром, глубоко вдыхая мерзкий запах – лающе захекал, кашляя взахлеб от раздирающего ощущения в гортани. Обжигаясь, отгреб рукой угли, и принялся рисовать на теле черные неровные знаки. На лбу. Щеках. Груди и плечах. Защищая себя и давая силу уничтожить то, что нужно было уничтожить.
Пёс полузадушенно выл, хрипя, когда медведь приподнял его в воздух за ошейник. Задние лапы заскребли по земле, разбрасывая комья в стороны.
- Вижу тебя.
Негромко сказал медведь на родном. Взгляд оборотня стал мутным и пустым, словно смотрящим куда-то вглубь себя.
- Уходи откуда пришел.
Фаланги пальцев разрывало от тупой и мерзкой боли – звериные когти рвали кожу, заменяя собой ногти. Ингвар больше не сомневался в том, что делает, наблюдал как будто со стороны, не удивляясь происходящему, зная, что так будет правильно. Так будет верно.
Текущая по рукам кровь, когда медведь запустил руку в брюхо пса; скулеж пополам с воем и скребущие по земле лаы; хруст, когда ломал ребра, чтобы добраться до сердца и вырвать его, кидая в живой огонь; шепот слов, берущихся из ниоткуда, складывающихся в ладные, правильные строки оставшихся в прошлом заклинаний на родном языке… Разодрать мешающие тряпки и разорвать мышцы, отделяя нижнюю челюсть от черепа – найденным на кухне небольшим молотком для мяса бить между стекленеющих глаз, чтобы закончить… Закончить.
Из-под разможженой кости потек черный гной пополам с гнилью. Тонкая неспешная струйка, не смешивающаяся с багрово-алым на свалявшейся шерсти. Ингвар ткнул в чернь пальцем, растер и поднёс к носу, раздувая ноздри и принюхиваясь - гниль.
Серость вокруг.
Тени как чернильные пятна.
Слишком яркое, белое солнце.
Нестерпимо-изумрудная зелень, настолько, что хотелось прикрыть глаза рукой.
И сочные алые капли роз на ядовитом однотонном полотне листьев...
Человек-медведь, перебирающий внутренности дохлого пса в поисках печени.
Не потому, что того требовал ритуал – нет, ритуал был закончен – но жрать после всего хотелось нестерпимо. И оборотень жрал, рвал огромные куски, давясь и пачкаясь в свежей крови, снова погружал руки-лапы в развороченное нутро пса, выискивая еще съедобные и сытные части внутренностей.
В мертвой собаке больше не было зла и ее мясо было таким же опасным, как мясо курицы или свинины с бойни - а оборотню требовалось восстановить силы. Сердце ухало где-то под кадыком, обостренные инстинкты дробили мир на части, но только сейчас Ингвар начинал как когда-то давно видеть – отчетливо и ясно, самую суть окружающего мира, самую сердцевину… в которой засела мерзкая червоточина.
Зло все еще было в доме. Большое зло, как сказал бы шаман их клана. Враждебное. Опасное. Медведь растерянно разгрызал кость, сидя у развороченного трупа собаки и остывающего костра, и ему хотелось горестно выть, раздирая себя когтями, потому что он не знал, что делать с этим злом.
