После гибели Эмилии Клод жил, как в тумане. Если только то красное пьяное марево, сквозь которое он наблюдал за жизнью, можно было назвать туманом. Он почти ничего не ел, много пил и толком не занимался ничем, кроме своего крестового похода. От него Клод отвлекался только на пьянки, дебош и беспокойный, тяжелый, плохо перевариваемый даже для окружающих сон. На близких он почти не реагировал и, если они возникали где-то перед его носом, всё чаще слал их к чёрту. Исключения, конечно, были, и в просвете своего пьяного веселья Клод мог кому-нибудь уделить внимания, но потом снова появлялось красное марево, в котором он видел лица с тонкими чертами, светлыми волосами и заострёнными кончиками ушей — лица своих врагов. Вместе с маревом приходила потребность даже не в убийстве, а в бойне, и его чувства переходили на новый виток своего импровизированного ада.
Каждому по-разному дано переживать своё горе, Клод захлебывался в ярости. Все силы, которые у него были, он бросил в Канаду, ловить и уничтожать проклятых эльфов. Клод всегда был довольно резким и жестким, но по-настоящему жестоким стал только сейчас. Убийство Эмилии его изменило. Он ненавидел всех, кого мог обвинить в её смерти, готов был убивать каждого и упорно искал того единственного, кто был убийцей. Он ковырялся в памяти десятков эльфов, искал и не находил, то нужно. Иногда ему казалось, что убийца может быть мёртв, что его убили тогда же, в том проклятом доме, в который Клод периодически возвращался, но, когда эта мысль приходила к нему, вампир испытывал отчаяние и вновь её отбрасывал.
Более-менее пришел в себя Клод только неделю назад.
Занятый своим горем, он не обращал внимания на то, что в его семействе могут возникнуть какие-то проблемы из-за гибели матриарха. Ему не то, чтобы не было дело до того, кто станет у власти. Клод скорее воспринимал, как само собой разумеющееся, что им станет именно он. Только он мог защитить свою семью, только он мог воевать, только он собирался мстить за Эмилию. Донести до Клода мысль, что месть это не самая важное, что можно обойтись без неё, что нужно двигаться дальше, было практически невозможно. Он растворял в своей ярости горе, и только так чувствовал в себе силы что-либо делать.
В любом случае, никто открыто на тему политики с ним не спорил. Впрочем, это совсем не означало, что все были согласны. Спорить с Клодом и в обычное время было делом неприятным, а сейчас, когда он был почти всегда пьян и постоянно зол, как черт, сейчас, когда Эмилии, которая могла его остановить, не стало, это было опасно для жизни. Члены клана, более-менее знающие его темперамент, не лезли ему под горячую руку. Когда же до него смогли достучаться, стало несколько поздно.
Слухи донести о том, что твориться на АБ. Клод ожидал чего-то подобного, но думал, что у него есть хотя бы пару месяцев прежде чем его дорогие друзья предпримут какие-то действия. События, к сожалению вампира, развивались быстрее реализации его планов, и Клод выслал из семейного поместья всех, кто не был способен защищать его, отдал несколько распоряжений тем из клана, кому доверял, и остался ждать. Этот дом не был тем, в котором Клод рос, но в тоже время это был его дом и его ответственность.
Если Корпорация или старый Лабиен сделают свой шаг, будет война. Самому Клоду Корпорация была не нужна, но воевать с ней ему не хотелось. Он все ещё не чувствовал удовлетворения. Все ещё хотел мстить. Война отнимет у него последние силы и не даст сосредоточиться на первостепенной задаче. Война может уничтожить клан. Этого Эмилия ему бы не простила.
Цель Клода в таких обстоятельствах была проста — сохранить как можно больше членов своей семьи в живых. Последствия, которые при этом могли отразиться на мире в целом, его волновали мало. В общем-то, он полагал, что клан вполне может выжить, наглядно бомбанув что-нибудь в Африке и поставив ультиматум.
Принятое решение оправдалось через пару дней, когда на пороге дома возник Лабиен. Тот факт, что Максимилиан хотел видеть его, а не кого-то другого, даже польстил бы Клоду, но на деле он ничего другого не ожидал. Основная политическая активность крутилась вокруг них с Эмилией, и он настолько к этому привык, что не мог воспринимать, что может быть иначе.
Клод сдал за последний месяц. Он сильно осунулся, его взгляд окончательно ошалел, но сегодняшняя рубашка была свежей, а лицо почти даже бритым. У него был порыв приветливо подняться, когда Лабиен ворвался к нему в комнату, но Клод его остановил — не было в этом никакого смысла. Главная дань уважения, которую он оказал Максимилиану — это собственная трезвость. Следует заметить, что организм сильно протестовал против таких издевательств и резкий переход на сухой закон не давался Клоду очень легко.
— Здравствуй, Максимилиан, — угрюмым тоном поприветствовал он Паука. Разыгрывать из себя счастливого идиота не было никакого желания. Клод неплохо умел располагать к себе, посредством сенсорики, но против вампира такого уровня подобные потуги были просто смешны. Поэтому он ждал, что скажет ему глава Лабиенов. Глава Лабиенов как всегда дурачился, но повода для оптимизма Клод в этом не видел. Признаться, в данных обстоятельствах, он вообще не был склонен к позитиву.
На слова соболезнования он не ответил. Смерть Эмилии, в его глазах, была поводом для всего: для уничтожения целого вида, разрушения континента, массового убийства и войны. Клод вполне мог представить, что при данных обстоятельствах Лабиен вполне обойдётся без чая. Правда, сомневался, что сможет донести эту мысль до самого Лабиена, да и чая ему было, откровенно говоря, абсолютно не жалко. Пусть хоть упьются своим чаем, лишь бы свалили.
— Мы тут немного заняты, — пожал плечами Клод. — Гибель матриарха происходит не каждый день, знаешь ли, — со второй попытки он смог ответить в тон словам Максимилиана и даже дружелюбно осклабился. Лабиен нравился Клоду, хотя он не всегда его понимал. Впрочем, сейчас эта симпатия ничего не значила и легче от неё не становилось.
— Я сказал им уехать и, действительно, дожидался тебя, но не для того, чтобы убить. Не думаю, что смогу это сделать, — ответил вампир после коротких раздумий. — Но если ты станешь настаивать я, конечно, попытаюсь, — он вновь осклабился. В этот раз вполне задорно. Собственная ярость и контроль над эмоциями позволяли ему гасить влияние Максимилиана, но даже так чувствовалось, насколько тот стар и силён.
— Чай будет, — кивнул вампир, вызывая прислугу. — Но ты уверен, что хочешь именно чай? — уточнил он, выразительно приподнимая бровь.

Клода даже забавляло то, с каким упорством ему напоминали о молодости д'Эстенов. Не только Лабиены, нет. Все мало-мальски родовитые семейства спешили сообщить, что их основатель видел рождение Христа, Сократа, первого китайского императора... Не суть важно, чего они добились, главное, что живут давно.
Впрочем, Клод не мог сказать, что у остальных не было основания тыкать его в молодость. По вампирским меркам, когда род не пережил даже своего основателя, его, действительно, можно считать фактически юным. Дело усугублялось ещё тем, что основной костяк власти у д'Эстенов находился сейчас в руках третьего поколения — тех, кто подошёл к черте трёхсотлетия. Это не означало, что у них не было вампиров постарше. Просто самые активные, самые амбициозные, наиболее стремящиеся к власти были молодыми.
Клод в этом никакой проблемы не видел. Тем более с учетом того, что вампиры дожились, наконец, до цивилизации и тотальные истребления происходили по-настоящему не так часто, чтобы делать упор на силу, а не гибкость. Клод не считал также, что себя стоит недооценивать из-за молодости. Да, возможно его роду не хватало опыта и связей, зато у них было немало территорий, наглости и хватки. В конце концов, д’Эстены-таки пробились в весёлую четвёрку и входили в Корпорацию.
«И сейчас, между делом, именно в этом моя главная проблема», — вздохнул вампир, смутно пытаясь вспомнить, зачем они всё же в это влезли? Зачем входить в организацию, где все члены только и мечтают, как перегрызть друг другу глотки? Экстрима ради? Это, конечно, по-нашему. Мы любим так: поострее, погорячее, побольше. Мы жадные. Вот только сейчас нам это неудобно.
Корпорация, конечно, важна, и ничего против неё Клод не имел. В конце концов, никто из членов Корпорации не убивал его сестру или, по крайней мере, ничто на это не указывало. Да и входить в Корпорацию ему, в общем-то, нравилось: вместе решать какие-то проблемы, зубоскалить друг другу, искать слабые места и бороться за влияние. Не то, чтобы ему лично это было надо, но для влияния рода подобная деятельность была полезна. Тут и внутренние рынки, и особые условие, и знания. Конечно, что-то прячется и скрывается, но так было даже веселей!
В общем, Клод не то, чтобы с пренебрежением относился к Корпорации, но она жизненно необходима ему не была. Да и он сам ей тоже не был необходим для существования. По крайней мере, пару месяцев без него эта махина вполне себе могла простоять. Вот серьёзно! Не верил Клод в то, что его отсутствие в течение месяца было таким уж принципиальным. Принципиальным было якобы неустойчивое положение власти у д'Эстенов, а доказать обратное, не скаля зубы, сложнее. Клоду скалиться не хотелось. У него не было времени воевать с Корпорацией. У него были планы.
— Да я и не собирался! — пробурчал Клод, с обиженным видом потирая затылок. Пока он там весь такой взрослый и самостоятельный думал о политике, а ему тут отвесили подзатыльник за пьянство. Что-то он совсем расквасился, видимо, раз даже Лабиен решил наставить его на путь истинный. Правда, с чего вдруг он решил эти наставления начать с сухого закона, Клод не знал. Да его даже родители за это никогда не ругали! Только сестра отчитывала, да и то, любя.
«Ладно, пусть отчитывает», — решил Клод. Ума не дергать тигра за усы у него хватало. Тем более, конкретно сейчас был вопрос даже не личной гордости, а безопасности клана. Конечно, Клод планировал выиграть войну, но выигрыш путём уничтожения половины обитаемой части планеты, вряд ли можно считать успехом.
— И зачем сразу по голове-то? Кроме чая есть кофе, горячий шоколад, компот, в конце концов! Но чай так чай, никто не спорит, расслабься, — Клод звонком вызвал прислугу. Та не очень-то торопилась, честно сказать. Сам Клод последнее время распугивал своим настроением даже родственников, не то, чтобы слуг, а Максимилиан Лабиен вообще был легендой, о разрушительной силе которой уже ходили слухи.
«А я споткнулся о клён и рухнул с бобра», — мысленно хмыкнул Клод. — «Или всё же наоборот?»
— С Канадой у нас всё замечательно! — бодрым тоном заверил патриарха д'Эстен.— Никаких танков к границе, ничего подобного, всё это клевета и провокация. Мы отстаиваем свободу и демократию! В Канаде бардак, там бешеные эльфы-террористы и мы помогаем соседям от них избавиться. Как-то так. В СМИ, правда, упущено об эльфах, но суть остаётся та же.
«И если общественность не поддержит наш соседско-братский порыв, мы просто взорвём какие-нибудь башни или метро в Канаде. Что-то слишком мирно у них, раз они раскудахтались о танках на границе», — он нахмурился и крепко до скрипа сжал челюсти. Даже сама Канада была крайне неприятной, личной, практически интимной для Клода темой, но Эмилия… Эмилия оставалась чем-то запретной, чем-то, о чём думать не хотелось и не хотелось вспоминать.
— Максимилиан, — глухо проговорил вампир, — у тебя, по твоим же собственным утверждениям, лучшая разведка. У тебя жена там была! И ты мне хочешь сказать, что не знаешь, что там произошло?! Или что? Тебе нужны подробности?! Если так, то я тебя разочарую: я не знаю, как именно она погибла! — прокричал Клод, едва ли не до смерти напугав подоспевшую прислугу.
— Принеси чай для меня и моего гостя. Горячий крепкий чай и десерт, — рявкнул он, и выдохнул. — «Зачем тебе это знать? Зачем ты это спрашиваешь? Хочешь проверить, насколько свежа рана? Свежа, ещё как, но не смертельна». — Я при этом не присутствовал, Максимилиан. Когда я её нашел, она уже была мертва.
«И даже тогда она была красивой», — подумал Клод. Ему уже приходилось терять близких, но это всегда было не так. Обычно он забывал об их смерти, ожидая встретить или удивляясь встрече (всё же умение видеть призраков периодически позволяет получать и не такие сюрпризы). Но с Эмилией было иначе. С первого взгляда Клод понял, что она мертва. И не было ни одного дня, чтобы он проснулся с ожиданием, что встретит её.
— Рассказывать особо нечего. Её убили эльфы, я собираюсь убить их. Только и всего, — он иронично хмыкнул. — Я думал, Корпорация позевает пару месяцев, а там рыпаться будет уже бессмысленно: власть устоится, все привыкнут, то, что нам надо, мы сделаем. Но что-то вы быстро засуетились. — Тут он немного приврал, конечно. Ни о чём особом Клод не думал. У него просто не было времени расшаркиваться перед Корпорацией, и он не стал этого делать. Только и всего. Но тот факт, что Макс делит себя и Корпорацию был любопытен. Особенно в свете того, что отчего-то Максимилиан был вроде бы даже неплохо настроен. Настроен на разговор.
Максимилиан в образе доброго полицейского — это большее, чем Клод мог ожидать, раз уж Корпорация начала действовать, и, честно признаться, за другие кланы он особо не переживал. Против мнения Лабиенов могли пойти только Джонсоны, а надо ли им устраивать кровавую резню в Америке? Даже в свете всяких договорчиков, вряд ли. Да и с одними Джонсонами справиться легче, чем с силами трёх кланов.
— Я собираюсь захватить земли Рейли и занять в Канаде освобождённое ими место, чтобы навести свои порядки. Когда эльфы открыто вырезают вампирские кланы — это не очень напоминает порядок. Как по-твоему? — в голосе Клода был упрямый вызов, но было там и любопытство. —«Ну, сказал, и что теперь?»

Клод пропустил момент, когда патриарх оказался слишком близко. Он был расслаблен, или не собран, или просто не парился по мелким поводам. В конце концов, нужно было провести немалую подготовку, чтобы убить патриарха, почти разменявшего миллениум, в схватке один на один. Клод подобную подготовку не делал. Не потому что считал, что это неправильно и подло — сам возраст Лабиена был подлостью по отношению к окружающим, — а потому что не был уверен, что им это нужно и не хотел рисковать так.
Клод успел подумать «ну, всё, пиздец» и дернуться, но мысль эта не несла в себе никакой эмоциональной окраски, а действие было слишком медленным и запоздалым — просто реакция на то, что кто-то ворвался к нему в личное пространство без разрешения. О том, что Максимилиан воспользуется Подавлением Воли, Клод как-то не подумал. Точнее, не подумал, что он воспользуется им именно сейчас и в таких обстоятельствах, но, в целом, к чему-то подобному был почти готов.
Клод всегда оценивал старожилов по достоинству, всегда по-своему уважал их и даже побаивался, и поэтому люто ненавидел. Подавление Воли всего лишь расовая способность, присущая любому вампиру. Разница лишь в том, что с возрастом она возрастает до непомерных размеров. Ощутив на себе мощь Лабиена, вампир вздрогнул. Его охватила сгибающая к земле смесь отчаяния и страха. Это была даже не смерть, это было хуже смерти. В какой-то момент ощущение стало настолько непереносимым, что Клод вырубился. Не потерял сознание или что-то в этом роде, а просто отключился. Стал воспринимать своё тело как нечто отстранённое и даже чужое. Именно так Клод справлялся с периодически посещающей его одержимостью. Она, в какой-то мере, не сильно отличалась от Подавления Воли. Просто в том случае у тебя отбирали тело, а в этом — жестко имели в саму личность, в суть, делающую тебя именно таким, какой ты есть.
Сколько это продолжалось, Клод не знал. Просто в какой-то момент давление ушло, он снова смог дышать и мысли, находящиеся где-то в глубоком астрале, зашевелились. Клод огляделся. Он не уловил момента, когда у него подкосились ноги и он осел. И тот факт, что его не стошнило прямо на господина патриарха, был всего лишь случайностью, обусловленной тем, что он слишком мало ел последнее время. Сейчас вампир об этом даже жалел.
— В следующий раз вышли свои соболезнования по почте, — огрызнулся Клод, вырывая бутылку. — «Всё… думал, сдохну», — он жадно присосался к горлышку, пытаясь одновременно восстановить ход мыслей, сердцебиение и внутреннее равновесие. Выходило с трудом, однако, одного Макс добился — Клод сосредоточился. По-настоящему сосредоточился, и был уже готов огрызаться дальше и угрожать в ответ, но Максимилиан заговорил, и Клод выслушал его нотацию молча и угрюмо.
Он прервал её лишь однажды:
— Вернуть? — бровь Клода метнулась к линии волос. — «Значит, нас уже задвинули», — подумал он. — «И срать бы на них сто куч. Может и правда просто жахнуть по ним, и пусть сидят в своей гребанной Европе?» — мысль казалась не просто заманчивой, она была реальной мечтой. Сидеть и бояться за своих родных только потому, что он кому-то не угодил, это совсем не в духе Клода. Не нравились ему и угрозы с давлением. Он просто не умел оценивать их адекватно и на любое агрессивное действие отвечал своим.
— Жадный ты до чужих игрушек, господин патриарх, неужели своих мало? — проговорил Клод хрипловатым голосом. Это ЕГО Канада. И он прекрасно мог бы справиться с ней сам. Своевременная помощь Лабиенов ему была не нужна. Ему нужно было, чтобы Лабиенская орава убралась обратно в свою Европу. Это круто, что его не собираются убивать здесь и сейчас, но что мешает ему сделать это чуть позже, когда он не будет готов? На хрена ему союзники, готовые в любой момент всадить нож ему в спину?
— Я очень рад, что ты предложил мне помощь, но какая тебе в этом выгода? — Клод внимательно посмотрел на патриарха. Поведение Максимилиана сбивало его с толку. Всё же он угрожает ему или предлагает помощь? В любом из случаев, почему ему? Какого хрена патриарху Лабиенов сдалась его скромная персона?
Клод собирался подмять клан под себя, это так. Даже сейчас, когда официального объявления не было, он всё ещё открыто пользовался именем сестры, чтобы получать то, что ему нужно. И хотя это действие было скорее привычкой, чем расчетом, в клане было не так много заинтересованных во власти, которые могли бы его сдвинуть с этого места. Тем более учитывая, что они на пороге войны.
— Я сам по себе довольно простой, потому не люблю вести разговоры, в которых четыре и более дна. У меня четкие приоритеты в жизни, и подобные игры мне неинтересны, — Клод нашарил в карманах пачку сигарет и прикурил одну из них, а потом позвонил прислуге. Сказал, чтобы убрали образовавшийся срач и принесли новый чай. Они же там вроде чай собирались пить, да?
— Допустим, ты разыграл мир — сделал вид, что решил уничтожить агрессоров, а на самом деле собирался к ним присоединиться. Если так, что мешало тебе сделать это раньше? Можно же было созвониться и договориться. Можно же было устроить тактический отход к границе, целую театральную постановку сыграть, но вместо этого ты предпочел поговорить лично и именно в таком тоне. Как понимаю, всё это означает, что ты для себя ещё не решил — устраняешь ли нас или дружишь с нами, — Клод невесело хмыкнул — именно к такому сюжету он подготовился и подготовился гораздо лучше, чем мог себе представить господин Лабиен.
— Никто не жуёт сопли, Максимилиан,— он почти прикончил сигарету в одну затяжку, ему всё ещё было не очень хорошо, но желание психовать отошло на задний план. — Да, я забил на Корпорацию и в этом, наверное, мой косяк. Но ходить там, выступать перед вами, объяснять свои действия у меня не было никакого желания. Если бы у меня спросили, я бы сказал прямо — это личное дело д’Эстенов. Убили нашего матриарха и мы имеем право на месть. Разве нет? — Клод довольно тяжело поднялся и прикурил вторую сигарету.
— Да, и чтобы ты не понял неправильно: я не против дружить, Максимилиан, но лизать тебе задницу я не стану. Полагаю тех, кто это делает, в твоем окружении хватает, — Клод бросил тяжелый прямой взгляд на Лабиена. В нём не было особого вызова, только уверенность. — Если ты меня убьёшь, это здание, окружающая его территориями и все, кто не послушал меня, взлетят на воздух. Клан останется в руках тех, кто готов его развивать, а не стремится пресмыкаться. Если моё поведение резко изменится, и у моих друзей возникнет хотя бы мысль о том, что мне промыли мозги, меня убьют. Это будет означать, что Лабиены начали с нами войну и всё пойдёт по первому сценарию без особых изменений. Я бы не отказался пожить, Максимилиан. Мне это дело, знаешь ли, нравится. Поэтому да — давай обсудим.

Клод отреагировал мгновенно. Вопросы взаимодействия с Корпорацией и само присутствие Лабиена отошли на задний план. Он уже так пришёл к выводу, что своеобразное взаимопонимание они всё же нашли, хотя, верно, каждый понял своё.
«Это неважно», — отмахнулся Клод. Непонимание может стоить жизни, но смысла биться головой там, где прозрения не наступает, не было никакого. Подозрения и попытки предугадать, в данных обстоятельствах, могли привести только к тупику. Да и, в принципе, Клод предпочитал реагировать на те проблемы, которые возникали прямо перед его носом или маячили где-то в обозримом будущем. Эта позиция даже ему самому, если бы он задумался, показалась бы не слишком дальновидной, но пока другой у него не было.
— Что за информация? — спросил Клод, руки которого сжались в кулаки, и задумчиво кивнул, услышав ответ. Нельзя было сказать, что он пытался понять поведение эльфов. Откровенно говоря, ему было, в общем-то, наплевать, почему они это сделали. Был ли их поступок следствием безумия, на подобии того, которое охватывает леммингов, или у них оказались иные причины — до этого момента Клода особо не волновало. Ему нужно было захватить их, подмять под себя, а потом, когда эта проблема перестанет сидеть у него в голове, он обязательно подумает над тем, что их спровоцировало.
— Да, согласен, — отозвался Клод. Вампирское племя и, правда, было практичнее любого другого. И сильнее. И это было хорошо и правильно. — И это тоже, — менее охотно ответил вампир. Снова получать по носу ему не хотелось, тем не менее «пакты и договоры» его совершенно не волновали. По крайней мере, если служили помехой. Всё просто: на них напали, они потеряли матриарха и кто-то должен за это заплатить.
«Стоп!» — едва не начав спор, Клод оборвал себя. Насколько он понял, Макс все же собирался пренебречь теми же договорами. Или нет?
— И ты знаешь способ, как сделать тоже самое без последствий, — Клод не спрашивал, в этот раз он делал выводы и интересовался. В общем-то, полномасштабная война ему была не нужна. Ему нужна был Канада с эльфийской начинкой. Если её можно получить культурно, он будет только рад.
— Я понял-понял, ну? — такой разговор нравился Клоду куда как больше, даже с учётом того, что его отчитывали и указывали на его упущения. Тут всё было вполне справедливо и, по крайней мере, не надо было гадать на кофейной гуще. Он знал, что нападая на Канаду развязывает войну, и его это вполне устраивало хотя бы потому, что иных способов решить свои проблемы, не растягивая решения на года, он не видел.
— А они попросят? — просто спросил Клод, хотя ответ казался очевидным. Если никто не соглашается помочь, то почему бы не обратиться к тем, кто уже готов. — До сих пор подобных порывов не было. Сколько понадобится времени, чтобы они созрели? — Клод даже примерно понимал, почему порывов не было, но все же спросил. Не то, чтобы ему нравилось говорить очевидное, скорее он подчеркнул то, что для него важно.
— Удачи тебе в этом добром деле, — отозвался Клод. Бардак в Корпорации его волновал меньше, к нему он не имел никакого отношения, и единственное за что реально отвечал в этой истории с рабами, это за качество своего товара. С ним он не грешил.
— Да, согласен, — без каких-либо лишних пауз отозвался вампир. В конце концов, с этим он был вполне согласен изначально. Одно дело — отстаивать свой дом, другое — подыхать за то, чтобы отстоять право в одиночестве бодаться с кем-то. Клод был достаточно упрям, но идиотом не был. По крайней мере, не считал себя таковым.
«Хотя так и не понял, нафиг мы тебе такие прекрасные нужны», — добавил д’Эстен мысленно, и тут же невольно сморщился.  Не хотел он, как же. Случайно вышло.
— Странные у тебя фантазии: надавить, выпороть, неужто воспитывать некого? — он, наконец-то, и сам сел. Точнее, плюхнулся в своё кресло и пододвинул к себе основательно подстывшую кружку, в которую тут же бухнул несколько ложек сахара. Стресс надо снимать, а пили они только чай. «Дожили».
— Ладно, проехали. Мне, наверное, и поблагодарить надо, но можно я не буду? — Клод усмехнулся, несмотря на стрёмненькое такое ощущение. Одно дело знать, что тебя могут выпотрошить — морально или не морально, не суть важно. Другое — пережить это. — И что дальше? Какой план?

Клод кивнул — знает, значит, знает; всё, значит, всё. Лишний раз выражать сомнения или философствовать на тему того, что всё знать, видите ли, невозможно, интересно только под бутылку. У Клода бутылки не было. У Клода был чай и патриарх Лабиенов, который решил пить только его. Впрочем, конкретно сейчас Клода это почти не парило, поскольку Максимилиан говорил и по мере его рассказа в будущем появлялись приятные проблески.
Да, Клод хотел мстить и мстить, как можно скорее. Он пока особо не задумывался о денежном вопросе, хотя, несомненно, то количество товара, которое планировалось захватить, обещало немалую прибыл. И, хотя Клода никогда не интересовала работорговля, сейчас эта мысль доставляла ему определённое тёмное удовольствие. Д’Эстен считал, что теперь у него есть повод отлавливать и лишать свободы, как минимум, одну блядскую расу только потому, что они убили его женщину. Чёрт побери, да он заставит их навсегда вбить в свои ушастые головы, что подобное никогда не прокатает безнаказанно. Им в школе это будут преподавать, если, конечно, ему всё же хватит определённого терпения не вырезать всю их подлую массу, как вид. Их будут учить, что они маленькие слабые мерзавцы, обречённые на страдания из-за тупоголовости своих предков.
— Прямо-таки умолять? — усмехнулся Клод, хотя ему, в общем-то, было всё равно, будут его умолять или нет. По крайней мере, особой радости от унижения правительства Канады он не испытывал. Главное, чтобы у него был повод ввести армию. Впрочем, даже не это главное, но с поводом будет проще, безопасней. Это Клод понял.
— Поможем? — переспросил д’Эстен, сдержав желание оглянуться. Он не знал, что высматривал Лабиен, но был уверен, что там ничего не было, потому не дергался. В эту конкретную минуту он на время откинул все поводы подёргаться. Клод вернётся к ним позже, когда будет один, а пока пусть господин Лабиен выкладывает ему свои мысли и даже лапшу ему на уши складывать. Клод как-нибудь потом постарается отделить дельные мысли от деликатеса.
— Так полагаю, что ты уже помогаешь, — Клод снова не спрашивал. Серьёзный план господина патриарха постепенно прояснялся, но без деталей. Впрочем, кое-что он всё же уловил и уловил до того, как это было озвучено. — «Охотничков надо отозвать», — подумал д’Эстен и усмехнулся, — «а то как бы конфуз не вышел».
Лабиен рассмеялся, а Клод удивлённо вскинул брови.
— А? Ты это серьёзно? Наверное, в его возрасте и, правда, могут возникнуть какие-то инстинкты, хотя сейчас в это было сложно поверить. Не верить, впрочем, бессмысленно. Так или иначе, воспитательная деятельность выглядела приятней вырезательной. Хотя без порки он бы вполне себе прожил. Клод был убеждён, что вполне способен воспринимать словесные доводы, хотя это, на самом деле, не всегда было правдой. В конце концов, ему чаще не хватало банального терпения. Да и, в целом, куда лучше он прислушивался к силе, но признавать такое было бы дико.
— Если погибну в Канаде, конечно, забирай, — усмехнулся вампир. Последнее, что его беспокоило, это состояние собственного тела после смерти. Клод давным-давно определил, что в смерти ничего красивого нет, а после смерти — подавно. После смерти тело превращается в типичный кусок мяса, имеющий, разве что, энергетическую ценность. Ну и, конечно, привлекающий свой же собственный беспокойный дух. — Хотя я советую фотографию. Многие из нас не так легко уходят с миром и периодически нарушают покой живых, — добродушно осклабился Клод. Вольно-невольно он вспоминал предыдущего патриарха д’Эстенов, который любил доставить неприятности лично ему. Клёвый был мужик, даром, что помер непонятно.
— Вот об этом я и без тебя бы догадался, — сморщился Клод, который, действительно, собирался воевать только и исключительно с эльфами. Более того, в своём желании помочь мирным жителям Канады, он был почти искренним, просто действовал более навязчиво, не оставляя им выбора. Конечно, спасатель, в итоге, из него вышел не ахти какой удобный, но его месть могла вернуть покой. Эта мысль по-своему казалась приятной, но он бы прекрасно прожил и без неё.
— Войска соберу-подготовлю. В общем-то, они уже собраны и готовы, — ответил Клод и нахмурился. — Новость о том, что эльфы вдруг обзавелись оружием нихрена не новость, Максимилиан. По тому особняку, в Канаде, они тоже бегали с оружием, так что шока у меня от этого зрелища не будет. Они фанатики. Не знаю, натравили их или просто разбередили до восстания, но они фанатики, а по таким стрелять легко. К тому же, мы немного помагичим и наведём на них страха, — он коротко рассмеялся.
Если Максимилиан надеялся увидеть признаки беспокойства, то он глубоко ошибался. Всё, что касалось войны, было для Клода процессом достаточно простым и деятельным. Он ни на минуту не сомневался, что сможет одолеть ушастых, а с Лабиеном это же можно сделать быстрее. К тому же, в данном раскладе ему не нужно ни бояться отдачи со стороны дружественных государств, ни прикрывать зад от Корпорации. В общем-то, все выходило настолько красиво, что Клода буквально подбивало найти какой-то подвох.
— И да, очень похоже, что оружие у них появилось не просто так, но рядовые члены их вида ничего не знают. Нужно ловить кого-то важного. Ловить и допрашивать. До того можно хоть на кофейной гуще гадать, всё равно один хрен.

— Пойдём, — согласился Клод. Его не очень волновали изначальные мотивы эльфов. Были ли они доведены до отчаяния или действовали по чьей-то указке, в любом случае, именно они напали тогда на поместье и по их вине скончалась Эмилия. Подобная близорукость была временным симптомом. Клода обуревал гнев и ненависть. Сейчас он более-менее держал свои чувства в узде, но это не было полным контролем. Это тишина и спокойствие являлись всего лишь следствия своеобразного договора. Он должен выдержать всё сейчас, чтобы оторваться потом. Если не сможет, ничегошеньки хорошего не ждёт ни его, ни его близких, но более того — если он не выдержит, то не сможет отомстить.
Потом, когда первый гнев будет утолён, Клод посмотрит на эту ситуацию под другим углом. У него было причин думать, что всё произойдёт именно так, но, тем не менее, он убедил себя в этом. Клод уверился, что, к тому времени, когда он не будет испытывать нужду убивать каждого остроухого, которого видит, какая-то информация у него всё же появится. Тогда он двинется по цепочке выше, и так до тех пор, пока не уничтожит всех виновных.
Возможно, добравшись до самого верха, Клод будет действовать уже не из ненависти и гнева, а по привычке, но это было неважно. Он был уверен — нельзя спускать подобное деяние. И дело было даже не в самой Эмилии, хотя, конечно же, одной её гибели было достаточно, чтобы спровоцировать Клода, но Рейли, в конце концов, тоже были вампирами. Вампирами, с которыми они — д’Эстены, — хотели породниться через дочерей. Если бы этот договор состоялся, а эльфы напали чуть позже, д’Эстены всё равно оказались бы втянуты. Как, впрочем, и Лабиены. Как понял Клод, Калиса посещала Рейли по похожим с Эмилией причинам. Наверное, поэтому ему было не так сложно принять вмешательство Максимилиана.
Впрочем, в тот момент он об этом не думал. В тот момент он думал о завтрашнем вечере, о том, что когда-нибудь узнает, кто убил сестру и почему. Эти мысли уже не были так похожи на знакомый красный туман, в котором пребывал последнее время Клод, но и светлыми назвать их было нельзя.
— Хм... — витавший глубоко в своих мыслях д’Эстен поднял вопросительный взгляд. Он выслушал монолог Лабиена, но уже по какой-то привычке не сразу понял, шутит ли он, предлагает или угрожает. — «Наверное, всего понемногу», — решил Клод и хмыкнул. В действительности, Лабиен был, наверное, прав. Он прибыл в Америку с открытой угрозой. Для тех, кто привык, чем кончаются подобные угрозы, его неожиданный отъезд будет казаться подозрительным, но предоставлять трупы д’Эстенов, как правдоподобное прикрытие, Клод не собирался.
— Возможно, так и стоит сделать, — произнёс он и рассмеялся. К своему родовому поместью Клод особо тёплых чувств не испытывал и, в сравнении с военными действиями, расходы, которые будут пущены на восстановление особняка, казались ему незначительными. — Это всего лишь камни, дерево и вещи. Ничего кроме. Если надо, их можно сжечь, но сперва ужин и коньяк, — сквозь смех проговорил д’Эстен и отдал приказ накрывать на стол. Несколько кусков мяса средней прожаренности должны поднять настроение. Коньяк тоже будет кстати. С ним, по крайней мере, разговор не будет унылым.
В комнате зажгли свет и мгновенно принесли напитки. Ужин был чуть позже, но и к нему прислуга подготовилась. — «Приятно осознавать, что кто-то всегда чётко выполняет свою работу», — подумал на это Клод.
— Пусть преклоняются, — эта мысль по-своему нравилась вампиру. Он и сам о чём-то подобном думал совершенно недавно. Конечно же, определённый соблазн перерезать всех их основательно был, но въевшаяся житейская практичность находила подобную жестокость расточительной. Эти куски мяса могли сослужить большую службу, чем удобрение для почвы. — Я ищу убийцу, — добавил он после некоторых размышлений. — Точнее, убийц. Все, кто замешаны в этом треклятом восстании, должны сдохнуть. Причем так, чтобы их юным поколениям долго не хотелось поднимать голову ещё очень долго. Ты понимаешь, о чём я говорю? — спросил Клод, поднимая тяжёлый взгляд на патриарха.

Клод до конца так и не понял, чем закончились странные переговоры с Максимилианом. Более того, он подозревал, что патриарх Лабиенов тоже не очень это понимает. Определённым было лишь то, что каждый из них сделал для себя какие-то выводы, но то, как согласовывались эти выводы между собой, оставалось под большим вопросом.
Клоду не хватало реальной определённости. Будь Максимилиан кем-то равным ему по статусу и возрасту, или находись их отношения в менее шатком положении, д’Эстен бы упёрся, но заставил его ответить чётко. Был бы этот ответ правдивым и поверил бы в него сам Клод — вопрос третий. Пока для него основная проблема заключалась в том, что он плавал в информации Лабиена, не чувствовал дна и плохо ориентировался в ситуации.
Слишком многое упиралось в слова, которые легко истолковать разными способами. Чем больше власти, тем труднее избежать многовариантности, и всё же хотелось упросить сложную схему, разобрать по полочкам приоритеты и понять, в чём всё-таки смысл происходящего. Лабиен откровенно нагнетал, а Клод не мог оценить реальный риски и шёл на поводу этого нагнетания. Ему подобный расклад не нравился, не нравилось быть ведомым и следовать чужим планам. Ребячество? Может быть. Но кому, в конце концов, было дело до его семьи, кроме него самого? На каком основании он должен верить кому-то чужому?
Канада оставалась лакомым кусочком, от которого Максимилиан не отказался бы откусить. В это Клод охотно верил, и допускал, что война с д’Эстенами до поры до времени невыгодна Лабиену, но не стал бы ставить на это слишком много. Также легко Максимилиан мог развернуть свои войска и ударить по бывшим союзникам. Другой вопрос, что они ответят, и этот ответ может сильно навредить всем. По крайней мере, Клод постарается сделать так, что, в случае их гибели, пострадают все.
— Отлично, — отозвался вампир на появление дорогого гостя. Стол был накрыт в большой гостиной, но только на двоих. Та часть клана, которая нуждалась в защите, всё ещё находилась вне поместья, а те, кто жаждал воевать, были слишком заняты делами насущными. Сам Клод чувствовал себя обязанным развлекать гостя. Вряд ли это получалось у него совсем уж хорошо, но он старался.
— А должен? — поинтересовался вампир. Так ли важна месть? Клод не задавался подобными вопросами. Возможно, если бы выбор стоял между местью и благополучием всего клана, он бы и отказался от мести. В конце концов, при всей эмоциональности, вампир был прагматичным. Он понимал, что жить ему придётся ещё долго, и когда-нибудь у него ещё появится возможность. Но пока такого выбора не было, менять свои решения он не собирался.
— Скажем так: я от своих претензий к Канаде не отказался. А ты от своих слов? — вампир ухмыльнулся и кивнул прислуги, которая убежала со срочными указаниями на кухню. Несмотря на то, что стол был накрыт только на двоих, яств на нём хватило бы на полноценный приём, чему Максимилиан вовсю отдавал должное. Сам Клод, действительно, ел мало и неохотно. Он не чувствовал потребности поглощать человеческую пищу. Да, это могло быть вкусно, но жизненной необходимости в набивании желудка не было. В конце концов, такая пища давала лишь временную иллюзию пресыщения, а Клод не любил себя тешить подобной ерундой.
— Спасибо за заботу, но я не голоден, а войска мои и так за пределами Канады. Даже браконьеры сегодня вернулись, — Клод недовольно наморщил нос. Действовать по правилам пока было очень скучно. К тому же последнее время д’Эстен придерживался более-менее трезвого состояния. В определённом смысле, стимулом для этого послужили как разговоры с родными, так и упрёки Лабиена, но в большей степени сам организм Клода начинал отвергать мутное состояние и воспринимал алкоголь уже как отраву, которую употреблять не стоит.
— Что с твоими ребятами? Бойким маршем они проходятся через Америку? — д’Эстен ухмыльнулся. — Кстати говоря, мы официально мертвы или уже нет? Под «мы» я, разумеется, понимаю себя и свою расчудесную семейку.