- И тебе здравствовать многие лета, отец, - с лёгкой улыбкой, притаившейся в самых уголках губ, эльфийка почтительно склонила голову, покорно принимая насмешку родителя. Хагарда было уже не перекроить, слишком закостенел он в своих взглядах и убеждениях, но именно эта его черта заставляла многих уважать друида, хотя и не добавляла ему всеобщей любви.
- И ты здравствуй, Хъёрдор. Приятно, должно быть, вновь размять кости? – обволакивающий бархат негромкого голоса женщины зазвенел колокольчиками лукавства, когда она огладила ладонью кабанье рыло. Могучий зверь ответил на нехитрую ласку довольным урчанием, от которого его морда завибрировала, покалывая нежные пальцы эльфийки колючками щетины. Хъёрдор мог напугать кого угодно, но женщина страха не испытывала. Разве можно бояться того, на ком катался ещё неразумным дитём?
Подняв наконец глаза на отца, она вложила свою руку в его широкую крепкую ладонь, только для того, чтобы тут же быть усаженной впереди него.
- Спешка ничего не даст, отец, всё, что могло произойти, уже произошло, - отряхнув с подола платья приставшие к нему еловые иглы, сказительница принялась за рассказ. - Змеиный холм пуст, вампиры прошли там ещё солнце назад, но никого не нашли. Наши братья успели отступить к Туманной пади и затаились в тамошних пещерах. С ними трое Мудрых так что они в безопасности, до поры. Стервятники остались ни с чем и были весьма злы. Расставили на подступах к Холму свои огненные ловушки, но мы пройдём без препятствий, даже ребёнок не попадётся на их уловки.
Хъёрдор летел через кажущуюся непроходимой чащу, словно и не было никого на его могучей спине. Финдабайр замолкла на несколько мгновений прижавшись к широкой груди отца и вдыхая его запах. Запах солнца, леса, трав и мха. И крови. Он всегда пах так. Так пахла древняя магия Туата Даннан. Следующая новость, принесённая дочерью, должна была порадовать друида.
- Последние нападения кровососов углубили раскол среди нашего народа. Многие молодые начинают задаваться вопросом: сколько ещё мы будем отступать, прятаться и терять наших братьев и сестёр? Мудрые напротив, предпочитают молчать или же призывают к спокойствию и вере, - голос эльфийки был ровен, словно она рассказывала очередную древнюю легенду ребятне и время для выпрыгивающего из кустов волка ещё не пришло. У неё было своё мнение, но отцу бы оно не слишком понравилось, а значит и звучать оно было не должно.

Эльф мог обмануть многих, но не собственную дочь. Финдабайр сама была мастерицей примерять маски и слишком хорошо изучила отца за почти полтысячелетия. Сейчас она отчётливо слышала в ровном голосе Хагарда бурлящую внутри него ярость. Она путеводной звездой, веками ведшей их общину, ярко сияла в его зверино-золотистых глазах, кольнувших эльфийку взглядом полным недовольства. Вести не сумели порадовать Ястреба, это было досадно, но не слишком удивительно: древний эльф умел радоваться только крови врагов, всё остальное было для него лишь тленом, прахом, что предрассветный ветер развеет без следа.
Сказительница опустила глаза и затрепетавшие, словно птица в силках, ресницы скрыли от Хагарда мысли, отразившиеся в её взгляде. Друид никогда не знал сомнений, или так по крайней мере казалось, и не умел принимать их в других. Для него всё было просто: была воля Богини и было всё остальное. И всё что препятствовало воплощению слов Дану следовало уничтожить. Даже если бы этим чем-то стала его собственная дочь, вряд ли бы это остановила его руку, сейчас сжимавшую жёсткими пальцами точёное плечо женщины не хуже когтей птицы, давшей ему имя.
- Дюжина, но, когда мы до них доберёмся, возможно будет уже больше, - Финдабайр позволила малой толике гордости отразиться в самых углах почтительной улыбки. Она умела ронять семена слов в самую не благодатную почву так, что они всегда приносили нужные плоды, а сейчас разумы многих Туата Даннан были почвой плодородной.
- Достаточно, чтобы понять, что это не лагерь, отец. Они не стали задерживаться, просто оставили наблюдателей. Я видела двоих, но уверена там их трое или даже четверо, - Хагард рвался в бой, его ноздри хищно раздувались, словно он уже чуял добычу и дочери было почти жаль разочаровывать его. Она вновь замолкла, умело воспользовавшись очередным громадным прыжком ездового зверя, чтобы обдумать свои дальнейшие слова, но отец тоже о чём-то задумался и спросил о другом.
- Роще недолго осталось. Как и её Хранителю. Таурохтар утратил светоч надежды и больше не видит благополучного исхода для нашего народа, - сказительница запрокинула голову, заглядывая в изрезанное морщинами лицо древнего эльфа. – Если ты хочешь увидеть его, тебе стоит поспешить, отец. Он не сможет долго укрывать их общину и если Дану не заберёт его в ближайшее время, то это сделают кровососы.
Переведя взгляд вперёд, на расступающиеся перед несущим их Хъёрдором деревья, Финдабайр закончила уже тише, позволяя ветру сорвать слова с губ:
- Там много ещё совсем юных детей Дану, ты мог бы вернуть им веру, указав другой путь.
Сказительница не во всем была согласна с отцом, но кое в чём не могла с ним поспорить, даже если бы захотела: бездействие сейчас для их народа было хуже смерти.

Наверное, никто не мог и помыслить, что Хагард, Великий Ястреб Дану, казавшийся высеченным из камней скандинавских фьордов, которые он, один из немногих нынешних Туата, видел собственными глазами, мог испытывать скорбь. Тем ценнее было для Финдабайр то доверие, что отец оказывал ей. Пусть на мгновение, но взгляд старого эльфа наполнился болью от горькой вести. Зная, что любые слова, даже произнесённые мастерицей их плетения, будут сейчас бессильны, сказительница прижалась щекой к плечу отца и положила свою изящную кисть на его широкую грудь, прямо напротив места, где билось переполненное горем сердце. Никому из живущих не дано было понять скорбь, испытываемую древним друидом от скорой потери старого соратника, одного из последних ещё оставшихся. Должно быть каждый уходящий звучал в его ушах биением пульса неотвратимого времени, отмеряя приближение срока, когда Дану призовёт и его. Наверное, потому Хагард и бился так яростно, не щадя ни союзников, ни врагов, ни самого себя.
«Никто не будет забыт, отец. И о тебе я спою когда-нибудь, возможно, уже скоро», - Финдабайр хотела бы отпустить эти мысли на волю чтобы облегчить боль старого эльфа, но он не умел ценить слов, до сих пор не признавая их силы. Вот и теперь он лишь смеётся.
- О Великих всегда судачат, даже векам не под силу изменить этого порядка вещей, - голос сказительницы шелестит травой на ветру, - но помнят в итоге не шепотки, а поступки. О них слагают песни, о них рассказывают детям. Благие ли, нет ли. Нам не дано предугадать последствий своих деяний. Так стоит ли тратить время на сомнения?
Но Хагард её не слушал, или не посчитал нужным отвечать, погружённый в какие-то свои думы. Его дочь тоже замолкла, размышляя, стоит ли сказать друиду сейчас последнее, и самое важное, из известий, принесённых ей. Отец опережает её. Появление нежданных гостей спутывает выстраиваемое эльфийкой плетение, разрывая тончайшие нити слов, вынуждая её начинать заново:
- Как пожелаешь, отец. Я буду рядом, пока нужна тебе, но я должна сообщить ещё кое-что. К войне присоединились двое, или даже трое, достаточно древних кровососов. Сейчас они в одном из лагерей своей армии. Всё это слишком похоже на расставленные силки, а я не успела сама проверить эти слухи. Так что не стоит пока полагаться на эти вести.

Отредактировано Инкогнито (05.03.2015 23:12:59)

Неторопливое и медленное течение жизни Морико, состоящее в основном из развлечений, впрочем щедро разбавляемых самообразованием под присмотром Акиры и тренировками с Бруно, была внезапно прервано событием, на первый взгляд весьма банальным и не обещающим ничего особенного, кроме путешествия и небольшого приключение, но как оказалось - основательно в итоге встряхнувшие ее, эльфы жизнь.
Было уже далеко за полдень, когда юная эльфа ввалилась в дом, грязная до головы, но ужасно довольная после обкатки недавно купленного ей в подарок мотоцикла. Упоительно мощного и бессовестно дорогого, когда госпожа огорошила ее с порога известием о том, что ей нужно поскорее привести себя в порядок, потому что сегодня вечером она вылетает в Канаду, где ей нужно будет добраться до Клода Д'Эстена и передать тому некую информацию. Что это за послание, эльфа интересоваться не стала. Она давно привыкла к тому, что все, что ей нужно знать, ей скажут и так. А потому информационный кристаллик, замаскированный под кулон из белого шлифованного золота был водружен ей на шею, а еще  на шею были водружены пара дюжих охранников, с настоятельной рекомендацией беречь ценную эльфью шкурку. правда в этот раз они ее не стерегли и охраняли и вообще сходили за почетный эскорт.
Так что в лагерь Клода эльфа прибыла со все возможной помпой, которую впрочем никто кроме нее самой не заметил, что впрочем не помешало той быть довольной как слон от внутреннего ощущения собственной значимости.
В самом лагере Морико по началу понравилось, повсюду  сновали солдаты, военная техника, которую вот так вот вблизи она видела первый раз в жизни, но очень скоро все это начало надоедать. На самом деле она ждала немного другого, нежели экскурсии с осмотром быта военных в походе и уж тем более, когда Акира говорила ей "можешь заодно прихватить с собою свое оружие, что бы не терять навыка. Развеешься немного". Когда эльфа робко намекнула про это Клоду, тот поглядел на нее как на занозу, которая досаждала но и вытащить ее никак невозможно. А потому пообещал отправить ту с одним из разведывательных дозоров. Но, или все так совпало, что на его маршруте не встретилось ни одного, самого завалящегося из повстанцев или маршрут специально был проложен так, то бы с одной стороны избавить себя от чемодана без ручки в лице эльфы и с другой стороны, занять ее чем-то, ну и опять же - что бы в ее ценной для Акиры шкурке не наделали лишних дырок.
Три дня Морико послушно месила берцами раскисшую от осенних дождей почву, проявляя вообще-то невиданную для себя покладистость. Не возмущалась. Шла молча, стиснув зубы и стараясь получать удовольствие от этой самой прогулке, когда к исходу четвертого дня ей сказали, что скоро отряд выберется обратно к лагерю, экс-танцовщица не выдержала и расстреляла так не вовремя высунувшийся из подлеска выводок кабанов. После того, как за это ей даже не выговорили, эльфа окончательно убедилась в мысли о том, что ее просто убрали в сторонку, что бы не путалась под ногами. От чего на следующие два дня впала в мрачную задумчивость. Тот факт, что ее не воспринимают всерьез раздражал и не давал спокойно спать.
- Что они понимают, эти гринго*. - Думала эльфа мрачно глядя на марширующих мимо солдат. - Да большинству из них и убивать то пока еще не приходилось. А вот ей - ей да, приходилось. Пускай и на войне, но кровь, она всегда красная.
Наверное, так бы все катилось и дальше, пока чреда совпадений и случайностей не выбросили очередной фортель. Один из разведотрядов наткнулся на засаду. Засаду удалось перебить, видимо нападавшие ожидали отряд куда меньшей численности, но зато солдатам удалось захватить около десятка мятежников. Тяжело раненных добили на месте, еще двое умерли от ран уже в лагере, а вот оставшиеся четверо были хоть и изранены, но не смертельно и сейчас в клетке ожидали своей участи.
Морико долго и пристально разглядывала их, сидя неподалеку на ящике из под боеприпасов, пыталась понять, что она чувствует к своем дальним родственникам, решившими спустя столько лет снова бросить вызов вампирам. Она перекатывала эти мысли в голове и так и эдак, но как не старалась, выходило, что ничего. Они были ей совершенно безразличны и где-то отдаленно, воспринимались скорее как враги.
И вот, когда она совсем уже собралась уходить, в ее голове зародился план, как все же доказать всем этим самовлюбленным воякам, что она тоже не пальцем деланная. Сутки ушли на обдумывание деталей, еще день ушел на то, что бы все же убедить Клода, что она справится, что ей можно это доверить и самое сложное - что госпожа вовсе не будет против того, что бы Морико "потыкала палкой осиное гнездо". В конце концов  ей удалось доказать, что идея использовать ее как засланку в стане мятежников - вполне разумна и что ее все же смогут в конечном итоге принять за свою. Пусть и с условностями.
Правда, Клод внес в ее планы свои коррективы ,сделав его более продуманным и вариативным. Оставалось только приступить в его исполнению и тут уже от эльфы требовалось все ее актерское мастерство и еще три дня на его демонстрацию.
Три дня, после того как ее обряженную в грязную, рваную одежду (к тому же явно с чужого плеча) втолкнули в клетку напротив, сопроводив весь процесс парой затрещин. Для достоверности.
Эльфа смотрела на своих снежных родственников волчицей, всем своим видом показывая, что им не доверяет и разговаривать с ними не будет.
Трижды в день ее уводили с камеры на "допросы" на два часа. Все это время эльфа конечно же на самом деле просто спала спала завернувшись в спальный мешок в своей палатке и ждала условленного времени. Часа Х.
Как и ожидалось, все прошло как по маслу. Ночью "внезапно" случился пожар, совсем рядом начало что-то взрываться и в один из таких взрывов их охранника "убило" осколком. Морико могла поклясться, что если бы не знала заранее, то непременно поверила бы, что все так и было, настолько мастерски все было проделано.
Дотянувшись до "тела" охранника, упавшего так удачно рядом с дверью ее клетки, она достала из кармана ключ от дверей, для убедительности пошарила по остальным карманам, хоть надобности в том и не было. Быстро отперла двери клетки, пока стаскивала ремень винтовки, грохнуло особенно сильно, после чего затихли генераторы и лагерь опустился во тьму, освещаемый одними всполохами от пламени пожара. Еще одно "удачное совпадение". Наконец, когда она набросила на себя снятую с охранника разгрузку, кто-то из снежных не вытерпел и взмолился:
- Эй, эй, сестра! Отопри дверь.
Морико мысленно возликовала. Все шло именно так, как она и рассчитывала. Но играть надо было до конца, а потому она остановилась изображая секундную задумчивость на лице.
- Не знаю, можно ли вам доверять. К тому же вы ранены и ослаблены. Вы будете меня только задерживать.
- Без нас ты все равно сгинешь, ведь ты не местная, это заметно по твоему акценту. - Горячо доказывал самый молодой из них, совсем еще подросток, с перевязанной и висящей на перевязи рукой, сбившимися от крови и грязи в колтуны волосами.
- Ладно. Но постарайтесь не отставать.
Она быстро отперла дверь и погоняя теперь уже бывших пленников, сама замкнула их небольшой отряд. Они бежали всю оставшуюся ночь. Сзади доносился вой сирены, выстрелы, над головами пронеслись вертолеты.
- Доверьтесь мне. - Просто бросив эту фразу, эльфа водила их отряд беглецов заячьими петлями, каждый раз, "чудом" избегая погони. Впрочем, чудо объяснялось очень просто. В кармане одежды Морико лежал маячок, по которому командиры поисковых групп отслеживали хаотичные метания эльфы и загодя убирали свои отряды с ее пути.
Ближе к утру, эльфа незаметно выбросила этот маячок, раздавив его ногой. То, что он перестал вещать было сигналом к тому, что "погоню" можно сворачивать и шоу было вполне успешным.
К обеду, ее израненные и обессиленные спутники начали сильно сдавать. К тому же снежные не славились невероятной выносливостью присущей их диким лесным родственникам. Морико совсем уже собиралась устраивать привал, когда наконец события ускорились сами по себе.
Как чертики из табакерки со всех сторон высунулись те самые эльфы-мятежники, в лагерь к которым слуга Акиры и метала попасть. Это казалось простым, но вот сейчас, как-то засосало под ложечкой, когда она поняла, что находится в окружении вооруженных и не особо дружелюбных мятежников. Эльфа опустила ствол винтовки в землю и демонстративно показала раскрытые ладони.
- Мир вам, братья и сестры. Рада встретить вас в столь непростой для себя час.

Волнение, что было ведомо ей во всех своих проявлениях, повернулось сейчас иной гранью – тревожным предвкушением. Ни хорошо и ни плохо… вначале выдохом зашелестел лес, затем умолкли снежные, и после – зазвучали тяжёлые шаги массивного дикого зверя.
Тень обернулась, предоставляя другим «лучам» держать во внимании пленников, и прямым, смелым взглядом встретила самого старого, но ещё зубастого хищника. Она не обманывалась растрескавшейся кожей, неспешностью движений и погасшим взглядом. Не верила в шёпот, змеями скользящий промеж иных молодых и горячих воинов – что у Волка более нет клыков и когтей, что слух его слаб, а нюх притупился. Не верила – ибо были на то свои причины.
Как были причины и для почтительного поклона Старейшему, когда эльфийка припала на одно колено, вместо изгиба плеча лука – опираясь ладонью на автоматный рожок.
- Хагард… - дерзко прозвучало последнее из имён, и не был покорно опущен взгляд – напротив, требовательно и с пристальным вниманием был он прикован к лицу древнего снежного. Следом, поднялась легко, уступая неуловимо дорогу ему и Сказительнице, не помышляя о том, чтобы помешать смотру чужаков.
Ею владел сейчас не праздный интерес – сердце жаждало приказа. Разумного, соответствующего ожиданиям и желаниям, устремлённого на то, чтобы истребить любую мерзость, что смеет вторгаться в Их Леса.
И он прозвучал. Конечно, не призыв обнажать оружие и выступать в бой, но не в их традициях было, очертя голову и не ведая броду лезть в пекло мясорубки, что уготовили им кровососы. Допрос, с сопутствующим получением новой информации, что желал провести сам Старейший! Вполне определённая честь, хоть и сомнительная.
От Тени не укрывались интонации и взгляды, но ни один не задевал и не ранил, сквозь нарощенную с годами броню. Ей, и четверым выжившим из их общины, нужна была возможность пристать к кому-то сильнейшему, и под крылом могучего вождя нести свою месть дальше. Сеять зёрна, и не задумываться о том, какие плоды вырастут на щедро окропленной кровью земле.
«Лучи», подчиняясь лёгкому кивку, сноровисто, но без особых церемоний, разоружили пленных. Чуть менее охотно, но безропотно, расстались со своим оружием – однако, сознание каждого из них грели костяные клинки, таящиеся в скрытых ножнах. С «родным» оружием, обретённым многие десятилетия назад, расстаться не решился бы никто из них – как с напоминанием о доме.

Тропа, стелющаяся под ноги немногословных эльфов, предавала их зрение, но если бы разведчица полагалась лишь на него – грош цена была бы ей. Чуткий слух, нюх, лишь за малым уступающий звериному, осязание малейшего дуновения ветерка – всё в купе позволяло двигаться во тьме столь же легко, как и при свете дня. Её товарищи, оставленные в лагере, сейчас наверняка гадали – что получит Знающий от пойманных ими эльфов? Разумеется, присутствие лесной цепляло внимание куда сильнее, чем лики их «собратьев», но Знающий за то и получил своё имя, что редко когда позволял внешнему сбить себя с толку.
С точки же зрения Тени – куда вернее его было называть «Помнящим», что, порой, она про себя и делала. Ведь это было не менее важным – помнить, как было до того, как дети Дану были согнаны в резервации, загнанные в самые глубины лесов, вплотную к священным местам – куда прежде не решались приближаться простые, непосвящённые.
Вот и сейчас, у эльфийки перехватило дыхание от величия Древа, вознёсшегося на небывалую высоту, простирая множество рук-пальцев ветвей к самим небесам. Не место ей было здесь, рядом с ним. Хагарду – можно, он Древний, он Ведающий, он Помнящий… ей – нет.
И Тень опустила кинжально загнутые ресницы, потупив взор к земле, к палым листьям, вслушиваясь в шелест травы и шёпот голосов Леса, в которых эхом отдавались слова снежного. Или мысли?
- Чужие… чужие… чужие… - тихим неприязненным рефреном звучало в её ушах, и затрепетал нервной дрожью загривок Тени.
Не шевелясь, замирая во тьме слепком тьмы же, сливаясь с одной из многочисленных теней, она ждала, привычно чуткая касательно всего, что происходило вовне. Лишь только пальцы правой руки, лежащей на бедре, незаметно ласкающими движениями скользили по рукояти костяного кинжала.

Первое, что категорически не понравилось эльфе, то что у нее тут же забрали оружие, вместе с разгрузкой, куда она поместила запасные магазины и пару светошумовых гранат, позаимствованных все там же, в лагере грингосов*. Второе, что настораживало черноволосую, это та неприкрытая враждебность, обильно сдобренная недоверием, с которой ее снежные родственнички смотрели на нее. А под враждебными взглядами и стволами винтовок, эльфа чувствовала себя буквально голой и откровенно тосковала, что переоценила факт родства их народов. Что и говорить, тех четверых снежных, что бежали вместе с ней, встретили едва ли менее враждебно и неприветливо. А глядя на их физиономии, Морико поняла, что ничего хорошего по приходу в лагерь их не ожидает и те четверо, это понимали.
Но несмотря на это, черноволосая продолжала покорно месить ботинками осеннюю грязь и подспудно рассматривая своих толи охранников, толи конвоиров. Все они были очень молоды и несмотря на то, что эльф, будь то снежный или лесной, и в триста лет выглядели как в двадцать, другой эльф всегда был способен примерно угадать возраст другого.
Больше всего внимания заслуживала предводительница этой небольшой группы. Высокая, как в все ее племя, наверное на голову, а то и выше самой Морико, с правильными чертами лица, которые подошли бы аристократке больше, нежели лесной диверсантке и, эльфа могла бы дать в залог правую руку, эта умела убивать, умела и любила это делать. И пусть словами и жестами та никак не выдавала себя, но хищный прищур голубых и холодных, как горный лед глаз, говорил именно об этом. С ней надо держать ухо востро.
По дороге к лагерю, эльфа и так и эдак вертела в голове этическую сторону своего поступка, в конце концов сделала логичное для себя умозаключение. Эти снежные, восстали против устоявшегося миропорядка, миропорядка, в котором она, Морико, заняла очень удобное положение и по сути, разом добилась всего, о чем мечтала только в самых смелых своих мечтах. А что будет, из-за этого глупого восстания?
В том, что вампиры раздавят его, она не сомневалась ни мгновения, вопрос был только, какой ценой? Что если этим бунтарям удастся нанести всем этим вершителям судеб, чувствительный ущерб, что будет потом? Репрессии против оставшихся, даже совершенно лояльных, как она сама эльфов? Поголовное истребление? Скорее всего господа ее конечно отстоит, но что дальше? Прожить свою оставшуюся жизнь в четырех стенах, постоянно думая о том, что твоя голова может стать чьим-то трофеем, некого безбашенного хедхантера, которого не испугает даже гнев Матриарха? Да и не будут ли в этом случае косо смотреть другие вампиры уже на Акиру, просто по факту того, что она  держит в дому эльфу, да еще чуть не на полных правах члена клана Окомур.
Решение было простым – бунтари должны умереть и как можно скорее. Их надо перебить, без жалости и без гнева, как убивают бешенных собак, просто для того, что бы те не разнесли заразу и не пришлось потом истреблять все поголовье. А значит, она должна внести свой скромный вклад, навести отряды армии вампиров на лагерь своих снежных родственничков, или самой убить их лидеров, как получится. Но сперва, сперва надо доказать тем свою лояльность. С этих станется вздернуть на ближайшем суку. И это в лучшем случае. Как эльфы умели пытать и сколько изощренные методы казни они способны были придумать, Морико знала не по слухам. И вряд ли, снежные в этом вопросе сильно отстали от лесных.
Она еще раз прокрутила в уме обе готовые легенды. Юная эльфа прекрасно понимала, что ей могут не поверить, и почти наверняка не поверят изначально, а потому за первой легендой, пойдут вторая, более хитрая. И обе их них будут изрядно приправлены правдой.
Уже в лагере, видя перед собою Хагарда, старого и древнего настолько, что даже ее госпожа была на его фоне ребенком, а уж возраст смой Морико, был подобен свету светлячка, теряющегося на фоне бесконечного ночного неба, именно тогда эльфа поняла – все будет еще сложнее, чем можно было себе представить.
Сердце камнем ухнуло куда-то в район желудка, а горло противно сжали щупальца страха. Она поняла, почувствовала и ощутила, что проверка будет не просто в виде банального допроса, пусть даже с пытками. Она поняла, куда их привели – в священную рощу, средоточие магии снежных эльфов. И морщинистый, древний старик перед нею, был не просто спятившим фанатиком, скорее всего он был друидом и мог подчинять эту магию себе.
А Морико, Морико не знала – как поведет себя ее кровь, изменившаяся под воздействием крови истинного вампира. Даст ли эта частица ей защиту, или наоборот – выдаст с головой? Признает ли древнее Древо ее своей, пусть и далекой или почувствует в ней врага?
Наверное, если бы ее не разоружили, сейчас эльфа лучшим выходом нашла бы просто начать палить от бедра длинными очередями. ОН оружия у нее больше не было, а значит, значит придется разыгрывать запланированное представления и молиться, что ее не убьют.
- Что привело вас сюда?
Вопрос дошел до лихорадочно работающего мозга эльфы, словно из глубины колодца, но все же, она нашла в себе силы, что бы отвечать, отвечать так, что бы показаться максимально незначительной, пусть даже жалкой и никчемной, главное – что бы снежные не видели в ней врага.
- Мы пришли сюда не сами, нас привел сюда отряд госпожи. – Она бросила быстрый взгляд на Тень и снова потупила глаза в землю. Если уж разыгрывать из себя забитую рабыню, то разыгрывать качественно.
- Мы сбежали из большого лагеря, ваших людей поймали около недели назад, - Морико кивнула на отделенных от остальных снежных. – Недавно там случился какой-то переполох, толи пожар, толи еще что-то, я точно не знаю. Охранника убило. Мне удалось снять с его пояса ключ и открыть наши клетки.
После этого эльфа в общих чертах, без деталей и подробностей пересказала вполне подлинную историю, как саму ее поймали в Тихуане, как передали работорговцам, как те несколько раз перепродавали из рук в руки и как в итоге она оказалась в этом лагере на положении «принеси подай», а для верности еще и надавила на жалость сказав что в лагере в ней делали – «всякие гадкие вещи»
- Вот, в общем вся  моя история. Я рассчитывала выйти к большому поселению на берегу Канады, раздобыть там денег и купить себе место на одном из баржей, то возят лес даже к нам, в Мексику, или наняться туда, что бы все же добраться до дома.

___________________________________________
* Грингосы, производная от гринго. Презрительное обращение к американцам в Мексике.

Отредактировано Ана-Морико Пилар (11.03.2015 04:28:28)

Только теперь, когда сухие, холодные, старческие, но на удивление сильные пальцы древнего друида снежных коснулись ее лица, приподнимая его вверх, когда его цепкий взгляд, как показалось Морико, стал проникать в самую суть ее естества, до нее наконец окончательно дошло. Это не игра. И вот прямо сейчас, одним легким движением он сломает ей шею,  а через мгновение равнодушно переступив через ее изломанное тело  продолжит свой монолог.
"Нет, все не может быть так просто" - пронеслось в ее голове, - "Он не может так легко и просто понять, кто я. Иначе, вампирам просто не нужны бы были Слуги. К тому же я  тоже на так проста, я принадлежу  Матриарху"
Юная эльфа не была сведуща в магии, даже в магии своего народа, но сейчас, действуя по наитию, даже не понимая, а скорее ощущая, где-то на самых задворках подсознания, к ней пришло понимание. - "Друид будет использовать магию крови. А магии крови может противостоять только кровь"
Морико изо всех сил сжала зубы, прокусывая щеку, пока рот не начал заполняться солоноватой жидкостью, с привкусом железа.
"Если в моих венах течет кровь вампира, пусть малая капля - она должна меня защитить. Хотя бы, просто спрятаться от магии друида. Просто не дать ему заметить тех изменений, что произошли со мной"
Когда Хагард спросил про ее имя, на краткий миг это ввело эльфу в замешательство. Имя, которое дала ей Госпожа - Морико, Дитя Леса, наверное прозвучало бы странно, откуда у эльфы из мексиканских прерий может быть японское имя? Ее другое имя, людское, выбранное ею себе самой - Ана, скорее всего покажется друиду пустым, да и не укладывалось оно в рамки легенды, ни первой, ни второй. Благо, оставалось третье, а вернее - первое. От которого она сама отказалась, много-много лет назад, имя, данное ей её родителями.
- Эйелен Вихэкэйда, господин. - Эльфа потупила взгляд.
В племени Морико девочкам, впрочем как и мальчикам, давали несколько имен. Свое, на каждом этапе жизни.
Эйелен - или по людски, лиса. Ее мать, когда-то говорила, что ей во сне явилась лиса и рассказала о о том, что по весне у нее родится дочь. А потому при рождении, не особо ломая голову девочку назвали в честь этого зверя.
Второе имя девочкам давалось в день их зрелости, когда начинались первые месячные. Часто, это было "дорожным" именем. Самым незначительным, тем, которым всегда представлялись перед чужаками. А потому Морико, которая даже по меркам своего племени была очень миниатюрной, с подачи шамана племени стала Вихэкэйда - маленькая.
Третье имя девочка могла получить выйдя замуж, к примеру "Кэса" - Украшенная в меха. Значило, что ее муж, удачливый охотник. И так далее, третье имя характеризовало ее мужа. Было еще четвертое - обозначающее женщину, как мать, к примеру "Венона" - Родившая первую дочь. И все в том же духе. Имен могло быть очень много. Но все они давались не просто так. И знающий этот принцип, даже просто услышав  истинное имя (состоящее из всех этих кусочков) многое понимал о его носителе.
У эльфы имя состояло всего из двух частей - Маленькая Лиса. Слишком рано она покинула свое племя и отказалась от своих корней.
С другой стороны, это было даже хорошо. Правда - всегда короткая. По крайней мере, тут даже друид подвоха не почует. А это уже хорошо.
Когда его пальцы коснулись ее живота, она невольно напряглась. Снова магия. Проникающая внутрь стальными иглами. Холодная. Чужая. Изучающая.
Друид что-то сказал, но языка снежных, Морико не понимала.
Благо, тот довольно быстро потерял к ней интерес, словно впервые заметив молокососов, что бежали вместе с нею. Выдернул одного из толпы и потащил к дереву.
Что будет некий обряд, эльфа понимала. К нему и готовилась. Но, о боги, она представляла себе это совсем иначе! Что друид заставит, скажем, того коснуться дерева, начнет камлаить и крутиться с бубном, а потом решит - чисты ли помыслы этого снежного или нет. Реальность оказалось куда злее, грязнее и ужаснее.
Старый трупоед просто перерезал тому гордо, выпотрошил и бросил останки на корни дерева. Морико показалось, что мир перевернулся перед нею несколько раз и сжался до размера точки, оставив после себя только запах крови, кишок и еще чего-то, чему она не могла найти определения.
Этот чудовищный обряд, старик проделал еще четырежды. И еще четверо эльфов легли кровавыми кучками к подножью лесного исполина.
И вот теперь эльфа поняла, если этот псих, так легко прикончил своих, а остальные стояли кругом соляными столбами, словно так и должно быть, значит ценность ее жизни, в глазах этих варваров стремилась к нулю, а то и зашкаливало в отрицательные значения.
"Твари. Ублюдки. Сраные трупоеды." - Билось в ее голове. Затравленно эльфа окинула взглядом поляну. Мысленно прикинула - ближайшая тварь (иначе воспринимать своих снежных родственников она уже не могла) метрах в семи, чуть сзади. Если броситься внезапно, можно попытаться сбить того с ног, выхватить его оружие. - "А дальше просто полосну этих выблядков длинной очередью. От бедра, не целясь. Что бы напоследок отправить как можно больше этих тварей, к их обожаемой шлюхе Дану. И будь, что будет"
Морико сделала два маленьких, почти незаметных шажка в сторону ближайшего эльфа из свиты Тени и перенесла вес тела на опорную ногу, готовясь к прыжку.
Отдавать свою жизнь просто так, она была не намерена.

Отредактировано Ана-Морико Пилар (13.03.2015 14:54:34)

[audio]http://pleer.com/tracks/4416616cvy9[/audio]
Древние слова ритуальной песни оборвались резким криком, оставляя пустоту в сердце и заставив эльфийку вновь взглянуть на отца. Сила Дану уже переполняла его, готовая вот-вот плеснуть через край, это было видно в его помутневших, словно подёрнутых патиной, золотистых глазах, но друид сумел обуздать бушующую внутри него бурю. Когда тёмная, как ночное небо, кровь окрасила обнажённую грудь старого эльфа, ноздри сказительницы затрепетали, с жадностью втягивая потяжелевший воздух. Она закусила губу, её и саму начала сотрясать дрожь алчного желания хотя бы прикоснуться к этому кипучему источнику древней, будто само время, мощи. Дочь своего отца, Финдабайр смогла обуздать свои чувства, хотя и с некоторым запозданием, и поняла, что сжала острые плечи дикой сильнее, чем стоило. Разжав хватку тонких пальцев, успевших оставить покрасневшие полосы на смуглой коже Эйелен, сказительница вновь заговорила с ней на языке лесных:
- Прости, Лисёнок, я не хотела причинять тебе боль, но древние обряды так опьяняют. Да ты и сама должна это знать. Ваши боги весьма ненасытны, но не всегда рачительны и, когда десятки мужей и жён ложатся на их алтари, целые поселения тонут в экстазе, напоённые объедками их пиршеств.
Юная эльфийка боялась, наверняка того, что станет следующей из уснувших вечным сном у корней древа. Толку с напуганной девочки было мало, и сказительница решила продолжить говорить о её прошлом, желая тем успокоить и приободрить дикую сестру:
- Печально, что ты не помнишь своих родных, но память крови сильнее, чем многие думают. Знаешь, некоторые говорят, что когда-то, ещё до великого зверя, пожравшего солнце и погрузившего землю в долгую снежную ночь, мы были одним народом: лесные и Туата. Я не знаю, правда это или нет, но у нас есть похожее сказание о небесной волчице. Только Серебренобокая потеряла своих детей. Она обошла все уголки суши, заглядывая во все норы и поднимаясь на самые высокие горы, плача и зовя своё потомство пока скорбь по утраченному не сделала всю её шерсть белее снега. Не найдя их, безутешная мать поднялась на небо и продолжила свои поиски. Молоко из её всё ещё полных грудей сочилось, капало и застывало, оставляя за ней переливающийся след, а некоторые капли падали на землю, люди называют из лунными камнями. Что стало с ней в нашем народе никто не знает, но быть может она наконец нашла своих волчат где-то в жарких джунглях?
Финдабайр замолкла, давая дикой возможность обдумать рассказанную историю. Похоже сплетённое полотно слов принесло свои плоды – Эйелен сумела дать эльфийке хоть какую-то зацепку. Сказительница знала о каком озере велась речь и, если путь до него у прячущихся и путающих следы беглецов занял два солнца, то и расположение лагеря кровососов она могла назвать отцу безошибочно. Но гораздо больше её сейчас занимали нити лукавства, вновь появившиеся в речи смуглой эльфийки. По небольшом размышлении, Финдабайр поняла, что причина для этого могла быть только одна, но делиться с отцом пока своей очередной догадке не стоило. Решившая сыграть в опасную игру с древними девочка могла ещё ей пригодиться.
Поймав устремлённый на них взгляд Хагарда, сказительница чуть склонила голову, давая понять, что узнала у беглянки всё требующееся и ей есть чем порадовать отца. Биение наполняющей рощу силы отчётливо ощущалось уже всеми присутствующими, а значит последней, четвёртой жертвы, направляемой в этот самый миг к пробуждающемуся лесному исполину, должно было хватить для завершения обряда. Кровь чужака, вряд ли желающего отдать свою жизнь Дану, наверняка не потребуется, но Финдабайр всё же по-матерински мягко приобняла невысокую девушку, показывая всем оставшимся в священном месте свою опеку над ней.

Обряд был завершён. Пролитая кровь детей Дану утолила жажду исполина, напитав его соками жизни. На многие года ссохшихся ветвях набрякла готовая распуститься почками зелень. Сказительница смотрела на переполненное силой Богини древо с мягкой улыбкой, за которой никто не смог бы различить и капли яда. Хотя его в эльфийке было в достатке. В отличии от большинства присутствующих в священной роще, она знала, знала наверняка, что и сотни напоенных силой великанов будет мало чтобы повергнуть их врага. Хагард, её отец, сам сейчас был подобен зашелестевшему молодой листвой древу. Мощь Дану переполняла его и Финдабайр было невыразимо жаль, что всей этой мощи суждено было пропасть. Но была возможность сохранить хотя бы толику этой силы.
Скрипучий и надтреснутый вопрос друида, заставил её невольно встрепенуться, но она лишь почтительно опустила взгляд, избегая встречаться им с отцом.
- Дикая сообщила мне место лагеря кровососов, отец, - легко, без малейшей запинки, дочь друида перешла на древний язык Таута, что полился над поляной звенящим ручьём.
- Это тот самый лагерь, до которого я так и не успела дойти. Если верить её словам, там хорошая охрана: много механических зверей и птиц. Взять его будет практически невозможно. По крайней мере не нашими силами. И не сейчас, - Финдабайр мимолётно, словно бы неуверенно подняла глаза на отца. Он выглядел усталым, даже слишком.
Одна из змей, спешащих покинуть рощу, скользнула по её щиколотке и обвилась вокруг, впитывая тепло живого тела, но сказительница лишь продолжила улыбаться, склонив голову. Даже когда «бешенные волчата» её отца подхватили под руки дикую и потащили к древу.
Девчонка трепыхалась и билась в крепкой хватке воинов, но это не вызвало и тени сочувствия у дочери Мудрого, лишь лёгкую досаду, что быть может шпионку не удастся использовать с толком. Отец добьётся от дикой правды, и она ему не понравится.
- Шшшш. Конечно не сделала, лесное дитя, - Финдабайр подошла к пленнице со спины и склонившись к самому её уху зашептала успокаивающе на родном наречии дикой. - Но быть может мне стоит спросить, что ты сделала для наших врагов?
Более Элейен была для сказительницы бесполезна, и она, словно потеряв к той всякий интерес, направилась к отцу.
- Дикая лжёт, отец. Она служит кровососам. Не знаю, правда, о чём они мыслили, когда посылали это неискушённое дитя в качестве своих глаз, но это может быть нам на руку.

Исполняя в точности приказ Помнящего, Тень со своими братьями, повергла лесную дикарку на колени перед древесным Исполином, беззвучно, вибрирующее гудящим от переполняющей его силы. Силы выпитой жизни, силы Умирания и Возрождения…
Великан хранил эту силу в себе, но в шелесте ветра и шёпоте змеиной чешуи ощущались и слышались отзвуки её, маня и суля невиданные и неслыханные прежде победы.
Снежные верили в это. Обмануться ли они, падут ли, поверженные чужой удачей и силой – сейчас не имело никакого значения. Важным был сиюминутный экстаз Веры, переполняющий их. Истинные фанатики, они ловили каждый вздох, каждое движение Хагарда, и слаженно, единым организмом существовали сейчас, объединённые наполняющим их Благословением Дану.
Костяные кинжалы, порхая, не причиняя лишней боли – лишь потому, что не было такого приказа – освободили лесную от малейшего лоскутка одежды, а, следом, подтянули легко, словно соломенную куклу, к друиду. Тень одним движением ладони заставила лесную склонить голову перед Древним, но стоило ему приблизиться и заговорить – позволила той взглянуть в его глаза, чтобы дикарка даже не смела усомниться во власти и могуществе этого эльфа. Тень переполняла гордость за себя, за свой народ – как и всякий раз, когда она видела волчий золотой отблеск во взгляде истинного Вождя, избранного ею и теми, кто был подле неё.
Приблизилась Сказительница, и Тень зыркнула на неё со странным выражением – почтение, настороженность, глубокая и тайная озлобленность, вызванная отсутствием собственной мудрости. Неспособность постичь суть дара Финдабайр, но вынужденное принятие несомненной пользы его.
И когда она заговорила – захотелось подавить сладкую дрожь, вызванную нежнейшими обертонами голоса эльфийки, в которые хотелось укутаться, которые успокаивали и приносили глубокое блаженство – Тень встряхнулась по-звериному, отгоняя от себя этот дурман. Нельзя! Не время для колыбельной – тем более, что слова дочери Помнящего всколыхнули не просто ненависть, но бешенство.
Как?! Эта дикарка, эта мразь, пыль под подошвами их сапог, спелась с кровососами?! Так, значит, в том, что ей, Тени, и братьям её удалось поймать этих эльфов, мог быть и иной подтекст – это могла быть ловушка?!
Снежная побелела от напряжения, сдерживая агрессивный порыв свернуть девке шею тотчас, вместо этого, подчиняясь приказу Хагарда, снова сжала болезненной хваткой нижнюю часть лица, не давая дикарке и слова вымолвить. И сейчас ей не удавалось скрыть бешеного оскала, с которым она сверлила встрепанную макушку девчонки. Тонкие и сильные пальцы терзали жестокостью металла тонкую кожу, словно грозя расплющить челюсть, но не было приказа калечить или убивать, да и, по совести, Тень в иной миг засомневалась в том, что может это сделать. Но не сейчас.
Древняя мощь переполняла её, пела дрожащими цимбалами в мышцах, трепетала сладостным огнём в крови и казалось, что стоит лишь пожелать – и сама Смерть направит её руку и станет орудием, против врагов народа Туата Де Данан.
Затем – нехотя разжала пальцы, оставляя уродливые тёмные пятна на смуглой коже лесной, когда вновь хрипло заговорил Хагард, касаясь языком своим нечистого и уродливого языка круглоухих. Но, раз счёл он необходимым это сделать, кто такая она, чтобы роптать об этом?
Тень неуловимо «помогла» Древнему, когда он вскинул голову девчонки – рванув её за волосы на затылке с нескрываемой жестокостью и удовольствием. Ей не следовало лгать – если даже она смела это делать прежде… сама Тень, и братья её, с радостью разорвут гибкое тело миниатюрной «сестры» по единому движению пальца Помнящего, коль скоро станет на то его воля.