Ману пиздец как не хотел просыпаться. Там, во сне, было хуево, но даже спросонья он понимал, что в реальности все куда хуевей. А потому, с трудом, но эльф заставлял себя спать. Когда не получалось – с мрачным видом ходил по камере, мечтая прирезать кого-нибудь особенно жестоким образом. Да, тупым, как задница, топором, рубить пальцы, кисти, локти, плечи, ступни, лодыжки, колени, бедра. А затем расхерачить в густую кашу череп, разворачивая к хуям мозги по всему полу, загаживая собственные ступни. Чтобы куски плоти теплой массой застревали между пальцев ног, а кровь чавкала под ногами, присыхала песочной коркой. Дэбасиге не хватало бульканий захлебывющейся от собственной крови жертвы, ему не хватало кого-то, на ком со всем накопленным отчаянием можно было выплеснуть досаду, обиду, бессилие за свое поражение.
Неторопливо поднявшись с пола, Ману прислонился спиной к стене, выдыхая облако пара. Здесь было холодно и влажно, и это была еще одна причина, почему остроухий предпочитал постоянно спать. Так мысли о душной жаре тропиков навещали не так часто.
Иногда, когда раб отвлекался от мыслей о провалившемся побеге, эльф начинал думать о том, что же с ним собираются сделать. Вероятнее всего, что пойдет он целиком и полностью, со своими острыми ушами, в топку, куда его уже давно, по идее, должны были списать.
Но, недолюбливая длительные размышления, которые все равно не приводят к какому-либо решению, Дэбасиге забивал на мысли о том, что будет, предпочитая пытаться заснуть и отдохнуть, пока есть возможность. Хорошо бы, если бы можно было как-то достать воду.
Глубокие царапины, и даже мелкие, затягивались очень медленно, часто кровоточили и явно нуждались в том, чтобы их промыли. Гудела голова, особенно когда остроухий напрягал извилины. А дыхание, тяжелое и неровное, с потрохами выдавало состояние внутренних органов эльфа. Но пока были силы держаться – Ману ничего не оставалось, как молча сносить все неудобства. Вспоминая оборотня, который продолжал двигаться с пулевыми ранениями, Дэбасиге упрямо сжимал зубы, не смея проявлять слабость. Раз он все еще жив, значит, у судьбы есть на него какие-то планы. А уж Дэбасиге о себе позаботиться, продолжая пытаться выбраться из вампирьих тисков.
Послышались приближающиеся к двери шаги. Инстинкты громким набатом били о том, что это по его, Ману, душу. Наверное, будь еще силы, он даже постарался в последний раз попытаться удрать, но даже эльф понимал, что сейчас это будет бесполезно. Только в случае, если станет понятным, что единственное, что ждет остроухого, - это смерть, только в этом случае он сделает все возможное, чтобы избежать собственной гибели. Постаравшись выпрямиться, эльф угомонил терзавшие его мрачные мысли и эмоции, и со всевозможным хладнокровием принялся ожидать, когда в его скромную обитель пожалует гость и вестник в одном лице.

Очень в духе КГБ, когда, ожидая, по идее, палача, видишь перед своими глазами миловидного подростка. И чему быстро учишься в этих стенах, так это не доверять внешнему виду как того, кто находится в ошейнике, так тем более того, кто его не носит.
Определить, что перед ним вампир, Ману смог практически сразу, хотя, опять же, нельзя было быть абсолютно уверенным, что девчонка упырь целиком и полностью. Обоняние сейчас сильно подводило, ибо перебитый нос не давал даже дышать нормально, не то, что запахи улавливать. Приходилось, в который раз, полагаться на интуицию и опыт.
Настороженно разглядывая блондинку, Дэбасиге старался понять, что за кот в мешке перед ним. Определенно, настоящего подростка к нему бы не послали. Да и лицо будто отчасти знакомое, наверняка приходилось видеть в стенах клуба раньше. Хотя, эльф сейчас очень осторожно стал бы полагался на свою память.
Ману не ответил на первый вопрос. Вампира явно меньше всего интересовало, как ему спалось. А потому лишний раз напрягать связки, чтобы ответить кровососу, остроухий не стал. Да и когда кого-либо вообще волновало состояние эльфа? Его самого это заботило в последнюю очередь.
А вот услышав второй вопрос, американец оживился, подняв заинтересованный взгляд на упыря. Недоверчиво сощурившись, Дэбасиге грубовато прохрипел:
- Не передумал.
Если бы для того, чтобы получить долгожданную, такую манящую, свободу, Ману предложили сейчас бы разодрать белобрысую девку на части, остроухий хромым ураганом налетел бы на ту, вконец обезумев от жажды, боли и злобы. Но вряд ли вампирша пришла именно с таким предложением. Скорее всего, цена за свободу будет настолько высока, что шансы выжить у эльфа будут близки к нулю.
- Я должен кого-то убить? - Ману не видел иного своего применения. Явно ему не ублажать снова предложат, с этим у него как-то не срослось, и уж тем не уборкой клуба отработать. Хотя, конечно, чтобы выдрать до чиста все коридоры и лестницы понадобиться, может, продать душу дьяволу. Еще был вариант, что у него захотят выведать некую информацию о племени, но эльф не представлял, что из того, что он знает, может сейчас вообще пригодиться. Почти все сведения устаревшие и утратившие свою актуальность. Конечно, он мог бы назвать пару имен... Мог бы. Но не станет, разумеется.
Трудно было воспринимать подростка перед ним всерьез. И мысль о том, чтобы оглушить ту ударом об стену, пульсировала в голове, заставляя пальцы нервно сжиматься, будто обхватывая невидимую черепушку. Яркой вспышкой в голове вспыхнули кровавые картинки вчерашнего дня, заставляя эльфа возбужденно, быстро облизать губы. Да, можно будет попробовать. Но сначала, конечно, стоит выслушать маленькую чертовку перед собой и решить, что обойдется дороже. Если цена непомерна высока, можно и пришить сучку, после чего принести себя в жертву, отдавшись на волю собственному божеству. Хотя, конечно, эльфу очень не хотелось идти на столь радикальные меры.
Он достаточно натерпелся, чтобы выцарапать себе право обходится без гребанного ошейника. Который, надо сказать, поменяли на ошейник потяжелее. Он был неприятен и непривычен, царапал кожу и заставлял остроухого порой нервно дергать головой. Но с ним Дэбасиге относительно спокойно мирился. Как сняли прежний, снимут и этот. Рано или поздно.

Одна из старших сестер Ману, Яотл, довольно часто обещала вспороть эльфу живот, если тот будет много говорить с вампирами, вместо того, чтобы их убивать. Да, сейчас бы она не только взрезала бы ему брюхо, но еще и завязала бы тугим узлом ему кишки на шее, чтобы посмотреть, от чего тот быстрее скопытиться: от потери крови, от боли или от удушья.
С другой стороны, у Яотл не было бы ни шанса здесь выжить. А Ману смог. Хотя это вряд ли можно считать чем-то, чем можно гордиться.
"Говорливая. Бабы тут всегда говорливые".
Пропуская мимо ушей остроты, Дэбасиге недовольно посматривал на охрану, которая топталась за дверью и так и норовила присоединится к блондинке и остроухому. Слишком уж они яро стремились ее защищать, а значит, это скорее ее личная охрана, чем просто кто-то из персонала клуба. Становилось все больше поводов для беспокойства.
Словив бутылку с водой, американец мрачно процедил через зубы:
- Гордые. Но не глупые.
Сделав глоток прохладной воды, остроухий запрокинул голову, чтобы лучше ощутить, как по горлу течет потрясающе вкусная, необходимая всему живому жидкость. Первые глотки были быстрыми, торопливыми в какой-то мере, но затем Ману стал растягивать удовольствие. За прошедшие несколько суток вода стала слишком дорогим продуктом для раба, а потому он предпочел не спешить. Вода может еще пригодиться. Кто знает, может, ему еще не один день здесь сидеть.
Но слова упыря говорили об обратном.
Все-таки убийство. И это лучшее, что ему предлагали в этих стенах за все пребывание эльфа здесь. Еще и ванна, и еда, и даже одежду ему готовы были предоставить. Надо было быть полным кретином, чтобы не почуять здесь подвох.
- Продолжай, - Ману ухмыльнулся, терпеливо выслушивая вампира и время от времени прикладываясь к бутылке. А эта лиса все ходила вокруг до около. Теперь уже и в бар зовет, выпить предлагает...
Клыкастой и не надо продолжать было дальше, чтобы вызвать прорву душащих, оглушающих сцен в голове с участием эльфа и одного борова, чье мясо не стали есть бы даже падальщики. Много боли, боли унижающей, грязной, одурманивающей, отупляющей... Эти лица, эти взгляды, прикосновения, холодные прикосновения или жаркие, много сладкого запаха крови, железа в глазах и соли на языке. И это скучающее рыло старого урода, до которого не было возможности добраться, которому невозможно было прогрызть насквозь лицо и выесть мозг, будто переспелый плод. Только плод гнилой, гнилой, как каждый вампир в этой клоаке. Гнилая кровь, гнилые зубы и запах гнили. Разложения. Тлена.
- Пасть закрыла, - остроухий дышал тяжело, неровно, с хрипами, но глаза горели лихорадочно, почти безумно, желая кровососу мучительной, громкой, визгливой смерти. Да, она будет кричать. У Ману не всегда была такая возможность, но остроухий, щедрый-щедрый эльф, так и быть, позволит поласкать ему слух своими воплями.
Дэбасиге успел сделать два резких, быстрых шага к вампиру, чтобы прижать ее к стене и выдавить эти огромные глаза, которые не прекращали его осматривать и оценивать. Мерзкие зелки. Но быстрая, острая мыслишка грянула в голове, заставляя Ману застыть и недоверчиво уставится на упыря.
- Ты ведь не просто так заговорила о том, что там было.
"Если речь идет о Нем... О, тут и награда бы не понадобилась, чтобы дать повод для его убийства".
Напряженно вглядываясь в лицо вампирши, эльф ждал нужного ему ответа. Только бы он не ошибся. О, он на многое готов был согласиться, чтобы отомстить. Отомстить монетой куда более крупной и звонкой.

Ману не смог сдержать жалкого, едва слышного из-за удушья, крика, когда тело влетело в стену, причиняя невыносимую, жгучую боль каждой клетки обезображенного побоями и ранами тела. Пытаясь содрать с шеи то невидимое, что душило, эльф хватал воздух синеющими губами, чувствуя, как прекращает слушать что-либо, помимо оглушающей, красной тишины. В глазах все замерцало от черных и белых точек, но, раздирая кожу на собственной шее,  Ману пытался выбраться из хватки.
Рухнув на пол, эльф с глухим воплем вдохнул необходимую порцию воздуху. Стоя на четвереньках, пытаясь отдышаться и сориентироваться, остроухий поднял свирепый, ненавидящий каждую пору в коже вампира, взгляд на девчонку. Та была уже за дверью, вне пределов досягаемости. Сфокусировав взгляд на клыкастой, Дэбасиге, продолжая хрипеть и откашливаться, показал той третий палец. Этот жест, кажется, понимали на всех континентах. Однако, завидев фотографию, остроухий убрал руку. Едкая, багряная ненависть пульсировала в висках, в пальцах, в каждом органе, безумствовавшим  от боли. Ему не надо было подходить ближе, чтобы распознать черты лица Этого упыря. Рожа этого борава навсегда запечатлелась в памяти эльфа. Впиваясь пальцами в пол под собой, не обращая внимание на треснувшие, кровоточащие ногти, Ману все же заставил себя подняться и подойти ближе.
Никаких сомнений. Ему предлагают убить его. Убить. Уничтожить. Раскрошить в вязкую, кровавую кашицу. Снять кожу с этого урода, чтобы затем натянуть ее на барабан. О, у упыря кожи много, получится славный инструмент, в который будут самозабвенно бить, извлекая глубокий, будоражащий кровь в венах Перворожденных звук, предвещая великую битву.
Однако девчонка, не оценив «приветливости» эльфа, решила лишить его возможности расквитаться тут же, не успев толком предложить более чем заманчивое предложение.
Ману было открыл рот, но тут же закрыл. На язык просились ругательства одно похлеще другого. Однако он и так наговорил достаточно, чтобы сегодняшний день стал последним в его не самой сладкой жизни. Глядя на приближающихся охранников с разнородным оружием в руках, эльф попятился, щуря на них глаза и предупреждающе рыча. Полусогнув ноги, чтобы в любой нужный момент броситься на несущего смерть дампира. Но вместо привычной пружинистости в ногах, Ману ощутил лишь дрожь и боль.
«Твою мать. Ну твою же мать»
Едва не взвыв от досады, Дэбасиге распрямился и решил действовать иначе. Не силой, так дипломатией.
«Дипломатией. Чтоб мне удавиться».
- Я согласен. Убить его. И на бар.
«Черт его знает, сойдет ли это за капитуляцию…»
Стараясь не выпускать из виду охрану, эльф с куда большим вниманием наблюдал за вампиршей. Жить ему хотелось. Убить того борова хотелось. Еще хотелось бы знать, как скоро он сможет добраться до отъвшегося вампира. И что будет после…
Смерть не пугала, но и не манила. Жизнь, даже такая, куда привлекательнее, чем то, что обещано после нее. Хотя, вроде бы, загробный мир - замечательное место. Но только представив, сколько там родственников ждет не дождется, как бы сорвать с него шкуру…
«Спаси меня небо, если я встречусь с бабулей...»
- Отзывай своих псов. Побазарим.
Потирая шею, Ману морщился от боли в горле, однако в целом пришел к простому выводу, что это пустяки. Правда, теперь Дэбасиге будет осторожнее в словах и выражениях. Девчонка казалось уже куда менее безобидной. Скорее, теперь она вызывала неприятный мороз по коже. И в том состоянии, в котором сейчас находился эльф, с ней лучше попытаться договориться.
«А потом в загробном мире Яотл меня задушит моими же кишками…»

Усталость давала о себе знать все заметнее. Особенно эльф это почувствовал, когда решил не реагировать на оборзевшего дампира. Тот своей пукалкой мог бы весьма серьезно разозлить Ману, но причитания вампира, напряжение последних дней да и элементарный голод делали свое дело. Американец, едва до заторможенного мозга дошло, что убивать его прямо сейчас не собираются, пустил ситуацию на самотек. Не совсем, конечно, но устраивать файт с охранниками ему как-то вдруг расхотелось.
Описание того, что произойдет с эльфом в случае удачного убийства девчонки, не вдохновляли. Совсем. Дэбасиге, правда, по привычке мрачно и злобно поглядывал на вампира, не собираясь показывать, что его хотя бы каплю тронули слова клыкастой.
- Идем, - кратко ответив вампиру, Ману, не делая резких движений, вышел из камеры в коридор. Охрана не спускала настороженного взгляда, да и оружие продолжали держать направленным на раба. Лестно. Троица прекрасно видела его состояние, но рисковать головой дамочки не желала. Видимо, Ману достаточно нашумел, раз сейчас является объектом такого пристального внимания. – Зачем тебе эти, - эльф подбородком кивнул на охрану, - когда у тебя есть невидимые руки?
Сколько уже остроухий здесь пребывает, а до сих не понял, зачем вампирам телохранители. Понты? Или действительно боятся, что на их собственной территории их может кто-то достать?
«А ведь будь она одна… Я бы попытался, вероятно, напасть снова».
По коридору раздавались тяжелые шаги охраны, чуть более шустры и тихие – вампира. Ману, прихрамывая, шлепал босыми ногами, сходя постепенно с ума от боли во всем теле. После удара о стену внутри все пылало в пыточном огне. Однако неровные удары сердца не так сильно волновали Ману, как печальное состояние ног. Ему нельзя упасть.
«Не перед этой тварью. Едва она поймет, что я сейчас слаб – поставит крест, как пить дать».
Еще одна причина, по которой раб до бешеного отчаяния не хотел падать - крепкая нелюбовь к насмешкам. Да, он мог не обращать внимания, игнорируя словесные выпады, но только не в том случае, когда насмехались над его уязвимостью. Как говорил кто-то, кого сейчас он весьма плохо может вспомнить, один раз прогнешься - всю жизнь прогибаться будешь.
Стоило на что-нибудь отвлечься. И попробовать узнать, что произошло с оборотнем.
- Кто-нибудь… сбежал?
Прекрасно зная, что правду ему не скажут, Ману все же задал вопрос. Возможно, по реакции  вампира он поймет, повезло ли хоть кому-нибудь или нет. Если повезло…Значит, не так уж все потеряно. Просто надо будет сильнее напрячь свои извилины в следующий раз.
Хотя что-то подсказывало Дэбасиге, что не будет никакого следующего раза. А если и будет, то вряд ли он будет в том состоянии, чтобы попытаться.

Ответ вампира по поводу наличия охраны вынудил эльфа  не сдержаться и фыркнуть. Но комментировать не стал. Понятия о красоте, как уже давно понял эльф, у их рас пусть в кое-чем и совпадали, но в большинстве своем – разительно отличались. А навязывать свои понятия каждый пытается уже не одну сотню лет практически с нулевым успехом.
А вот внезапное желание девчонки пофилософствовать заставило напрячься. Говорить Ману складно не умел, в отличие от тех же вампиров, и, когда не мог подобрать слова чтобы объяснить порой самое элементарное для любого остроухого, выходил из себя. Эта была не самая главная причина, почему разговаривать эльф с упырями не любил, но одна из основополагающих.
Но сейчас ему необходимо было отвлечься, а потому… Ну, можно попробовать распустить язык. Благо, тот не болит.
- Зачем? Потому что ты вампир… - не раздумывая ответил эльф. Прописная истина, знакомая любому лесному. - Есть враг – бей. Вампир – враг, а значит вампира надо бить.
Вот на остальные вопросы отвечать было сложнее.
- Свобода – это сила. Чем сильнее твой народ – тем он свободнее... И тогда он может навязывать любую свободу другим. Что ты, тебе подобные, и делают. А трепаться о длине поводка, ну... Неумно, в общем. Ты можешь держать меня за поводок. Я тебя - нет.
Дэбасиге хмурился, обдумывая, то ли он сказал, что действительно имел ввиду. Проблема порой заключалась даже не столько в том, чтобы формулировать свои мысли правильно, сколько правильно подобрать слово, близкое по значению к понятиям его родного языка. И это создавало трудности.
«Никто не сбежал. Как я и думал».
Что-то про первого раба, который покинет клуб через парадный вход, Ману пропустил мимо ушей, мало понимая, какая разница, как именно его покидать, когда самым главным является – выбраться отсюда раз и навсегда. И главное, конечно, не в новую цементную клетку на потеху клыкастым. Хотя нет. Нет. Самое главное, что вампир сам предлагает свободу, требуя взамен лишь услугу, которую остроухий хочет выполнить даже больше, чем попасть обратно в родные земли.
В целом… Ману вообще не хотел в родные земли. Да, он хотел вернуться в Америку, но совсем не хотел возвращаться в племя, которое наверняка пустит его на ремни для пеленания дристатых младенцев.
Эльф не спорил, когда его втиснули в кабинку лифта. Не возражал, нисколько, когда вампир решила сначала откушать. Желудок недоверчиво заворчал, восставая жизнью заебанным зомби. Еще немного, и оттуда понеслись бы утробные жалобы на эльфа и его нездоровый, смертоубийственный, образ жизни.
- Больше мяса, - едва блондиночка отослала подальше свою «красоту», Дэбасиге тут же решил напомнить о себе. Впрочем, она и так не забывала, но уж больно жрать хотелось. Вязкая слюна наполнила рот от дразнивших обоняние ароматов, которые разливались по помещению. Ноздри затрепетали, пока раб вдыхал благодатные запахи жратвы.
- А, это… - разговаривать не больно то хотелось, но эльф решил, что раз уж признал пока вампира хозяином положения, то какого уж тут носом вертеть. – Я про админа не знал. Это вампирша засланная знала. И зверюга ее.
Постукивая пальцем по столу, эльф тут же вспомнил, что ему совсем недавно еще обещали.
- Алкоголь. Не забудь про алкоголь.
Да, на данный момент это будет лучшим обезболивающим. А потом, когда он в последний раз вообще хорошее спиртное пил? Наверное, в тот раз, когда ему попался нажравшийся чуть ли не вусмерть клиент, возжелавший покататься верхом на лесном эльфе. Дэбасиге хорошо запомнил, как зубами вгрызался в трензель, пытаясь как-то снять сбрую, которую насильно на него нацепили. А уж как пьянчуга пытался забраться в так называемое седло... В конце концов клиенту удалось с помощью куда более трезвого дружка, но после он почти сразу вырубился, а его приятель послал его к хуям, забрал телефон, что-то там понажимал и предовольный удалился, напоследок пнув ужратого в живот. Да, Ману тогда и сам отпинал от души нерадивого дампира, снял таки сбрую, порвав ее в хлам, а затем и сам причастился к бару, нализавшись всего понемногу. Или помногу… Несколько долгих-долгих дней в карцере несколько затуманили память другими воспоминаниями.
- Кстати… - кривя губы и стараясь не показывать, насколько этот вопрос коробит эльфа, Ману таки поинтересовался тем, что давно щипало за совесть. – Оборотень жив остался?