КГБ [18+]

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » КГБ [18+] » Осень 2066 года » [18.10.2066] Бесцветное настоящее


[18.10.2066] Бесцветное настоящее

Сообщений 1 страница 26 из 26

1

Время: 18 октября текущего года, по прибытии в лагерь наемников.

Место: Канада, один из берегов реки Оттава, заброшенный рыбоперерабатывающий завод, логово Крыса.

Действующие лица: Трандуил, Леголас

Описание ситуации:
Разговор двух пленных о прошлом. Было ли оно так прекрасно, как кажется на первый взгляд?
Страшные новости, жуткие рассказы. Тут не пойдёт речи ни о призраках, ни о монстрах. Здесь говорят лишь о войне. Кровавой, ужасающей… их войне.
Старые образы, бережно скрываемые в памяти. Кто он, кто она. Посмешище всего рода, высокомерный эльф, не получивший признания ни в чём. И она. О, она и правда была божественна… Та, которой не суждено было стать его. Теперь уже – никогда.
Простые понятия, сложные чувства. Лишь теряя что-то полностью, мы понимаем, что будем мстить вечно.
Будем мстить всем.

Дополнительно:
[audio]http://pleer.com/tracks/4547583EuU6[/audio]

+10 ZEUR начислено всем участникам эпизода.

+6

2

Никогда не показывать своих истинных эмоций, никогда не жаловаться, не кривиться. Никогда не опускать голову в тяжелейших попытках спрятать черноту ненависти внутри. Никогда не отчаиваться и ясным взором смотреть вперед.
Никогда, никогда, никогда...
Все эти обещания самому себе, что тихой молитвой ложились на губы эльфу всякий раз, когда он встречался с чем-то сложным, сейчас оказались бессмысленны. Под ногами все еще была твердая почва, над головой неизменно светило солнце, догорая последними теплыми лучами перед первыми зимними заморозками. Лес вокруг шевелился и шептали листья, как и прежде. Но не было в этом привычного, ибо все отныне казалось чужим и далеким, а из звуков доступны были лишь тихие слова Леголаса о том, что Иримэ мертва. Только они сейчас эхом звенели в голове Трандуила, не давая опомниться всю дорогу до лагеря наемников. И он молчал, слушая и стараясь осознать реальность происходящего.
Не уберегли, не спасли, не защитили, не смогли.
Глупо и слишком наивно с его стороны было думать, что огонь войны не прикоснется к тому, что настолько сильно дорого ему. Что еще будет возможность заглянуть в родные глаза и дотронуться до теплоты ее рук. Но нет. Дану решила так, а не иначе.

На заброшенном заводе людей, предназначенном обычно для обработки рыбы, а ныне для содержания (если так вообще можно выразиться по отношению к темному, грязному и сырому подвальному помещению) эльфов, прежде, чем отправить к остальным, Трандуила сначала раздели. Сняли сверкающие, дорогостоящие доспехи, подаренные старым гадом, косо глядя на остальную одежду, что, по их мнению, тоже стоила не дешево, однако трогать не стали, грубо толкнув вниз по лестнице к другим пленникам, схваченным в лесу на поляне.
Потеря свободы сейчас волновала Трандуила в меньшей степени, в отличии от того, что он потерял все остальное, за что так или иначе цеплялся пребывая среди вампиров. Память. Всего несколько дней, что сплетены из светлого и доброго, того, что давало хрупкую надежду на то, что однажды все изменится, и были связаны с Ней.
- Как она умерла? - обратился Трандуил к племяннику, не глядя на того. В голосе его впервые за долгое время не было ни безразличия, ни отстраненности, что обычно сопровождали фразы при общении с собратьям. Не было ничего. И это пугало бы самого эльфа, если бы в его душе сейчас присутствовало что-то еще, кроме боли потери.
- Я хочу знать, как она умерла, - Трандуил приблизился к родственнику, заглядывая наконец тому в глаза и рукой хватаясь за одежду, сжимая в кулак ткань, грубо подтягивая к себе юного эльфа, - Где был ты? Где был твой отец?! Почему никто из вас не уберег ее?! - эхом отталкиваясь от каменных стен камеры, его голос звучал громом, пронизанный недолгой вспышкой безумия, блеснувшей в глазах, - Почему, - уже тише повторил Трандуил уже не вопросом, а чем-то похожим на утверждение. Он отошел от Леголаса, небрежно отпуская, и слушая то, что было в душе, на мгновение окунаясь в воспоминания и понимая, наконец, что этому всему нет места в мире. Не было тогда и не будет никогда.

Отредактировано Трандуил (31.03.2015 08:53:27)

+11

3

Вопрос прозвучал громом в тишине тёмного, сырого помещения. Эльф моргнул пару раз, пытаясь различить, где они находятся. Кровь, пот, отчаяние. Здесь пахло только этим. И ещё – страхом. Буквально – пахло, да так, что Леголас даже усомнился в своих чувствах, ведь страх вроде бы не пахнет… Отвечать дяде он не спешил. Неуверенно шагнул ближе к тому, но тут же остановился и попятился назад. Трандуил схватил его за одежду, и Леголас отчаянно рванул в сторону, только потом сознавая, что испытывает такой же страх, как и от встречи с тем рыжим шаманом.
«Почему? Я не могу его бояться. Он мой родственник. И он не причинит мне вреда. Потому что родственники так не делают. Так говорил отец».
Успокаивал сам себя эльф, но страх от этого никуда не ушёл. Леголас неуверенно заглянул Трандуилу в глаза, но не смог понять, что же он увидел в его очах. Там плескалась злоба и отчаяние. Там виделось презрение и боль.
«Почему тебе больно, ведь больно мне. Ты не понимаешь, как мне больно. Почему… ты не хочешь понимать кого-то, кроме себя?»
Опять этот же вопрос. И следом – ещё вопросы, которые не нравились Леголасу, потому что Трандуил говорил их с горечью и ненавистью – так казалось юному эльфу.
- Отец пытался… её защитить.
Эльф замолчал, опуская глаза и не сопротивляясь дяде, спокойно слушая его голос и пытаясь успокоиться. Было не сложно понять, почему Трандуил так переживал о смерти Иримэ, матери Леголаса. Ведь они же родственники.
- Отец сказал нам – бежать в леса, быстро, не оглядываясь. И мы бежали, потому что он так велел. Мама хотела остаться. Она не желала покидать родных мест и говорила, что ей лучше погибнуть здесь, чем всю жизнь скитаться без родины и дома. Я умалял пойти её с нами, но она не пошла. Отец сказал, что это их выбор, а мы должны бежать, что это его последнее слово и просьба, которую мы обязаны выполнить. И мы бежали…
Леголас замолчал, нервно сглотнув, и смахнул рукой проступившие слёзы с глаз. Вспоминать тот день было сложно. Как и другие дни, после того страшного побега. Как он возвратился назад, не смотря на все предостережения старейшин. Как он искал свой дом, но на его месте нашёл лишь жалкие кучи пепла. Как он увидел бездыханное тело матери, которое валялось прямо на земле, как ненужная никому вещь. Почти нагая, с изуродованным лицом, в крови. Его родная мать.
- И она… хотела договориться с нападавшими. Она слышала и знала, что некоторые эльфы могли договориться. Ты сам говорил, что с человеком или даже вампиром договориться проще, чем с эльфом. Потому что эльфы – упрямы и высокомерны! Ты так говорил! Так сказал отец, что ты говорил. Зачем? Зачем ты говорил так… ей… она хотела… но не смогла. И ещё убили. И отец погиб с ней. Это больно, когда погибают близкие. Ты… понимаешь?
Эльф попытался поймать взгляд дяди, но тот не собирался даже смотреть в его сторону. Стало тяжело и ещё больнее, чем прежде.
- А ты. Где был ты?
Голос сильно просел, и Леголас продолжил говорить шепотом.
- Когда пришли вести о том, что ты погиб… мама, она так переживала о твоей смерти. Она не хотела смириться, даже когда просил отец. Она закрывала лицо руками и плакала долго и надрывно. Она не хотела понимать, что тебя больше нет. И говорила мне, чтобы я никогда не забывал о тебе.
Эльф прокашлялся, находя свободное место у стены и сел на пол, подбирая под себя ноги.
- А я не хочу. Помнить о тебе.
Зло глянув в сторону Трандуила, громко крикнул Леголас, сжимая кулаки.
- Не хочу! Помнить о тебе! Ты – никто. Тебя не было рядом, когда с нами случилась беда. Тебя нигде не было. Где ты был? Почему покинул нас тогда, когда нам было очень сложно? Почему, дядя?!
Подавляя рвущиеся наружу слёзы, злость и скорбь, Леголас обнял себя за плечи, только сейчас понимая, как сильно его бьёт озноб, прокатывающийся по телу мелкой, противной дрожью. Здесь было темно, сыро и холодно. Неприятное, гадкое место. Здесь было страшно. Страшно, ведь Леголас знал, что никто не спасёт их. Не придут папа с мамой, не утешат своего ребёнка. Никогда. Это страшно, это никогда…
- Лучше бы ты погиб тогда. Мама бы не зря плакала по тебе…
Обиделся эльф, отчаянно всхлипнув. Ему было жалко и дядю. Ему всех было жалко. И он не мог никому помочь. И теперь стыдился своих страшных слов, которые высказал родственнику. Это не правильно.
- Никто не может договориться с вампирами. И не будет никогда другого мира. Потому что никто не договорится с ними. И они захватят всех. И убьют всех. И не будет у нас свободы!
Тихий ропот эльфов прошёлся по подвальному помещению. Леголас широко распахнул глаза, глядя, как другие остроухие вторят ему, как они говорят едва различимым шепотом, что это не конец, что надо бороться. Бороться с чем? И – как?
- Нам надо бежать отсюда!
Сказал кто-то со стороны. Леголас не увидел лица говорившего из-за мрака, царившего в подвале. Но эти слова он запомнил. Бежать. Да. Куда-то, но подальше от вампиров. Сопротивляться до последнего. Даже если он не такой взрослый, даже если он многого не умеет – не важно. Теперь всё не важно.

Отредактировано Леголас (31.03.2015 16:46:51)

+10

4

Он спрашивал, задавал вопросы о ее смерти племяннику, но не понимал, что не желает слышать ничего в ответ. И только лишь тогда, когда Леголас несмело подал голос, начав рассказывать, Трандуил осознал, что эти слова делают лишь больнее, окончательно руша то, что он так бережно лелеял в своей душе долгие годы.  Любовь и надежда, которой не было места в этом мире никогда. Все было лишь коротким сном, что померещился в один прекрасный летний день.
Каждое слово родственника болью врезалось в память, оставляя следы в сознании и неизбежно заставляя представлять себе, как она, его любимая Иримэ горько плачет, гоня своих детей прочь, спасаться. Как она, глупая женщина, остается в родном доме с таким же глупым и никчемным мужем, что не смог настоять на своем и приказать ей тоже бежать, чтоб остаться в живых.
Он во всем был виноват.
Он отнял ее у Трандуила тогда, много лет назад, и отнял ее сейчас же, уже навсегда.
Это он убил ее. Не своими руками, но своей волей, позволив ей остаться и обрекая на гибель.
Боль всегда была привычна и слишком близка к сердцу. Боль и непонимание заставляли двигаться вперед, стремиться к большему, доказывать окружающим, что он способен на что-то еще, кроме нелепого бахвальства и высокомерия. Но сейчас, это было нечто иное. Что-то на столько темное, что привычные образы и мысли стирались из воспоминаний, оставляя после себя только лишь желание заставить страдать остальных. Заставить их всех захлебнуться в пучине отчаянья.
- Заткнись уже, наконец, - тихо, не стараясь перебить поток возмущенных реплик племянника, произнес эльф, - Ты ничего не знаешь обо мне. У тебя нет права задавать мне эти вопросы. Нет права говорить мне подобное. Я любил ее, - Трандуил стоял спиной к родственнику, говорил слишком бесцветно, стараясь скрыть дрожь в голосе, чтоб никто не слышал этого. Да и мог ли Леголас услышать, когда был обращен к себе, в свои чувства и горечь потери. Он не смотрел на юного эльфа, не желая встречаться взглядом с тем, что был живым напоминанием об Иримэ. Темное и удушающее полотно печального гнева колыхалось в душе эльфа, будто бы под промозглыми порывами осеннего ветра. Этот гнев сводил с ума, грозясь выжечь однажды все на своем пути, оставив пустоту...

"Время - это все, что у нас есть. И однажды, оно будет на нашей стороне."
Так говорила Иримэ, когда он, ловя драгоценные минуты уединения, ласково сжимал ее всегда прохладные пальцы, в тщетных попыках согреть.

Кто-то из стариков говорил, что эльфы способны любить лишь однажды, но потеряв то, что дорого, сердце их начинает медленно и болезненно тлеть в скорби и бесконечной привязанности к избраннику. И сейчас, как никогда, отчетливо, Трандуил понимал смысл этих слов, чувствуя, как с каждым сказанным Легласом словом, в душе натягивается тетива, испуская смертоносную стрелу гнева на весь мир. Она ранила его сердце, оставляя истекать отчаяньем и бессильной яростью. Тихой и мрачной яростью, в которой эльф желал лишь одного - однажды выплеснуть ее, заставив гореть все.
- Лучше бы я погиб тогда, - с какой-то полубезумной ухмылкой на губах произнес Трандуил, оборачиваясь к родственнику, глядя на того сверху вниз, - Лучше бы погиб, чтоб не чувствовать сейчас всего того, что мне отмерено Богиней, чтоб не слушать твою пустую болтовню, глупый щенок...
Он говорил тихо, голос почти шелестел во мраке холодных стен подвала, а в глазах плескался бесконечный океан злобы, который усмирить не было ни сил, ни желания.
"Такой же глупый, как твой отец, как все эльфы. И ты ответишь за всё. Ты ответишь за него, передо мной. Однажды."
Трандуил отошел к лестнице, что вела наверх, из подвала, и опустился на ступеньки, так, чтоб видеть всех. Мысли холодом метались в сознании, будто поземка по пустынной дороге в начале зимы. Гнев не желал отступать, превращаясь в его умелых и бесстрашных руках в клинок, опасный и сулящий погибель, встретившему его. Но не сейчас. Бессмысленность и глупость шепотков со стороны о том, что им нужно выбираться отсюда и бежать, поражала, пробираясь сквозь толстую корку льда из ненависти и еще более сильного, чем прежде, желания мстить.
- Бегите, - коротко проговорил Трандуил, прислоняясь спиной к стене, - Бегите из лап работорговцев, если вас не перебьют, то прямо к вампирам. А если, и от них удастся уйти, в одно из своих скрытых убежищ, чтоб однажды снова пришла маленькая девочка и привела с собой за руку страх, панику и смерть, - губы эльфа дрогнули в полуулыбке, что по напряжению была более похожа на болезненный оскал раненного животного, загнанного в угол, - Вы ничего не знаете о мире, - он говорил с какой-то отрешенностью того, кому все равно и нечего терять. Ровно. Он говорил почти привычно для самого себя и тех, кто когда-то знал его, но взгляд выдавал душевные чаяния на собственные силы. Трандуил знал, по своему собственному опыту, что договориться можно с кем угодно. Даже с вампирами.

Отредактировано Трандуил (01.04.2015 07:14:53)

+8

5

Напряжение, повисшее в воздухе, Леголасу совсем не нравилось. И эти слова дяди. Теперь хотелось оказаться как можно дальше от него. Прежняя уверенность в том, что этот эльф был ему родственником, быстро исчезала. Тревога, поселившаяся в сердце, только возрастала. С каждой секундой, с каждым словом дяди. Может быть, Леголас на самом деле ничего не знал о Трандуиле? Совсем ничего. От таких предположений страх лишь сковал тело, но тут же появилась злость и уверенность в том, что надо злиться.
- Ты не мог её любить. Потому что её любил мой отец. И я, все мы – её дети, любили её. А ты… лжешь.
Потому что так было привычнее и спокойнее думать. Впервые за свои годы, Леголас обвинял кого-то в чём-либо. Не в шутку или от мелкой обиды, а всерьёз, по-настоящему. И был уверен в своих обвинениях, хотя не понимал, откуда бралась эта твердость, граничащая с ненавистью. Леголас раньше не мог осмыслить, почему его отец, уважаемый в общине и даже за её пределами эльф, недолюбливал дядю. Ведь он был его братом. Они были кровными родственниками. Братьям и сёстрам полагалось жить в мире и гармонии. С самого раннего детства Леголасу говорили об этом. О том, что он должен уважать старшую сестру и брата. Что должен любить их, потому что они – родня. Что он должен оберегать и любить своих младших братьев и сестру. Это тоже было правильным, потому что так говорили старшие. И он делал так, как говорили. Но его отец никогда не уважал своего брата. Он говорил, что однажды он вычудит что-то этакое, которое навредит многим. Леголас не знал, что это за такое «этакое», но почему-то побаивался Трандуила. Он был другим. Вёл себя иначе, говорил иначе. Так было не всегда. В раннем детстве Леголас испытывал к нему другие чувства. Ему нравилось, когда дядя приходил к ним в гости. Но отец всегда хмурился и просил взрослого эльфа не задерживаться. И однажды сказал своему сыну, что доверять тому, кто отличается – нельзя. Почему дядя не мог быть таким же, как все остальные. Разве это так сложно – быть таким же?... Тогда бы его уважал отец. И молодому эльфу не пришлось бы быстро прощаться с дядей, он бы приходил чаще и оставался дольше в гостях у их семьи.
- Девочка?
Леголас поднял испуганный взгляд на родственника, но тут же голубые глаза вспыхнули отчаянной яростью. О чём он говорил? Он не был там, в рушащихся пещерах, не был, когда пришли вампиры! В их приходе виноват не ребёнок. Потому что ребёнок не может быть виновным. Особенно Лайли. Она была смелой, бойкой и очень маленькой. Дети не могут приносить зло.
- Ты лжешь! Наши убежища взорвали вампиры!
Голос Леголаса, хоть и был довольно громким, тут же растворился в хороводе голосов других эльфов. Они тоже начали говорить, говорить громко, зло, гневно. Они говорили о предательстве, они уличали в нём Трандуила, и Леголас в какой-то момент проникся этой общей вознёй и обвинениями. Отчаявшиеся эльфы видели врага теперь в каждом. В каждом, кто хоть чем-то отличался от них. Убитые горем, потерявшие всякую надежду на спасение, остроухие слепо шли мстить.
- Стойте…
Прошептал Леголас одними губами, когда в Трандуила кто-то запустил камнем, поднятым где-то тут, недалеко. Эльф вздрогнул, приходя в себя. Это безумие. То, что творилось здесь, его собратьями, было безумием.
«Нет! Стойте. Так… нельзя».
Он видел гнев других эльфов, он чувствовал их ненависть. И она направлена на Трандуила? Но он же ведь такой же остроухий, как и все они. Те же аккуратные, заострённые ушки. Голубые глаза. Он что, один не видел никаких отличий?!
- Остановитесь!
Леголас сам не понял, как его голос сорвался на крик, заставляя остальных эльфов обернуться в его сторону. Правда, о том, что говорить дальше, он не подумал, и теперь хаотично соображал, что же следует сказать, ведь его слушали.
- Мы не… должны. Так делать. Мы все – эльфы. Нас стравливают специально. Чтобы мы убивали друг друга, но так не будет! Потому что мы должны держаться до последнего. Великая Дану укажет нас путь. Наши боги не покинут нас. Когда появится возможность – мы побежим. Все вместе. Потому что по одному нам не жить. Мы выживем только вместе!
Повисла странная тишина, хотя все и остановились, и перестали пытаться «проучить» того, кто, по их мнению, вдруг показался им врагом. Трандуил был таким же эльфом. Разве не понимали все этого, разве не видели это?! Леголас несмело приблизился к дяде, вставая чуть поодаль.
- Прости их, дядя. Они сами не понимают, что делают.
Тихо начал говорить эльф, стараясь не сталкиваться со взглядом родственника. Было совестно.
- Некоторые из них тут очень давно. Они потеряли надежду.
Леголас замолчал, всё-таки подходя к Трандуилу ближе, хоть и хотелось оказаться как можно дальше. Но так нельзя. Остальные, успокоившись, разбредались по своим углам, тихо жалуясь на свою судьбу таким же, как и они – попавшим в плен, потерявшим надежду.
- И меня тоже прости, дядя.
Леголас склонил голову перед взрослым эльфом. Он на самом деле не понимал, что на него нашло тогда. Почему так получилось.
- Я не хотел… говорить то, что сказал. Я не хочу, чтобы ты умирал. Мы потеряли слишком многих. Не хочу, чтобы кто-то ещё просто так умер или его убили. Особенно тебя, ведь ты дорог нам… мне. Мама, она очень любила тебя. И говорила, чтобы я никогда не забывал о тебе. Я не забуду. Пока будет биться моё сердце, я буду помнить всё, что хотела бы запомнить она… За нас двоих буду помнить.
Эльф зябко поёжился, смахнув проступившие капли слёз с глаз. Он не хотел мириться с гибелью родителей, но теперь это было слишком очевидным фактом, что бы его игнорировать. И это было очень, очень больно.
- Знаю, мы не сбежим. Это невозможно. Все не сбежим. Но кто-то – сможет. Если я смогу чем-то помочь. Я помогу. Пусть мне суждено погибнуть, но я помогу. Потому что так поступила моя мама. Она не ушла, не бросила свой народ. И погибла, считая это правильным. Я сделаю так же. Пойду до конца, не важно, что там – в конце. Я хочу, чтобы ты жил, дядя. Мама так хотела… значит, так правильно. Пожалуйста, не умирай. Не оставляй меня совсем одного… здесь.
Почему-то эльф не верил в то, что Киреанн удалось спастись. Или кому-то из его семьи. Ведь их не было среди пленных, а на поляне остались только мёртвые.
«Их тоже не похоронят, как положено. И никто не будет оплакивать их. Это… печально».

+8

6

Леголас предсказуемо не верил словам своего дяди. Слишком ожидаемо. Но между тем, и Трандуил, вслух признаваясь кому-то еще, кроме Иримэ, не задавался целью, чтоб ему верили. Теперь все это было напрасно и казалось слишком пустым и ненужным. Она была мертва, а в будущем не было видно ничего, кроме цепей рабства, сковывающих руки. Однако неверие племянника и его ответ трогали до самой глубины души, касаясь сердца и холодом отзываясь во взгляде, которым сопровождал Трандуил движения юного эльфа. Будто холодный порыв ветра, что несет с собой мрачные вести, и от которого хотелось укрыться у теплого очага. Эльф знал, он всегда знал, что ему не поверят. Ведь кто он такой, и кем была она, его Иримэ. Прекрасная, она несла собой свет, надежду, доброту, и была женой уважаемого эльфа, в то время, как Трандуилу была отпущена всего лишь роль шута, над которым потешались не только в родной общине, а еще и в паре соседних. Но лишь она одна понимала его, и только она видела всегда в нем то, что было не разглядеть остальным.
Он никогда ничего не желал от Иримэ, не ожидал, зная, что она принадлежит другому, позволяя себе лишь любоваться ей, всякий раз, как в первый, боясь спугнуть хрупкое волшебство ее присутствия. Но вместе с тем, он всегда знал, что его тихие чувства, о которых нельзя было говорить вслух, были взаимны и также приносили страдания и ей. А еще, он видел, что она боится. Чувствовал страх, с которым прекрасная эльфийка встречала его и как усиливался, когда она провожла его, оглядываясь на своего мужа.
Мысли об ушедших днях темным покрывалом накрывали эльфа, заставляя стремиться туда, чего уже не вернуть, и вспоминать о том, что было так важно для него. Трандуил хотел найти этому место в грядущем, думы о котором пару часов назад занимали его, казавшись чем-то близким и совершенным. Все путалось, сплетаясь в один клубок напряжения, для которого была необходима тишина. Одиночество. То, что было сейчас недоступно, но так страстно желалось. И как хотелось вновь ощутить короткое и нежное прикосновение возлюбленной, как хотелось услышать ее мягкий поющий голос, что обычно терялся в тишине. Но у Трандуила не было такой роскоши, как тишина и спокойствие. А слабость была непозволительна.
Он смотрел на родственника, что сидел у стены напротив, и видел ярость во взгляде Леголаса. Его вера в других была поразительна и, возможно, при других обстоятельствах вызывала бы восхищение.
- Девочка взорвала пещеры. И привела вампиров, - абсолютно спокойно отозвался эльф. Слова, что рушили веру, произносить было приятно. Выражения лиц собратьев, искаженные гневом, вызывали теплый отклик удовлетворения в душе Трандуила. Их реакция забавляла. Он холодно и остраненно наблюдал за тем, как поднимаются другие остроухие, безмятежно слушал их обвинения в свою сторону, в которых было больше правды, чем им самим казалось. И инстинктивно скорее, нежели от желания защититься, эльф поднялся, когда несколько собратьев двинулись в его сторону. Гордо возвышаясь теперь над ними, он смотрел на всех надменно, как прежде, а от ударившего его камня даже не уклонился, хоть и видел этот жест в свою сторону.
Тонкая полоса неуверенной капли крови, что на пути своем словно бы сомневалась, "идти" ли ей дальше, расчертила лицо эльфа, спускаясь от лба, по виску и щеке.
Эльф был готов к этому, как и к более худшему. С самого того дня, как Трандуил решился на помощь вампирам был готов, ведь кара за предательство не могла не настигнуть его. А смерть от рук других эльфов отчего-то, вдруг, показалась еще и избавлением от гнетущих душу боли потери и скорби. Безмолвная улыбка застыла на губах Трандуила, когда он на мгновение прикрыл веки. Но тут же все стихло, а когда он открыл глаза, увидел, что его племянник вступился за него. Глупый мальчишка, что даже не знает, что и правда защищает предателя и того с чьей помощью были найдены несколько укрытий их собратьев. Недоумение и ярость бессилия застыли во взгляде остроухого, когда Леголас обратился к нему. Юный эльф просил простить себя и остальных. Совсем также, как это когда-то делала его мать. Она всегда находила слова, чтоб оправдать действия других, и ей неизменно хотелось верить.
- Не нужно, - он сухо улыбнулся, ложа руку на плечо племяннику. Ему было это не нужно ранее и не было нужно сейчас. Все было слишком привычно, чтоб требовать от кого-то слова поддержки или же тянуть руки в пустоту понимания.
"Она очень любила..." - вторили мысли словам племянника, теряясь в сознании, что по-прежнему пылало гневом, досадой и пульсирующей болью. Он зацепился взглядом за лицо юного эльфа, сквозь темноту помещения стараясь разглядеть что-то еще, чем было доступно. Одним движением неслышного порыва ветра, он отступил назад прерывая тактильный контакт, небрежно скользя ладонью с плеча племянника куда-то по воздуху. Будто бы стряхивая невидимую взгляду пыль, будто бы освобождаясь и застывая в таком положении, все еще силясь увидеть в глазах Леголаса нечто родное, что было в нем от Иримэ.
- Она должна была уйти, Леголас. Должна, - голос его прозвучал осевшим, почти неслышным, - Если бы я был рядом, я не позволил бы ей остаться, - Трандуил отвел взгляд в сторону, на мгновение смыкая веки, - Применил бы силу, на руках бы вытащил из дома, если бы потребовалось, но не оставил бы там.
Эльф замолчал. Резко оборвал звук голоса и поток мыслей, посчитав, что говорит слишком много и не тому, с кем стоило делиться своими переживаниями. Леголас не поверил в его слова несколько минут назад, и он вряд ли поймет что-то теперь. Никто не в силах был понять, каково это любить не свою женщину.
- Работорговцы не станут договариваться. Не станут слушать. Им нужно одно - деньги. Для них, мы - деньги, не более, - Трандуил выдохнул, тыльной стороной руки утирая кровь с лица, - Лайли спаслась. Эта маленькая проныра не могла не уйти. И если ваша вера в нее оправдается, она приведет помощь, - он намеренно не стал говорить всего о том, какой помощи и от кого стоит ждать. Да и сомнения тяжкой грозовой тучей сковывали хрупкий луч надежды. Маленькая эльфийка была не так проста, и кое в чем похожа на самого Трандуила. Поэтому, он сомневался. Он сам бы не стал возвращаться для помощи тем, кого ненавидел с отчаянностью смертника, скорее бы умолчал о произошедшем на поляне и придумал другую историю.
- Я никогда не сдамся, - для чего-то продолжил эльф, обращаясь к племяннику, - Я никогда не расстанусь с жизнью добровольно, но если все же придется, я дорого возьму за нее, - с горечью на языке, и уверенностью во взгляде говорил Трандуил, снова касаясь плеча Леголаса. Эти слова были не важны, но нужны именно сейчас, именно здесь, и для того, кому предстоит жить, чтоб однажды Трандуил смог сам запросить с него "плату" за то, что он тоже был повинен в смерти Иримэ.

Отредактировано Трандуил (02.04.2015 11:48:03)

+8

7

- Она хотела уйти… к тебе. Я не знаю, почему так. Она так сказала отцу. Она считала, что я не мог слышать её. Но я слышал. И отец сказал, что тогда он останется с ней, дядя.
Леголас всхлипнул, шагнув ближе к родственнику. Именно сейчас так не хватало родительского тепла, настолько сильно, что эльф это чувствовал даже физически, не смея сопротивляться прикосновениям родственника.
- Она так переживала, что тебя больше нет… это было страшно. Я никогда не видел её такой. Такой беспомощной, усталой, будто из неё ушла разом вся жизнь. Это... страшно... когда такое происходит на твоих глазах с дорогим тебе существом. И больно.
Эльф непонимающе глянул на отступающего от него родственника, но ближе не шагнул, считая, что так будет правильнее.
«Должна уйти… Лайли должна была успеть.. и Киреанн… возможно ли это?! Неужели, возможно?»
Смел ли он надеяться на это? Нет.
- И Лайли… Это не так. Ты не мог её знать. Не мог. Она очень хороший ребёнок. Непослушная, правда. Но разве не все дети такие…
И он сам тоже когда-то был таким же. Любил убегать подальше в леса, несмотря на все запреты. Что он искал там? Что-то новое, непознанное. Мир казался таким большим и таким мирным. Он принадлежал эльфам, и самому Леголасу. А потом всё враз исчезло. Этот мир сократился до размеров грязного подвала. И за его пределами не было ничего. Леголас замолчал, нервно сжимая губы и глядя дяде в глаза.
- Даже если так, то… пусть я не буду этого знать и верить в это. Так легче жить дальше. Понимать, что осталось что-то чистое в этом грязном мире.
Хотя здесь уже ничего не осталось. И никогда уже не будет всё по-старому. Только ещё грязнее и хуже. И Леголас понимал это.
- Значит, всё так просто. Мы для них товар, за который кто-то заплатит деньги. Только чего с нас взять? Я, как и многие из нас, мало что умеем делать. Зачем им эльфы? Старейшины говорили между собой, что из нашик ушек делают какую-то популярную закуску. Я не хочу, чтоб из моих тоже сделали кому-то закуску…
Эльф нервно выдохнул, вскользь глянув на дядю, но не задержал взгляда, упираясь им в один из тёмных, сырых углов подвала. Замолчал на несколько минут, прислушиваясь, и неуверенно начал говорить.
- Некоторые говорили, что твоего тела не было на поле боя. Что его забрали вампиры.
Совсем тихо проговорил Леголас, прикрывая глаза.
- Это правда? Они забрали тебя? Или ты просто… сбежал в леса, как говорил отец? В плену страшно… как здесь…
Замолчав буквально на секунду, остроухий продолжил говорить чуть громче.
- Мама не верила в это. Она говорила, что ты не мог просто сбежать. Что ты бы обязательно пришёл к нам, если мог, она хотела тебя дождаться, и ждала. Но ты не шёл, и она расстраивалась. А потом все решили, что ты уже мёртв. И мама тоже… теперь уже мертва. Она хотела встретиться с тобой в посмертье. Вот она удивится, что тебя и там нет.
Губы дрогнули в несмелой, вымученной улыбке. Это было совершенно не забавно. Это было слишком больно и Леголасу казалось, что он долго не сможет с этим смириться.
- Было лучше, если бы не пришла эта помощь. Ведь тут охрана со страшными ружьями. Всех перебьют, все просто погибнут, пытаясь спасти нас. Лучше бы спасались сами. А мы сами… сможем выжить.
Эльф устало вздохнул, усаживаясь рядом с дядей, намеренно, едва ощутимо, касаясь его плечом. Так было спокойнее, понимать, что кто-то есть рядом. Кто-то родной. Может быть, уже тот единственный оставшийся из всех родственников.
«Я тоже не сдамся. Как ты, дядя. Не хочу… сдаваться. Лучше погибнуть».
Твёрдо решил сам для себя Леголас. Кто-то говорил, что нужно просто ставить цель и идти к ней до конца. Наверное, это и было новой целью юного эльфа.

+9

8

Слишком много всего. Слишком тяжело слушать что-то, чего уже не исправить.
Трандуил не мог помочь своей любимой тогда. Но если бы у него была хотя бы мизерная возможность, он бы неприменно сделал это. Сделал бы, и не слушал теперь слова, что тяжелейшими ранами ложились на сердце, не давая вздохнуть без боли и чувства вины за то, что его не было рядом.
Леголас делился своими переживаниями и чувствами, считая, что это верно. Считая, что об утрате следует говорить. Но на самом деле, выходило так, что юный эльф буквально швырял Трандуилу в лицо свою боль от потери семьи, заставляя   ее мешаться с чужой, отчего эльфу казалось, что он бесконечно захлебывается в ней. Неизбежно тонет под тоннами ледяной воды отчаянья и мучительного сожаления. И так хотелось  просить, чтобы он замолчал. Чтобы оборвал эту звенящую струну, что резала сознание на "до" и "после" душного облака гнева, что сейчас все глубже опускалось в душе, превращаясь в яд, от которого отныне не будет спасения. И ничто не поможет исправить желания делать как можно больнее остальным.
Трандуил смотрел на племянника, стараясь заглянуть как можно дальше, чтобы вдруг понять, отчего он делает это. Зачем рассказывает своему дяде о матери и о том, чего та хотела. Как будто он не знает и сам.
Звучало что-то еще, настойчиво пытаясь проникнуть в воспаленное сознание эльфа, занятое только лишь смертью возлюбленной. Он слышал, он отвлекался то и дело, даже находя в себе силы говорить о чем-то еще. Например, о маленькой пиявке, которую неизменно защищал его родственник.
Ах, если бы он знал все.
Эльф позволил себе даже на какие-то доли секунды подобие улыбки. Разочарование может быть таким любопытным. Даже, если это разочарование касается сказок рассказанных старейшинами.
- Ложь, - едва слышно отозвался эльф ответом на слова о закуске из эльфийских ушей, - Эльфов используют как игрушки. В качестве рабов.
Он это знал. Он это видел. И старый кровопийца не единожды грозился заковать эльфа в ошейник, как полагается рабу. Но вместо этого, был снисходителен и щедро дал шанс проявить себя не просто как рабу, а как кому-то достойному уважения и признания. По началу Трандуила это пугало, ведь старейшины рассказывали совсем иное о кровопийцах, что должны были быть врагами. Всегда.
- Я... - он осекся, раздумывая, рассказывать ли племяннику все то, что было с ним и как он жил все то время, пока его считали погибшим, - В ту злополучную ночь все пошло не так. Я не хотел никого убивать и, видимо, Дану решила за меня, вложив кому-то в руки предмет, которым меня ударили. Я потерял сознание и... - он пожал плечами, - другие эльфы, уходя, бросили меня там, около каменных стен дома вампиров.
Трандуил впервые за все время кому-то рассказывал о том, что произошло тогда. Он не любил делиться этим моментом своей жизни, считая его недостойным внимания и в чем-то даже позорным. Не смотря на то, что вины его в попадании в руки к вампирам не было, и он искренне видел в этом положительное. Для себя. Но, как выяснилось, напрасно. Ведь, благодаря этим стечениям обстоятельств он потерял Иримэ, а теперь и вовсе находится в плену у работорговцев.
Сожаление и скорбь, новым вязким от холода потоком, захлестнули его. Чувствовать себя на столько разбитым и потерянным в непроглядной темноте собственной души было неописуемо страшно. Словно бы взор застлало пеленой, слух потерялся, а дышать стало невыносимо больно от ледяных игл, при каждом вдохе пронзающим все тело разом. Но, Трандуил вновь постарался отвлечься, чтобы окончательно не кануть в этом липком омуте непреодолимых образов, мыслей, болезненно-ярких воспоминаний.
- Я жил с вампирами, - он намеренно сказал это громче, чтоб услышал не только Леголас. Предсказуемо, ядовитой змеей, новая волна возмущенных шепотков проскользнула по помещению, безвозвратно теряясь в мраке, - Как видите, и уши целы, и сам я не в цепях. Был... - последнее слово прозвучало безжалостным напоминанием самому себе, что отныне все утеряно.
Глупо невообразимо было думать о том, что далее будет что-то еще, кроме цепей и рабского рынка с печальным названием. Но унывать было нельзя, это было недостойно гордого Сына Дану.
- В надежде спасение, Леголас, - слова поддержки напрашивались сами, словно бы простерались от самого сердца, пытаясь коснуться племянника. И было в этом нечто странное для самого Трандуила, поскольку особой связи с чужим отпрыском не должно было быть, - Никто не знает, что нас ждет, но это не значит, что мы должны терять веру в завтрашний день.

+8

9

Дядя говорил очень страшные, непонятные вещи. И про то, что эльфы становятся игрушками вампиров. И про то, что его, истинного эльфа, бросили другие остроухие, оставив на верную гибель, отдав на растерзание врагу. Злость тех, кто находился тут, тоже в заключении, в рабстве, совсем рядом с самим Леголасом и Трандуилом, не была понятна юному остроухому. Они были недовольны обществом его дяди. Почему? Чем он так провинился перед ними? Ему тоже не повезло. Даже больше, чем им всем. Его бросили, предали. Предали свои же собратья. Понятно, что он не захотел возвращаться к семье Леголаса. Он просто не мог вернуться. Значит, мама погибла не из-за того, что Трандуил не пришёл, а из-за других остроухих? Как же всё на самом деле страшно. Подобные мысли заставляли юного эльфа сильнее ежиться от холода и уже отчётливо трястись от страха. Настоящего, звериного страха. Всё, что он знал ранее, всё, что рассказывал его отец – ложь? Этого не может быть! Но это было именно так.
Жил с вампирами.
Прозвучали слова дяди, будто какой-то страшный приговор.
«Как с ними можно жить? Они же убивают эльфов. Не щадят никого: ни женщин, ни детей!»
А ещё они, как сказал чуть раньше дядя, делают какие-то игрушки из остроухих. Леголасу было интересно, что это за странные игрушки? Ведь эльфы все живые, они не могут быть куклами. Может быть, их убивают и делают из них чучела, а потом играют с ними? Странные эти существа, вампиры. И игры у них странные. И от этого лишь более пугающие, непонятные. Как и они сами. Кровопийцы. Если бы кто-то попросил Леголаса с ним поиграть, просто попросил бы, может быть, он бы и согласился. Что тут такого? Подумаешь, вампир ты, или эльф, или человек. Играть можно и вместе. Понять бы ещё только – во что надо играть и что делать для того, чтобы выиграть. Или выиграть невозможно? И это тоже страшно. Зачем, зачем придумывать такие игры?...
Но дядя говорил и ещё о том, что Леголас совершенно не мог понять. О том, что Трандуил был свободен, что его руки не были скованны цепями, когда он был у вампиров. Но тогда, на поляне, эльф сам перерезал верёвки, опутывающие его запястья. И дядя взял лук и стрелы и попытался убить захватчиков. Он сражался против них, не щадя себя, не пытаясь пощадить и их. А некоторые остроухие, что были старше Леголаса, просто бежали, не пытаясь сопротивляться. Не пытаясь спасти ни себя, ни других, более младших, которые нуждались в их защите и опеке. Но они не помогли, спасая лишь себя. И тоже попали в плен. Как же они могут осуждать дядю? Сами проявили малодушие. Сами молили о пощаде, а теперь сидят здесь, все вместе, и только и могут, что обвинять всех подряд.
- Он вам ничего не сделал.
Шепотом произнёс Леголас, зло, исподлобья взирая на других эльфов. Его не слышали. И не услышали, даже если бы он сказал это громко. Потому что у каждого были свои беды и проблемы. Им не было дела до несчастий других.
- Просто надеяться? На… что? Ты тоже надеялся, когда жил у вампиров? Как же ты смог сохранить надежду? Ведь кровососы живут в склепах и прячутся от солнца в подземных городах, где не выжить никому, кроме них, потому что они всё, что пахнет кровью, всё, в чём теплится ещё жизнь, сжирают без остатка?! Так говорили старшие. Вампиры не живые и не мёртвые, от этого они кровожадные и не знают пощады. Но ты здесь. И ты живой.
Будто чтобы удостовериться в этом, Леголас потянул руку к дяде, но замер, так и не тронув даже его одежды.
- Говорят, что вампиры могут любого сделать такими же, как и они сами…
Едва различимо произнёс молодой эльф, будто завороженно глядя в глаза Трандуила. Что он хотел увидеть там? Подтверждение своих слов? Опровержение? Нет. Ту самую надежду, которую дядя смог сохранить даже в логове вампиров. Она так нужна сейчас Леголасу! Может, дядя поделится?...
- Ты же не будешь пить чью-то кровь, правда?
Спросил эльф, доверчиво заглянув в глаза родственника. Он знал, что не будет. Откуда-то он всё это знал, но не мог понять – откуда. Это странное доверие, которое бывает лишь в любящей семье. К матери и отцу. Папе… Леголас никогда не испытывал к своему родному отцу ничего подобного. Нет, он не мог назвать его чужим или не любящим родителем. Он правда хорошо заботился о всех своих детях. Всех понимал, умел выслушать и подсказать, помочь. Всем. Но не Леголасу. Чего-то не хватало в тех отношениях, чего-то невесомого, неуловимого. Когда-то молодой эльф чувствовал себя покинутым, хоть все и были рядом. Но потом он решил сам для себя, что просто ему это кажется. У него была самая хорошая семья. И он трепетно любил всех её членов. Маму, братьев, сестёр и… отца. Да, он любил всех, верно.
Пальцы дрогнули, а Леголас непонимающе глянул на Трандуила. Нет, он не хотел ничего проверять. И не хотел стеснять взрослого эльфа прикосновениями. Ведь так не нужно делать. Но вопреки всему, прохладная ладонь юного эльфа легла поверх пальцев Трандуила. Леголас отчётливо вздрогнул и замер, быстро успокоившись. Будто всё отошло на второй план. Нет никакого погреба, никакого плена, никакой смерти. Только тот рядом, кому эльф доверил бы всё, что у него есть. Всё самое дорогое и ценное. Навсегда. Вручил бы свою жизнь и никогда не жалел бы об этом. Что-то произошло. То самое невесомое, непонятное, неуловимое. То, что удалось поймать и понять. Почувствовать так близко, совсем рядом. Так, как нужно.
- Тёплый… даже теплее меня.
Выдохнул Леголас, едва заметно улыбнувшись, искренне радуясь за родственника. Говорили, что вампиры холодны, как камень. Что они не умеют испытывать чувства. Не различают вкус еды и пьют только горячую кровь, разрывая ещё живое тело на части. Это то, что он знал о кровососах. Это всё, что говорили старейшины.
- Не уходи, пожалуйста. Дядя.
Попросил Леголас, не спеша убирать ладонь от пальцев Трандуила. Вдруг это место, в подвале, у самого выхода из него, показалось самым безопасным на всей земле.

+9

10

Мог ли он представить себе, что когда-нибудь будет сидеть вот так со своим племянником и рассказывать ему что-либо? Нет. Даже в самых смелых мечтах, в которых Трандуил был отцом этого семейства и мужем Иримэ, он не предполагал, что подобное может случиться. Он всегда особняком стоял где-то в стороне, ледяной статуей возвышаясь над всеми остальными и понятие дружбы или же какой-то душевной теплоты было ему недоступно. Слишком далеким , непривычным, тем, чего он иногда даже боялся, искренне веря в то, что привязанности ослабляют дух, превращая мужчину во что-то мягкое и неизменно послушное. В его мире, в мире полном грез о счастье с любимой, никогда не было места семье и всегда, он видел для себя лишь ее одну, словно светящуюся каплю утренней росы, запутавшуюся в паутине и не смеющую ступить дальше, чем позволено обществом.
Леголас был на нее похож. Он тоже состоял из одного света, что порой ослеплял своей чистотой и не давал возможности увидеть весь мрак этого мира, словно бы заслоняя собой, оставляя глядевшему лишь доброту, веру, надежду. Зеленолист сам не понимал, какой он и сколь много в нем от матери. Он задавал вопросы о надежде, стараясь не упустить ее, он наивно и самоотверженно защищал Трандуила, который никогда не просил подобного. Но старшему эльфу это было не нужно. Слишком привычны были нападки гордого эльфийского народа в его сторону, слишком часто он терпел это, чтоб сейчас хотя бы обращать внимание на то, что кто-то недоволен и косо глядит в его сторону.
Зависть губит лучших, а страх перед неизвестностью пожирает остатки души. Так считал эльф. Но он так и не смог понять, почему это все так сильно действует на его собратьев. Эльфы возвышенные существа, они являются олицетворением мира и гармонии, а головы их украшают сияющие венцы из звезд. Тьма остального мира не должна быть доступна эльфийскому народу, не должна касаться их сердец, но она с шумом неизбежно проникает в них, искажая действительность и превращая детей Дану в полных гордыни и жестокости существ. Таких, каковым стал и сам Трандуил…
- Все не так, Леголас. Мир за пределами наших общин и родных лесов не такой, как рассказывают нам Старейшины. Все ложь, - он замолчал на мгновение, погружаясь в воспоминания о своих впечатлениях о внешнем мире, - В какой-то момент и мне казалось, что надежду я потерял окончательно. Но. Вампиры не живут в склепах, не прячутся от солнца. Они живые, такие же как и мы, им доступны чувства, а не только жестокость.
Трандуилу хотелось делиться своими знаниями о том, что представляет из себя мир, который простерается  там, далеко от дома. О тех чудесах, которые он видел и тех, с кем познакомился, пока здесь все считали его мертвым. Но он боялся быть не понятым и не услышанным, как это было всегда до этого. Слова его были пылью, навязчивой, душной, от которой окружающим желалось скрыться подальше.
- Я не пью кровь, - уверенно проговорил эльф с нотками даже какого-то возмущения в голосе. Глупость, которой всю жизнь забивали голову ему в общине, безвозвратно растаяла, подобно снегу под вешними лучами солнца, когда он познакомился со старым гадом. Но ровно столько же, если не больше, оставалось в головах остальных эльфов. И как с этим бороться, Трандуил не знал, но хотел.
Прикосновение Леголаса к его руке оказалось слишком неожиданным и словно бы громом прозвучало где-то на задворках сознания, заставляя замереть на доли секунды, а потом, широко распахнув глаза с непониманием уставиться на племянника. Непонятные чувства метались в душе, подобно листве гонимой осенним ветром. Это не было неприятно или же приятно наоборот, это было непонятно и вызывало шквал смятения, поражающий тело и не дающий пошевелиться.
-Ну конечно, я теплый, - едва ли слышно кому-то еще, кроме него одного обронил эльф, глядя в глаза племянника и отчетливо понимая, что это прикосновение слишком походит на то, когда Иримэ своими прохладными пальцами случайно и вскользь, пока никто не видит, касалась его руки, тоже желая ощутить тепло. Он был слишком на нее похож. И с ним тоже, вопреки мрачным мыслям о несвершившейся мести, хотелось делиться своим теплом и немногими осколками доброты, что были доступны Трандуилу.
- Мне некуда идти, - уже громче произнес он, нехотя и отчего-то страшась обидеть юного эльфа, убирая руку, - Не думаю, что даже если нам удастся уйти от работорговцев, вампиры будут рады мне.
Остроухий понимал, о чем просит племянник, но не мог вот так просто исправиться, став более сострадательным и понимающим родственником. Даже Иримэ понимала это и не требовала от него чрезмерной ласки и дружелюбия, изредка потешаясь, говоря, что в его душе нет места иным временам года, кроме осени и зимы.
- Лучше отсядь от стены. Она холодная, ты дрожишь. И надо думать, как выбираться отсюда,  - пожалуй это единственная забота, которая сейчас была доступна Трандуилу. Он хмурился, произнося эти слова больше как приказ, имея в виду на самом деле просьбу. Просьбу того, кому не все равно, но иначе он просто не умеет.

+8

11

Ложь опять ложь. Даже тут, в мирных общинах эльфов – всюду ложь… Может, лгал тут только один?
«Нет, дядя никогда бы не поступил так».
Мать Леголаса верила Трандуилу, значит, и ему нужно поступать так же.
- Если вампиры умеют чувствовать, зачем они причиняют боль нам? Всем… Разве так правильно? Разве им сложно понять, что они делают очень больно другим. Может быть, им нужно просто объяснить?
Леголас замолчал, хмуря брови. На дядю он почему-то не посмотрел, испугавшись, что, вдруг, расстроил его своими речами. Он ничего не знал о вампирах, а взрослый эльф – знал много. Может, Леголас сильно заблуждается, говоря это всё?
- Говорят, эльфы убивали вампиров. Тогда, когда все узнали о том знамении, многие засобирались воевать. Почему? Разве мы не могли продолжать спокойно жить?
Леголас спешно убрал руку, покраснев чуть ли не до кончиков ушей. Почему-то стало совестно. Дяде, наверное, было неприятно, когда он его просто так касался, как какую-то вещь, без спроса и разрешения.
- Прости… я не… хотел тебе неудобства.
Едва слышно проговорил Леголас, послушно отодвигаясь от стены, не смея возразить дяде, что дрожит он не столько из-за холода, а больше от страха. Хотя здесь и было холодно. Эльф только сейчас понял, что пальцы на руках сильно замёрзли, стали будто неживыми. Леголас поднёс ладони ко рту. Выдыхая тёплый воздух в надежде согреться. Он размышлял над тем, что говорил дядя. Вампиры не будут рады его видеть. И эльфы не были рады увидеть Трандуила. Леголас недоумевал – почему так, неужели дядя совсем-совсем никому не нужен? Не дорог, как был дорог его маме, что трепетно заботилась о долговязом остроухом и сводила все оскорбления жителей общины в его сторону к шутке. Это же так тяжело, когда тебя никто не любит, не помнит и не ждёт. И Леголасу было жаль дядю. Хотя теперь и его самого никто уже не ждёт. Все погибли или убежали уже слишком далеко. Лишь дядя был рядом, совсем близко. И он не желал юному эльфу ничего плохого, даже заботился. И за это тоже было совестно. Ведь Трандуил не обязан таскаться с чьим-то там сыном.
- Со мной всё в порядке. Я совсем не… замёрз.
Врать Леголас не умел, поэтому виновато улыбнувшись, взглянул дяде в глаза. Взрослый эльф и так всё понял.
- Выбираться. Да… надо как-то выбираться.
Только – как?
- Отец говорил, что свободу нельзя закрыть на замок, или посадить за решётку. Свобода лишь в самом сердце. И пока оно бьётся – ты свободен. Но сейчас… я не чувствую себя таковым.
Хрипло сказал эльф, кашлянув. Он столько бегал сегодня, дыша холодным, осенним ветром полной грудью. Кажется, это начало сказываться на здоровье. Если бы рядом была мама, то она бы непременно помогла Леголасу. Заварила бы вкусный, горячий чай и крепко обняла, упрятав в тёплое одеяло. Когда это всё было? Недавно? Нет… слишком давно, чтоб Леголас успел соскучиться по мирным временам. Все неприятности и беды прошлого казались сейчас такими мелкими, незначительными. По сравнению с войной всё мирное кажется чем-то простым, понятным, но уже недостижимым.
«Может быть, отец опять лгал, говоря это?».
Подумал остроухий, но тут же опомнился – отец не мог лгать. Мама так говорила, а она и подавно врать не умела.

+10

12

Он не был Леголасу другом. Скорее затаившимся в тишине врагом, что однажды еще нанесет удар. Но отчего-то, чем больше говорил Трандуил, тем спешнее таяла ненависть, обрушиваясь весенним паводком на сознание, заставляя желание мести отступить. Слишком непривычно, чтобы верить в то, что это может быть правдой и принимать за должное и верное. Всегда и неизменно Трандуил желал быть кому-то нужным, полезным, занимать важное место в чьей-то жизни. Совсем, как с Иримэ, для которой он готов был горы свернуть, чтоб оправдать эту нескончаемую, где-то слепую, веру в себя. И сейчас, когда мир вокруг сократился до размеров грязного подвала, желание быть нужным не отступало, не терялось, как бы того не хотел сам эльф. Напротив усиливалось, вытесняя прочь из сердца все остальное, что и вовсе казалось лишним.
Его рука дрогнула в неуклюжей попытке перехватить пальцы племянника и не отпустить того, кому, как подсказывало сердце, он был нужен. Возможно, единственного оставшегося в этой жизни. Но было поздно, как показалось Трандуилу - минутой ранее он сам оттолкнул Зеленолиста своим непониманием - и он замер, а через мгновение и вовсе поднялся, отходя от ступеней на несколько шагов.
- Я не знаю, - его голос оказался не более, чем просто отзвуком эха, таким же тихим и далеким, словно принесенным ветром. Юный эльф задавал вопросы, ответов на которые Трандуил не знал. Он хотел понимать мотивы, что ведут вперед других, но это было слишком сложно. Зачем вообще кому-то нужна война? Зачем делать больно другим? Зачем... Эти вопросы снова колыхнули все темное, что было в душе остроухого. Он вновь, будто глядел в зеркало, где его собственное отражение состояло сплошь из угнетающей боли, колкой ненависти, чудовищного эгоизма и страха, что пронизывал тело в подобные моменты. В миг хотелось прекратить это, отвернуться от уродства собственного сердца, которое почти всегда было скованно чернотой, забыться, огородиться от осознания, в кого он превратился, высоченной стеной. Но это было невозможно. Совсем как в те редкие и драгоценные минуты, когда он находился рядом с Иримэ. И теперь, ее сын снова, не понимая того, проделывал все то же с Трандуилом. Его хотелось ненавидеть, но не получалось.
Обернувшись и встретившись взглядом с племянником, эльф на доли секунд улыбнулся.
- Врать ты не умеешь, - мрачно констатировал факт Трандуил, тягостно вздыхая, и качая головой с явной укоризной. После чего, не найдя ничего лучше, снял с себя подобие куртки из стеганной кожи, что странным образом, когда наемники конфисковали доспехи, была оставлена эльфу, - Твой отец прав. Свобода всегда в сердце и в голове, - он накинул предмет одежды на плечи племяннику, оставаясь в простой льняной рубахе, - Сердце невозможно сковать цепями.
Однако многие этого не понимали и когда оказывались в ошейниках, или запертыми, теряли надежду, становясь озлобленными на всех и вся. Трандуила это миновало. Отчасти оттого, что он правда верил в завтрашний день и что Дану окажется благосклонна к нему, но более оттого, что он был зол, а сердце его и на воле было черно, живя желанием мести собратьям. А потом, в какое-то мгновение все изменилось, когда он оказался в руках у старого кровососа. Когда, наконец понял, что все вокруг не такое, как было привычно думать.
- Просто, - эльф замолчал подбирая слова, которые бы максимально точно охарактеризовали ситуацию, - Нужна цель, - вдруг, нашелся он, - Пока я был с вампирами, у меня была цель. Я хотел... вернуться.
Трандуил снова умолк, понимая, что говорит сейчас не всю правду. Ведь, равно как он хотел вернуться к Иримэ, также он желал и заставить своих собратьев страдать. Не без помощи вампиров и войны. Уверенно приблизившись, он снова присел рядом с племянником на ступеньки. Почему-то это стало непонятно привычным, не быть одному, но оттого неловким, потому что он все еще не знал, как дарить доброту кому-то еще, кроме любимой.

Отредактировано Трандуил (06.04.2015 10:27:44)

+8

13

Эльф смутился, с благодарностью глянув на родственника. Да, врать он не умел, более того, все попытки сказать неправду заканчивались одинаково: из-за стыда за собственные неправдивые слова, Леголас краснел до кончиков ушей, коря себя заодно и за это.
- Спасибо…
Остроухий на секунду стушевался, раздумывая, а правильно ли будет забрать у Трандуила тёплую куртку? Ведь тогда взрослый эльф будет мёрзнуть. Но все сомнения отошли на второй план, а руки сами потянулись к тёплой одежде: было слишком холодно, чтобы игнорировать такой драгоценный подарок.
«Я немножко, только согреюсь и сразу отдам».
Уговаривал себя эльф, с наслаждением кутаясь в согретую теплом Трандуила куртку, которой тот так щедро поделился с Леголасом. Всё-таки дядя оказался одет теплее, что молодого эльфа почему-то совершенно не смутило. Остальные остроухие были раздеты до пояса, а на некоторых и вовсе не было одежды. Сам Леголас довольствовался только одними штанами, которые рьяно отвоёвывал у наймитов, отбиваясь от всех поползновений в его сторону с целью раздеть совсем. Эльф не мог себе даже представить, что останется вот так вот совершенно голым. Это же неприлично!
- Сердце невозможно сковать.
Повторил Леголас вслед за дядей. Да, так говорил отец. И он был прав, но…
- Но сердце можно вырвать.
Тише закончил он, не отрывая взгляда от каменного, серого пола места их заключения. Сердце Леголаса ещё билось, его никто не вырвал и даже не пытался пока что.
- А тот, рыжий шаман, он тоже вампир?
Вообще, кровососов Леголас никогда не видел. Однажды только, совсем издалека, когда бегал в свою уничтоженную общину. Тогда они показались ему такими пугающими, огромного роста и с красными глазами. Но этот рыжий был роста маленького, глаза не светились кровавыми отблесками, да и вообще – он больше на клоуна походил, чем на свирепого, могучего вампира, который немедля может разорвать живое существо на части.
- Он… странный. И очень злой. Почему он такой злой? Может быть, его просто никто не любит и не ждёт, поэтому он и злится…
Привычка находить в чём-то нехорошем что-то доброе и цепляться за это, отметая всё остальное. Мама Леголаса всегда делала именно так. Она видела что-то доброе во всём, и всегда считала, что всё можно исправить. Даже верила, что вампиры тоже добрые и если с ними поговорить, они непременно изменятся. Перестанут воевать, сложат оружие и освободят захваченные земли. Ведь все могут жить в мире, гармонии, и они смогут. Но мама погибла. Иримэ говорила, что никогда не нужно отступать. Если не получилось в этот раз, значит нужно приложить больше усилий и попробовать вновь. Стоило ли Леголасу пробовать? Потеряв мать, потеряв стольких близких, потеряв свободу, он отчего-то думал, что стоило.
- А ты… ты смог договориться с вампирами?
С надеждой спросил Леголас, взглянув на родственника.
- Ведь ты не стал их игрушкой? Не стал рабом… правда, дядя? И ты хотел вернуться, и вот ты здесь.
Эльф говорил тихо, улыбаясь родственнику, который был опять так близко, совсем рядом. Не уходил, не покидал Леголаса.
- Ты не замёрз, дядя? Я уже почти согрелся, я могу отдать тебе куртку. Не надо, чтобы ты замёрз, потому что ты можешь заболеть. А болеть нельзя, потому что можно заболеть очень сильно и смерть будет ходить возле… я не хочу, чтобы ты умер.
Кутаясь в одежду сильнее, Леголас неосознанно уселся ближе к родственнику, утыкаясь носом в тёплую куртку.
- У тебя красивая одежда. И те доспехи, я таких никогда не видел. Очень красивые, те, в которых ты был на поляне. Это вампиры тебе подарили их? У нас таких не делают. Таких красивых…
Эльф сладко зевнул, приваливаясь к ногам дяди спиной. Ведь он сам сказал, чтоб Леголас отсел от стены, надо же было обо что-то опираться. Так же будет теплее…

+9

14

- Не вампир, оборотень, - начал было говорить Трандуил, вспоминая свои впечатления от первой встречи с невысоким человеком на поляне. Он испортил все, что только мог, словно яркая вспышка молнии расчертила небо. Опасность ходила подле рыжего работорговца, навязчивым запахом крови животного преследуя память эльфа, - Он пахнет зверем. Кровь его пахнет зверем, - уточнил остроухий. До того, как он попал на Алмазный Берег, Трандуилу редко доводилось встречать оборотней и только лишь видеть, не вступая в контакт. А вот в землях вампиров он лицезрел разных, и даже научился как-то интуитивно угадывать, что перед ним стоит перевертыш. У Леголаса такой возможности не было. Пока...
Жалость и сожаления тронули сердце эльфа, когда он подумал с какого ужаса началось знакомство его племянника с другим миром. Ужас войны, потеря семьи, плен, а дальше только рабство и цепи. И все, что соткала на полотне судьбы для этого мальчишки Богиня. Это было неправильно, равно, как и испытывать такие чувства в адрес родственника. Эти эмоции обычно были чужды старшему эльфу, но в момент, когда безысходность плена и думы об ужасающе безрадостном будущем, касались его сознания, именно в них он находил теплый отклик надежды и веры, что этот день не последний.
Столько вопросов. Столько всего спрашивал юный эльф, желая, возможно, больше узнать о своем дяде, или же потому что он просто был таким. А Трандуил, в свою очередь, не знал как отвечать и с чего начинать. Фразы его, неизменно получались какими-то рубленными и слишком отрывистыми, что слышащему их, могло казаться, будто этот эльф не желает отвечать. Но он хотел. Делиться знаниями, равняя себя с остальными, было важно и это было частью традиций эльфов, когда старшие рассказывали что-то младшим. Однако не мог, не умел раскрываться, распахивая в рассказах свою душу так, чтоб тому, с кем он говорит, был виден хотя бы тусклый, брезжащий луч света остатков доброты и понимания. Слишком долго остроухий строил эти каменные стены внутри своей души. Слишком сроднились они с ним, став частью его, и теперь были отражением его взгляда жесткого и движений привычно резких.
- Так вышло, что у меня получилось договориться с кровопийцами, - откуда-то из темноты послышалось глухое и недовольное фырканье, - Повезло, наверно, - продолжил эльф, - Я попал к одному древнему вампиру, что оказался не таким уж и... - а вот на этом месте своего повествования Трандуил осекся, раздумывая как лучше всего сказать о Максимилиане. Он был безусловно кровожадным, очень властным, но справедливым в суждениях.
- Не таким, как привыкли мы слышать от Старейшин, - он еле заметно, бесцветно улыбнулся куда-то в пустоту, - Гад, конечно, но справедливый. Он сохранил мне жизнь и подарил свободу.
"Взамен на услугу. Взамен на то, чтоб я помог вампирам найти тайные убежища эльфов" - Трандуил не мог говорить этого вслух. Не получалось. За свое предательство ему было совестно и, вместе с этим, он был горд, словно бы находясь меж двух огней, не в силах выбрать то, что верно.
- Не нужно, я не замерз, - тихо отозвался эльф на слова племянника об одежде. Льняная рубашка не грела, как и серая каменная стена за спиной. Ему было холодно, но не на столько, чтоб отбирать одежду у того, кому она была нужнее. Тому, кто в отличии от остальных эльфов оказывался добр к Трандуилу и искренне тянулся к нему.
"Сложись все иначе, Зеленолист, и я бы не колебался в своих чувствах, а по-настоящему хотел бы для тебя счастья" - эльф неуверенно потянулся рукой к племяннику, но отдернул руку, сжавшуюся в кулак, точно обжегшись и в привычном жесте, скрестил руки на груди. Он сам не понял, что произошло, но слишком отчетливо начал чувствовать, как снова его безжалостное отчаянье и гнев начали рваться наружу, обвиняя в смерти любимой и этого мальчишку.
- Доспехи, - хмыкнул эльф, хмурясь и напряженно сдвигая брови, - Красивые, да, - произнес он и не услышал в собственном голосе ничего, кроме бессилия и желания оказаться как можно дальше от племянника. Колким комом сомнений в груди шевельнулась ненависть, а губы его сжались в одну напряженную линию. Потеря Иримэ была общей. Горе и скорбь были общими. Но Трандуил упрямо не желал делиться ими, оставляя лишь себе. Эту темную и холодную пропасть памяти об утерянном. Эту боль, что неподъемной ношей наваливалась на него, заслоняя весь мир без остатка, оставляя его задыхаться в омуте страха и невозможности открыться кому-либо.
- Как часто приходит конвой? - вопрошал он, обращаясь в темноту, где находились другие собратья, что сидели в подвале дольше, - Каким составом ходят? Какое оружие при себе имеют? Бунт поднимать уже пробовали?
Он задавал вопросы. Холодно, безмерно жестко, будто отдавая приказ и желая немедля получить ответ, меняясь и тщетно стараясь отвлечься от тягостных дум о смерти любимой. Плана, как выбраться отсюда, не было по-прежнему, но и слушать очередной поток вопросов племянника, что бередил раны, поднимая из глубин души что-то непонятно, абсолютно не хотелось.

+8

15

- Оборотни?
Леголас задумался, вспоминая, что же про них говорили старшие?
- Перевёртыши. Это зверолюды, которые могут обращаться в животное. Часто агрессивны, не умеют контролировать себя. Опасны.
Кажется, юный эльф решил всё-таки цитировать всё из учений Старейшин. Правда, тут же притих, вздохнув. Этот рыжий был человеком и себя мог контролировать.
«Может, он просто научился контролю? Наверное, такое возможно. А ещё если они не превращаются долго, то могут наброситься и сожрать человека живьём! Интересно, эльфов они тоже живьём едят?»
Дядя рассказывал, делился своими знаниями с юным эльфом и Леголас был благодарен ему за это. Внимательно слушал, внимая каждому слову, и пытался осмыслить сказанное, пусть оно и было похоже на что-то странное и неправдоподобное. Ведь его учили другому. Учили, что вампиры кровожадны и сразу всех сжирают, учили, что оборотни тоже опасны. Выходит на деле всё иначе.
В реальном мире, за пределами общин, были вампиры, с которыми можно было договориться. Древние. Справедливые. Которые знают цену свободы и могут её дарить.
«Если бы можно было встретить такого вампира, я бы очень просил бы его подарить свободу моим сёстрам и брату. А сам бы остался служить ему. Потому что так будет справедливо».
Юному эльфу казалось, что и правда всё можно исправить. Просто найти того, кому ты будешь нужен, и кто захочет подарить тебе свободу. Тот вампир, о котором говорил дядя, представлялся таким взрослым, мудрым мужчиной с добрыми глазами и едва заметной улыбкой на губах. Он не был страшным. И Леголас не боялся бы быть рядом с ним. Но это лишь его воображение. А что же на деле?
Эльф взглянул на дядю с тревогой, что разливалась на дне голубых глаз. Ведь Трандуил всё-таки оказался в плену. Что же произошло? Почему его оставил одного, на растерзание работорговцам тот, кто некогда подарил свободу? Тот, кому принадлежит жизнь дяди, почему он покинул его? Леголас было открыл рот, чтобы спросить, но лишь взглянул на родственника непонимающе.
- Но ты же… тебе тоже холодно. Дядя.
Едва слышно проронил молодой остроухий, кутаясь сильнее в куртку. Она оказалась очень тёплой, и Леголас теперь думал, что наверное и её тоже Трандуилу подарил тот замечательный, мудрый вампир. Как же всё-таки это было необычно! Другие эльфы не верили. Шипели на дядю, скорее, от безысходности и обиды. Трандуил всегда считался тем, кого не стоит слушать. Кто говорит неправильно. Кто может навлечь беду на всех. И теперь, когда беда пришла в родной край, все стремились обвинить в этом того, кого было совершенно не жаль. Разве не понимали они, на сколько сильно виноваты во всём сами? Не видели, не хотели видеть, что сами попали в плен. При чём тут дядя?!
- Да, очень… красивые.
Последнее слово молодой эльф лишь прошептал, с сожалением глядя на родственника. Он теперь отчётливо ощущал всё то, что чувствовал Трандуил. И эта боль, и это отчаяние и смятение. Леголас очень хотел бы помочь дяде. Быть рядом, помочь нести тяжкое бремя столько, сколько потребуется. Но родственник был иного мнения. Ему не нужна была обуза. Ему не нужен был чужой сын. Сын того, кто с ранних лет потешался над Трандуилом. Леголас не стал останавливать дядю, когда тот решил отойти от него, оставив одного в сыром углу, у самого выхода. Не остановил и тогда, когда тот заговорил с другими. С теми, кто желал ему зла. Остался там, где его и оставили, лишь поднялся на ноги, не смея шагнуть ближе к родственнику.
Шум в подвале нарастал. Каждый пытался гневно высказаться, указать на место высокомерному эльфу, который не понимал, что бежать уже некуда и стоит лишь смиренно уповать на милость богини.
- В соседнем подвале – взбунтовались и их всех перестреляли!
- Они отправляют эльфов далеко. Позже, когда приходит корабль. И оттуда никто не возвращается.
- Они убивают, грабят и насилуют! Насилуют женщин и детей! Это немыслимо!
Сыпались речи со всех сторон. Каждый говорил взволнованно или с яростью, а кто-то – с тоской и отчаянием в голосе.
- Мы не пойдём за тем, кто состоит в сговоре с вампирами!
Грозно сказал кто-то из более старших эльфов. И его поддержали многие, сетуя на то, что нельзя верить предателям. Они вновь обвиняли дядю во всех своих бедах. Разве мог быть виноват лишь он? Он один. Нет! Виноваты были все, лишь не понимали, не хотели понять этого. А Леголас понимал, но продолжал молчать, тихо стоя за спиной Трандуила. Он надеялся, что остальные поймут своё положение и будут сотрудничать, прекратят обвинять взрослого эльфа в своих бедах и попытаются, объединившись, освободиться..

+8

16

На что надеялся эльф, обращаясь с вопросами к своим собратьям, он не знал и сам. Его в очередной раз, как и было всегда, никто не стал слушать, но это, по крайней мере, было привычно. Слыша новый поток возмущения в вой адрес, Трандуил чувствовал уверенность, что буквально подпитывала его. Все-таки, обвинения во всех бедах народа пусть и были голословны, но доля истины в них была. Они гневились, высказывая свое недовольство, которое должно было бы ранить или обижать, но ничего кроме ледяного спокойствия эльф не чувствовал.
Но разве они, глупцы не понимали, к чему ведет их бездействие? Ни к чему. К рабству и убогому смирению. В глубине души, Трандуил понимал все это, ведь он также как и они, принимал волю Богини, однако мириться с этим не желал. За темными и сырыми стенами подвала и заточения, есть целый мир и он не простит самому себе, если хотя бы раз не попытается изменить сложившегося и не попытается бежать отсюда.
- Вы глупцы. Разве вы не видите для себя иной судьбы, кроме рабства? Разве не лучше ли умереть, сражаясь за свою свободу, вместо бессильного смирения перед оковами? - гнев плескался в его душе, грозясь утопить сознание окончательно. Это слышалось в голосе, что обычно был слишком холоден, чтоб расслышать в нем хоть что-то, кроме высокомерия. Но его никто не слушал. Они не слышали его тогда, и не слышали сейчас. Они все уже были будто бы мертвы. Будто уже простились со своими жизнями, чаяньями, мечтами и завтрашним днем. Трандуил чувствовал это. Он видел это в их глазах, пустых и безжизненных, и слышал в голосах, звеневших дальним эхом.
И это не могло не расстраивать.
Он с досадой сжимал руки в кулаки, меряя шагами помещение, отчаянно силясь понять, как можно, будучи еще живым, отпустить жизнь. Как можно сдаться и не верить в собственные силы. Как можно отвернуться от Богини.
- Леголас, вот что немыслимо! - он остановился, резко оборачиваясь к племяннику и впиваясь взглядом в лицо юного эльфа, - Вот поэтому война и была проиграна эльфами еще за долго до того, как была начата. Наше бездействие губит нас.
Трандуил сделал шаг к родственнику, как к единственному, кто, как ему казалось, был в силах понять. И, быть может, объяснить старшему эльфу, почему все так выходит и страх съедает души гордого народа эльфов, что теперь является лишь бледной тенью былого своего величия.
- Почему они не хотят бороться за свою жизнь, - совсем тихо произнес остроухий, сам не слыша своего голоса и лишь чувствуя эмоции, что в этот момент сухими листьями осеннего ковра, шуршали под ногами путника в лесу. Он также как и они боялся. Также как и другие эльфы страшился рабства, полагая, что зачахнет в неволе и невозможности свободно дышать. Но вместе с тем, вместе с болью потери любимой, он готов был жить дальше. Да, скорбь и тоска съедала бы его, оставляя в душе ядовитые раны, но он не мог позволить себе проститься с жизнью и смириться. Иримэ, в первую очередь, не простила бы его за это.
- Жалкие существа, что только и способны, что причитать, роняя драгоценные слезы в угоду врагу, - он замолчал, в миг вспоминая за что он так люто ненавидит своих собратьев. Но замолчал не потому, что сказать ему было нечего. Напротив - слова просились сами собой, вырываясь из темных глубин души, истерзанной насмешками. Словно дикие пчелы, жалили язык, хотелось выплюнуть эти слова в лицо каждому из эльфов и рассмеяться над их никчемностью, бесполезностью. Но он молчал, не видя смысла в том, чтоб произносить что-то еще, зная наверняка, что по-прежнему никто не услышит его.

Отредактировано Трандуил (08.04.2015 05:31:18)

+7

17

Леголас удивлённо распахнул глаза, шагнув чуть ближе к дяде, когда тот обернулся к нему, когда заговорил с ним. Вспомнил о нём. Не забыл, не оставил, не бросил одного.
- Да, дядя.
Сбивчиво произнёс юный эльф, шагнув ещё на полшага ближе к родственнику, и замер, испугавшись тех взглядов, что были направлены в сторону Трандуила. Леголас насупился. Ему было неприятно видеть это. Дядя говорил, говорил правильно, но его не хотели услышать. Вновь и вновь возвращаясь в прошлое, вновь относясь к его родственнику так же, как относились всю свою жизнь. Сколько же можно было цепляться за прошлое, что уже ускользнуло из пальцев? Его больше нет у них. И будущего не будет, если они продолжат цепляться лишь за прошлое.
- Леголас, подойди. Ты сын великого эльфа, ты его потомок. Тебе не следует быть рядом с посмешищем. Трандуил – тот, кого нужно обходить стороной. Твой отец столько лет оберегал тебя и твою семью от его общества. Ты не должен предавать своего отца. Его дело. Его слово.
Один из взрослых остроухих гневно глянул на Леголаса, видимо ожидая его повиновения. Но молодой эльф стоял как вкопанный, не двигаясь с места. Вцепившись озябшими ручонками в тёплую куртку, что продолжала его согревать, и пустым взглядом смотрел вперёд себя. Смотрел в пустоту, силясь понять то, что случайно открылось, стало понятным и доступным.
Отец оберегал семью от... Трандуила?! Но не уберёг от войны. Может быть, если всё сложилось иначе, не было и этих битв. Не погибали бы эльфы, не погибла бы мама…
- Но… Трандуил говорит правильно! Мы уже рабы. Мы не свободны. И мы не стремимся к свободе!
Леголас поправил куртку дяди, сползавшую с его плеч. Было намного теплее, чем прежде. И это тепло подарил не отец, не кто-то из эльфов, что знали его очень хорошо. А тот, над кем его папа потешался постоянно. Тот, кого недолюбливал, кого отвергал. А он не отверг чужого сына, когда тому была нужна помощь. Оказался рядом. Даже не смотря на то, что его самого отвергали всю его жизнь. Гнали прочь. Юному эльфу было сейчас как никогда совестно перед дядей. Как же многого он не знал! Не понимал… Как сильно был глуп. Все они были глупы. Но отчего же отец поступал так?
- Он лишь скажет неправду. Он умеет лишь только лгать. С вампирами нельзя договориться. И мы не договоримся. Никогда благородные эльфы не вступят в союз с грязными кровопийцами. Они – пропащие души, они не живые и не мёртвые. С ними нельзя иметь дело. Так же, как нельзя иметь дало с Трандуилом – ничтожным эльфом.
«Как же так… как они могут говорить так? Мерзко… это неправильно!»
Леголас не верил своим ушам. Те, кто находились рядом, в одном грязном подвале, вновь брались за старое. Делили привычно на хороших и плохих, относя себя лишь к хорошему, чистому и прекрасному. Что осталось прекрасного в них?! Грязные, изнеможённые, голодные, отчаявшиеся. По сравнению с ними Трандуил был куда величественнее, и говорил вернее. Говорил правду, которую все воспринимали за ложь, привычно смиряясь с положением вещей. Леголас не хотел оказаться среди тех, кто опустил руки, среди тех, кто смирился, поэтому отчаянно хватался даже за призрачную надежду. Ведь дядя обещал не уходить. Был рядом. Отдал свою одежду, позволив согреться молодому эльфу, не отобрал после. Хоть сам тоже мёрз, в этом подвале невозможно было не мёрзнуть.
- Дядя…
Тихо проговорил Леголас, шагнув к родственнику, всё так же нерешительно и осторожно, боясь, что тот просто прогонит его. Гневные взгляды эльфов и глухой шепот он предпочёл пропустить мимо себя. Он уже всё решил.
- Что нам… нужно делать. Чтобы спастись.
Леголас сделал свой выбор. Да, он не хотел просто так сгинуть в куче тех, кто не верил ни во что. Кто лишь мог оскорблять Трандуила, попусту вешая на него обвинения, вешая странные ярлыки. Он уже давно не тот, кого все знали. Он тоже изменился. И теперь это он знал, как можно спасись всем. Трандуил смог однажды договориться с вампирами. Он смог договориться с древним кровососом, значит, это возможно. Если все не пойдут за ним, то Леголас пойдёт. Он тоже имеет право выбора.
- Я могу… чем-то помочь, дядя?

+7

18

И вновь пришлось окунуться в грязь. Эти упреки, с одной стороны пустые не трогающие чувств, осколком стекла царапали слух эльфа, заставляя его кривить губы в ядовитой усмешке.
Его брат был великим. В чем? Чем он оказывался лучше Трандуила? Своим слепым следованием тому, что нашептывали Старейшины и нежеланием выделяться? Пусть так. Но это именно он не уберег свою семью от войны. И первым шагом к этому была смерть его старшего сына. Тогда он отпустил своего отпрыска, проводив также как и Трандуила на бойню к каменным стенам особняка кровососов. Тогда уже все начало рушиться и он не мог ничего сделать. Порой, казалось, что и не хотел он этого даже. Он оставлял свою восхитительную супругу одну, подолгу уходив в леса, а когда возвращался, Иримэ не находила в его взгляде теплого отклика любви и тоски от разлуки. И ради этого, он ее отнял у Трандуила, просто потому, что так было начертано на рунах и так хотели родители.
- Не от меня следовало оберегать семью, а от себя самого, - зло бросил эльф через плечо, даже не оборачиваясь в сторону других пленных, - Благородные эльфы. Ты погляди на них. Как же смешно слышится их самолюбие, что меркнет в сравнении с неуверенностью в собственных силах. Где благородство, Зеленолист? Когда избежав смерти, они будут лизать подошвы своим хозяевам, чтоб вымолить кусок хлеба. О, это воистину благородно!
Этому народу Трандуил желал доказать что-то. От них всегда хотел признания. Но вот ведь ирония, что признание такое долгожданное, как глоток прохладной воды в жаркий день, он получил от тех, кого всю жизнь было принято считать врагами, ненавидеть и бояться. В то время, как собратья не менялись даже с приходом бессчетных бед и смертей в их мир. И было, наверняка, глупо надеяться, что хотя бы время сможет изменить то, что складывалось в умах и душах эльфов веками изоляции от внешнего мира. Но при этом всем, среди колючих терновых кустов общества эльфов, находились те, кто мог видеть больше и чувствовать, что есть правильно в их жизни. Редко, разумеется, и они долго не задерживались в колыбели своих родных общин, уходя дальше и ища себя среди людей, но все-таки были. И то, как сейчас Леголас смотрел на своего родственника, наводило Трандуила на мысли, что племянник является как раз таким, способным мыслить шире, чем доступно другим эльфам.
Быть может, если бы жизнь сложилась иначе, то старший эльф приложил максимум усилий к тому, чтоб не оставить племянника на милость старейшин. А пока, все было именно так, как рисовала для них жизнь Дану.
- Спасибо, - Трандуил положил руку на плечо племянника, улыбаясь ему. Но это было большим, чем просто слово и взгляд, ибо в этот момент сердце эльфа словно бы скинуло с себя привычную льдистую поволоку, освобождаясь от холода и вооружаясь чистотой искренности, - Но нас двоих слишком мало, чтоб пытаться противостоять нескольким десяткам наемников. Чрезмерная уверенность в своих силах бывает губительна. Она может сослужить врагу хорошую службу.
Трандуил понимал это как ни кто другой и не желал брать с собой на верную гибель юного эльфа, отношение к которому, с каждым словом произнесенным, менялось, заставляя ненависть отступать, прячась в самые дальние уголки сознания. Он не знал, не понимал, что именно в племяннике вызывает в нем такие эмоции. Было ли это сходство и близкое родство с Иримэ, или же, что-то иное, остроухого не слишком волновало, но он был благодарен, что равно, как Леголас будил в нем темные чувства, так он и усыплял их же, поднимая ото сна доброту и доброжелательность своего дяди. Совсем, как это делала его покойная матушка.
- Присядь, Леголас, - остроухий снова отошел в сторону ступеней, опускаясь на них, - Пока мы просто подождем. Кто знает, может, следующей пойманной партией сюда кинут наших собратьев, не таких трусливых, как эти крысы, что только и делают, что упиваются своей беспомощностью.

Отредактировано Трандуил (09.04.2015 07:02:36)

+5

19

Дядя говорил о страшных вещах, от которых кровь стыла в жилах.
«Лизать подошвы своим хозяевам, чтоб вымолить кусок хлеба?»
В мозгу молодого эльфа никак не укладывалось это всё. Рабство. Хозяева, которым надо служить. Которые могут сделать с тобой всё, что захотят, а что можешь ты? Лишь повиноваться… Работать за кусок хлеба, молить о пощаде. Делать всё, что прикажут. А если прикажут убивать маленьких детей, что тогда? Вновь подчиняться? Это тоже воля Богини или она покинула эльфов, отдав на растерзание своим новым подопечным? Чем провинились остроухие, за что их так? Нет, нет, даже если прикажут убивать, Леголас сам лучше умрёт, чем будет выполнять отвратительные приказы. А ведь ещё говорили про изнасилование и какие-то игры… Леголас даже представить себе не мог, что способен так сильно бояться. Неизвестность пугала. Но когда эльф узнавал чуть больше, чем знал до этого, становилось лишь страшнее. И бежать от этого было некуда. Негде больше прятаться.
«Только бы сёстры и брат спаслись. Только бы они уцелели, не попались вампирам в лапы. Или таким вот, как этот страшный работорговец. Об одном молю, великая Дану, пусть они спасутся. Подари им свободу. Забери у меня и отдай им. Потому что им – нужнее. А я справлюсь. Должен справиться».
Леголас вздрогнул, когда на плечо легла чужая рука. Он настолько задумался, что не заметил, как дядя оказался рядом. Трандуил благодарил молодого эльфа, но за что? Ведь Леголас не сделал ничего, что могло бы помочь их спасению. Остроухий тоже улыбнулся в ответ – искренне и чисто, ведь он желал дяде лишь добра. И был счастлив, что родственник опять оказался рядом. Мог бы просто бросить, забыть. Леголас бы тоже не обиделся. Пусть было бы больно, но Трандуил родственник, эльф бы не посмел обижаться и злиться на него.
- Мало… да. Нас мало.
Быстро протараторил эльф, но сразу замолчал, едва заметно улыбнувшись. Это было печально, и всё же, где-то в глубине души остроухий верил, что всё ещё можно сотворить иначе.
- Тогда мы подождём. Пока кто-то тоже не решит противиться захватчикам.
Твёрдо решил остроухий, возвращаясь к дяде. Отец бы точно не оценил такого решения. Но если быть откровенным хотя бы с самим собой, отец много чего не хотел оценивать…
Значит, ждать. Сколько им придётся ждать? И – чего именно? Надеяться, что следующая партия остроухих окажется более воинственной и жаждущей свободы? Но и сам Леголас, попав в плен, не рискнул бы рваться на свободу, если бы не дядя. Наоборот, он постарался бы смириться, как и все. И ждать помощи от богини. Сейчас это кажется глупым, но ведь именно так всё и было бы. Устроившись рядом с Трандуилом, Леголас спохватился – ведь он так и не вернул дяде куртку. Он, наверное, совсем уже замёрз.
- Дядя, твоя куртка. Тебе надо беречь себя. Вдруг, ты простынешь.
Стаскивая с себя чужую одёжку, говорил Леголас, торопясь возвратить куртку родственнику побыстрее. Холод подвала вновь окутал тело, но молодой эльф старался теперь не дрожать, как прежде. Он и правда уже почти согрелся, и не будь здесь так сильно холодно, вполне мог хорошо себя чувствовать.
- А если этот страшный работорговец не вампир, значит ли это, что он не заодно с кровососами?
Странная мысль, пришедшая в голову, которую Леголас поспешил озвучить, даже забыв про куртку. Ведь правда. Если рыжий не вампир, значит, он против вампиров. Значит, если бы дядя смог связаться с кровососами, то они бы спасли всех? Или нет… Они тоже захватывали эльфов. И устроили взрывы в убежище. Они убивают остроухих. Но дядю не убили.
- Надо сообщить вампирам о том, что они не одни охотятся за эльфами, а ещё оборотни. Тогда вампиры узнают, что мы не против них и отпустят всех. Нет, всех не надо. Я бы попросил, чтоб они отпустили моих сестёр и брата. И других эльфов, которые не виноваты ни в чём. А ещё бы попросил, чтоб они позволили похоронить маму. Я сам не смог, не успел. Кровососы ходили слишком близко и я испугался. Я помню, где спрятал её тело, укрыв листвой деревьев. Можно найти. Нехорошо оставлять вот так вот… да, дядя? Как думаешь, вампиры бы позволили?...
Леголас с надеждой взглянул на дядю, упрямо сжимая губы, будто не хотел услышать отрицательного ответа от родственника.
- У них тоже есть мамы и папы, наверное. Они бы всё поняли. Поняли же, да, дядя? Я бы им всё объяснил и очень попросил бы. Это не заняло много времени. Наверное, они бы разрешили, если их попросить…
Почему-то сейчас это казалось таким важным. Живых неизвестно как спасать, но Леголас всё думал об умерших. Наверное, это было неправильно, но он по-другому пока не мог. Боль от потери была слишком ощутимой, чтоб просто взять и забыть о ней. Забывать было неправильно. Забывать о маме.

+5

20

А стоило ли вообще надеяться, что кто-то из остроухих изменит решение, или же в эту же камеру работорговцы закинут еще кого-то, кто окажется смелее? Нет, не стоило. Но и признаваться в этом, даже перед самим собой, эльф не собирался. Ожидание какого-то чуда, призрачная надежда, уверенность в себе и вера в Богиню, сплетались в один клубок, оказываясь чем-то холодящим душу. Трандуил боялся признаться племяннику, что ждать возможно и правда не чего и эльфы оказываются правы. Он боялся и не желал принимать этого, как не напрасно не принимал и раньше, чтоб однажды, в один миг, все изменилось.
Досадливые переживания, с все еще яркими вкраплениями скорбной боли, терзали Трандуила и он, когда не надолго стихали все в темном подвале, не мог наслушаться своих ощущений, до последнего храня надежду, что это не правда. Что не по-настоящему он потерял свою трепетно любимую Иримэ, что нет этих сырых и холодных стен вокруг, что все просто дурной сон, и стоит ему очнуться от него, как снова все станет на свои, предначертанные судьбой места. Что планы и чаянья будут впереди, почти ощутимо близко, и протянув руку, можно будет прикоснуться к ним, снова увидев тихую и ласковую улыбку любимой, обрадованную его возвращением.
Но все было лишь мечтами. Безжалостно растоптанными войной.
А реальность поражала совей безысходностью и невозможностью справиться с обстоятельствами.
- Если бы он был заодно с кровососами, то знал бы меня и не равнял бы с остальными эльфами, - Трандуил намеренно пропустил мимо ушей слова племянника про одежду. Холод подвала становился привычен, закрепляясь тонкими морозными иголками на кончиках пальцев, и уже не причинял такого дискомфорта, как первые минуты, после того, как эльф отдал своему родственнику куртку, - Тот вампир, о котором я тебе говорил, очень влиятелен и служащих ему никто не осмеливается трогать. Мне думается, этот работорговец сам по себе и не знаючи пленил эльфов на той поляне...
Остроухий умолк, не решаясь говорить всего и, наверно, где-то в глубине души страшась осуждения молодого эльфа, как никогда не желала бы, чтоб его осуждала его прекрасная матушка.
Слова, что с такой легкостью и наивностью произносил Леголас, терялись в гулком и холодном мраке помещения, рассыпаясь недоступностью эха. Сколько много было в юном эльфе чистоты, что пока еще яркими мазками весенних красок, лучилась на находящихся рядом. Он надеялся, говорил то, чего не понимал и не знал. Но в этом не было вины Зеленолиста, в этом была вина лишь мерзости окружающего мира, что покамест его не трогала, будто бы выжидая и собирая силы для того, чтоб нанести удар и смять в своей липкой руке его свет, на век скрывая ото всех.
Трандуил отрицательно качнул головой, опуская взгляд. Ему было нечего ответить, ведь он не знал, как поступит маленькая пиявка - доложит ли обо всем кровопийце Лабиену или же предпочтет скрыться и унести с собой вести о том, что Трандуилу нужна помощь.
Но, вместе с тем, он прекрасно знал другое.
Вампиры также, как и эти работорговцы пленили эльфов. Уничтожали поселения, скрытые от взгляда путников, убивали гордый эльфийский народ. И тем абсурднее звучали слова родственника о том, что кто-то поймет, что эльфы не против вампиров.
"Та бойня у каменных стен дома кровопийц показала обратное..." - от упоминания Леголаса о том, что Иримэ еще не похоронена, его мысли резко оборвались, вновь застывая сплошным ледяным покрывалом, острой боли и ярости. Трандуил бессильно выдохнул, словно отпуская от себя всю свою жизнь разом и оставляя себе лишь бесконечный мрак отчаянья и гнева. Сама мысль, что его любимую до сих пор не проводили в последний путь и она бездыханной, изувеченной куклой спрятана где-то, вызывала ужас и глухой приступ тошноты, подступающий к горлу.
- Почему? - проговорил он, устремляя взгляд в пустоту собственной души, что сейчас стала похожа на выжженный пожаром лес, - Почему все должно так происходить. Она ведь не заслужила этого, - его шепот, безжизненный и тихий, потерялся в отзвуках чужих фраз, что, казалось, заглушали даже мысли. Он медленно вдыхал воздух, что стал колючим, а пальцы мертвой хваткой сомкнулись в замок. Трандуил больше не желал что-либо слышать.
- Мы похороним. Ее, - эльф произнес эту фразу громко, отрывисто, жестко, будто бы в голосе его звенела незримая сталь, решительностью своей напоминающая обещание.
Обещание прежде самому себе.

+4

21

- Тогда нужно сказать вампирам, что другие, не только они захватывают эльфов! И что захватили тебя, дядя… наверное, тот древний вампир просто не знает, что тебя схватил оборотень, что тебе нужна помощь. Нужно просто рассказать ему обо всё, и он придёт на помощь. Если однажды оказался рядом, если однажды подарил свободу, значит он дорожит тобой.
Тише, почти шепотом говорил Леголас, торопился обнадёжить дядю. Ему казалось, что тот мог потерять верну. Но так нельзя! Когда Леголас нуждался, ведь Трандуил помог обрести уверенность, был рядом. А теперь дядя, потерявший покровительство, мог отчаяться.
- Надо рассказать ему. Чтоб он узнал обо всём. И он обязательно придёт тебе на помощь, тот вампир.
Почему-то Леголас был в этом уверен.
- Он просто не знает… не знает, что с тобой случилось. Наверное, ищет тебя и не может понять, что произошло, там, на поляне. Но он бы пришёл, если знал, где искать, куда идти, дядя. Пришёл бы к тебе. И спас отсюда.
Про себя юный эльф не говорил. Навряд ли тот древний, уважаемый вампир стал бы спасать кого-то ещё. Особенно такого бесполезного, как Леголас. Он был юн, мало чего умел и толку с него нет. Другое дело – дядя. Вот он мудр и много всего умеет, он смог быть полезным вампирам. Может быть, Трандуил сможет однажды помочь Леголасу? Нет, лучше пусть поможет его сёстрам и младшему братишке.
- Дядя, эту войну правда начали эльфы?
Глухо спросил молодой остроухий, взглянув на Трандуила серьёзно и решительно. Ему не хотелось в это верить. Но он хотел знать правду. Ведь эльфы – мирный народ. Зачем кому-то понадобилось убивать вампиров?
- Когда все начали говорить о том знамении, один из старейшин нашей общины сказал, что произойдёт смена эпох. Пострадают только те, кто не умеет смотреть в будущее. Неужели мы правда совсем не умеем этого делать… Те, кто умеет смотреть в будущее, они смогут выжить и потом научить всех это делать. Кто это те, смотрящие в будущее? Предсказатели? Смотрят в будущее шаманы, когда проводят ритуалы. Всем надо стать такими же, чтоб выжить? Я бы научился, только не умею…
Расстроился молодой эльф. Куртку он дяде так и не возвратил, забыв о ней. Холод подвала теперь казался мелочью, по сравнению с той безысходностью, которая будто грозовой тучей нависала над всеми эльфами.
- Да… мама, она не заслужила этого. Она всегда заботилась обо мне и моих сестрах, о братике. Обо всех заботилась. А мы… не смогли даже похоронить её, как положено. Нет могилы, не будет и воспоминаний. Если нас здесь убьют, то кто вспомнит о ней? Никому не нужно будет вспоминать о той, которая всю свою жизнь посвятила своим близким. Она умерла за всех. Она попыталась спасти всех, но погибла. И теперь, выходит, никто не вспомнит о ней. Как же так всё получилось, дядя?.. а потом и о нас все забудут. И о других – тоже. Что тогда останется от эльфов?
Леголас не думал, что дядя сможет ответить хоть на какие-то из его вопросов. Они были адресованы не только родственнику, но и всем эльфам. Правда, они навряд ли бы услышали их, занятые своим горем, не понимая, что оно уже давно стало всеобщим.
- Дядя, пожалуйста, если ты выберешься. Если тебя спасут, не забудь о моей маме. Прошу тебя…

+3

22

Новый ворох вопросов сыпался на голову эльфу. И как с этим справляться, кроме как отвечать, Трандуил не знал. Вот только, всех на свете ответов у него не было, равно, как и те, что имелись, не обязательно были верными. Скорее, это были его лишь знания и его мнение, которое когда-либо, до встречи со старым кровопийцей, было никому не интересно и не нужно. А теперь, еще и Леголас интересовался чем-то, чем мог поделиться лишь Трандуил. Гордость за самого себя мягко касалась сердца эльфа, когда он слышал очередной вопрос. Эта гордость не тревожила его, желая получить еще. Она теплом окутывала и грела, давая то долгожданное признание хоть от кого-то.
- Говорят, да. Но я знаю не так много, - Трандуил выдохнул и продолжил, - Знамение, упавшая звезда как сигнал к началу действий. Кровопийцы из каменного дома принесли слишком много горя нашему народу. Нас отлавливали, пользовались как им было угодно, продавали в другие земли, убивали по одной только прихоти. Некоторые из Мудрых решили положить этому конец, пролив кровь клыкастой мрази и понадеявшись, что остальные не останутся глухи к этому предупреждению. Но у нас давно уж нет той силы и власти, когда вампиры правят едва ли не целым миром, поделив его на части. И гораздо разумнее было бы начать сотрудничать.
Эльф замолчал, будто бы обдумывая что скажет дальше, но невольно, его слух обратился к остальным, сидевшим в темном подвале. Голоса утихли, шепот полный недоверия и осуждения утих. Остроухий не знал, что послужило причиной тому, но в душе безмерно радовался такому стечению обстоятельств. Всю жизнь он молил Богиню, чтоб та позволила ему говорить, а остальным слышать, но кто ж знал, что для этого нужно оказаться в рабстве бок о бок с отчаявшимися собратьями. В конце концов, Трандуил никогда не был их врагом. Это они сами сделали его таковым для себя, сначала высмеивая и отказываясь принимать как равного себе, а затем и Трандуил привык к этому, начав взращивать и лелеять в себе темную душную ярость и желание отомстить.
- Смена эпох для нас и происходит сейчас. Те, кто умеют смотреть в будущее - это те, кто способны мыслить шире, а не так, как было привычно. Сложно, когда твой мир рушится. Когда из-за чьей-то фатальной ошибки и нежелания видеть больше, чем было всегда привычно, погибают целые селения.
Что останется от эльфов? Несколько разрушенных убежищ, какие-то украшения, оружие, что держали неумелые руки перед смертью, и целый народ, чья красота и жизнь будут угасать, скованные рабскими цепями. Трандуил и сам не думал об этом, когда в мыслях его и душе было место лишь мести. Он всегда бережно хранил память традиций своего народа, чтил Дану и старших, но он не думал о том, что станется с гордым эльфийским народом, когда вампиры-захватчики завершат свою миссию в этих землях. Только чужие боль и страдания а так же желание доказать, кем он стал без них, занимали его, когда он не отвлекался на думы о любимой Иримэ.
- Я не забуду, - тише проговорил эльф, касаясь рукой плеча племянника, - И будь уверен, о тебе я не забуду тоже. Если мне суждено выбраться отсюда, я не оставлю тебя одного.
Самому себе верилось не так ярко, но Трандуил был уверен в своих словах, как был отчего-то уверен и в том, что оковы рабства не будут сдерживать его всю жизнь, а значит, и исполнить обещанное он сможет.

+2

23

- Те кровопийцы, принесшие много боли и страданий… но были и другие вампиры. Одни заслуживали этого, другие – нет. Так же, как и эльфы: кто-то не пошёл на войну, кто-то даже не думал о том, чтобы воевать, а другие уничтожали вампиров. И другие вампиры пришли мстить уже всем.
Леголас поёжился уже больше не от холода, а от сковывающего страха и безмерной несправедливости, которую начал его народ. Да,  эльфы начали эту войну, а закончат её вампиры, уничтожив всех остроухих и их дом.
- Оставили бы в покое хотя бы лес… он же не воевал с ними, а они сжигают деревья и травы. Вырубают. Чем он им мешает… За что так с ним?
Юному остроухому было жалко не только эльфов, но и сам лес, и его обитателей. Лес всегда был их домом. Здесь можно было жить, можно было укрыться от непогоды и от посторонних глаз. Это их дом. И теперь его уничтожат, как и всех его обитателей. Это больно, наблюдать, как умирает то место, где ты родился и жил. Где жили твои предки. Больше не будет этого… всё кончено. Жизнь. Традиции. Культура. И они сами – лишь история.
- Вампиры не понимают, не чувствуют лес. Ему тоже больно. А они злятся на него из-за нас. Лес укрывал нас столько лет, но мы не сможем защитить его.
Дядя говорил об ошибках, о том, что кто-то, небольшая группка эльфов, ошиблась. И теперь страдают все вокруг: остроухие, животные, растения… Это грустно, когда страдают те, кто тебе так дорог. Леголас дорожил всем вокруг, поэтому и ощущал чужую боль слишком сильно.
- Эльфов больше не будет, да, дядя? Они… мы просто умрём в рабстве, в неволе, и всё. Все забудут о нас. Никто не вспомнит. Так же, как забыли все о моей маме. Никому не будет это нужно. Некому будет хоронить умерших, соблюдать и чтить традиции. Мы просто уйдём навсегда. И не будет нас.
Леголас замолчал, сжимая в пальцах куртку дяди, что так и не надел обратно, и не отдал родственнику назад. Бесполезно. Всё бесполезно. Зачем ему тогда согреваться? Зачем пытаться выжить, если это и есть тот самый конец, после которого ничего не будет, лишь тьма и пугающая пустота.
- У вампиров свои традиции. Свои предки. Своё прошлое и будущее. Им нет дела до того, что потом будет с эльфами. Они просто забудут о нас. Уничтожат и забудут…
Молодой эльф едва заметно улыбнулся, ощущая прикосновение дяди. Он говорил, что не забудет о маме. И о нём тоже. Как бы хотелось в это верить…
- Дядя, если ты сможешь выбраться, если тот вампир найдёт и спасёт тебя, попроси его, чтобы они не делали лесу больно… А мама, лес укроет и её.
Да, нужно прекращать думать о себе и своих проблемах и начинать думать о том, что же будет дальше. После того, как им всем суждено будет погибнуть. Их предки оставили им многое, а что они смогут оставить своим потомкам? Ничего…
- Мама хотела спасти не себя, и даже не нас, своих детей. Она хотела дать возможность выжить хоть кому-то. Чтобы было это будущее. Вот, что она хотела. Поэтому не ушла тогда. Не покинула деревню. Да, она не смогла договориться с кровососами, потому что её никто не стал слушать. Но если хоть кого-то они выслушают, то они смогут услышать, что мы не хотим войны с ними. И не хотели никогда. Недовольные, и те, кто жаждал всю жизнь воевать, ожидая лишь предлога – слишком малая группа эльфов. Они хотели воевать – пусть воюют. Если нам нужно научиться смотреть в будущее, то во что смотреть нам, если нет его у эльфов?!
Если эпохи меняются, Леголас не хотел, чтобы после этого на его родных землях не осталось ничего.

+2

24

Обещание кому-то некогда чужому и обещание самому себе.
Не забыть.
Но не забыть о чем, если раньше он не думал о последствиях своих действий, своей помощи врагам. Эльфы - часть этого мира. Такая же неотъемлемая, как люди, вампиры или оборотни. В них есть жизнь и светлая гармония с окружающей природой. Но только у эльфов, в сравнении с другими расами, не осталось ничего впереди. Не было будущего. Только настоящее, полное руин, оставшихся после войны. Их будущее это прах и пыль. Мусор, мешающийся под ногами всемогущих кровососов, что запросто решают кому жить, а с кого и довольно. И он, Трандуил, также приложил руку к тому, что теперь, гордые дети Дану лишились будущего.
Темной и липкой дланью горечь и сожаления сковали сердце эльфа. Но ныне это была вовсе не скорбь от потери любимой, что за несколько часов почти сроднилась с ним. Теперь это была горечь от невозможности исправить то, к чему он так долго шел. Привычное желание мести отступало прочь, теряясь в леденящем потоке досады на самого себя. С этими ощущениями, мрак будто бы оживал вокруг, словно просыпаясь от долгого и непробудного сна, разворачивая стебли, устланные шипами и ранящие того, кто осмелится приблизиться. Понимание безысходности остальных эльфов яркой вспышкой пронзило сознание остроухого и, наконец, он ясно увидел, почему они опустили руки и не желают бороться. Вот только, по-прежнему, он не желал этого принимать и не представлял себе как он может сдаться.
"Пока есть жизнь, пока я могу дышать, видеть, слышать, и идти вперед, я буду бороться... Буду." - эльф судорожно выдохнул, обращая взгляд, полный смятения и, вместе с тем, решимости, к племяннику.
Страха не было, но кровь густела. Трандуилу казалось, что он ощущает, как алая жидкость замедляет свой ход. Он чувствовал, как гнев на самого себя медленно затапливает разум, грозясь выжечь до основания рассудок, разлившись жидким пламенем по венам и вспыхнувшим золотом во взоре.
"Что останется от нас?"
"Что останется от леса?"
Эхом раздавались в сознании голоса, вопрошающие Трандуила о будущем, которое горячим песком неумолимо просыпалось сквозь пальцы и остроухий вдруг опомнился, распахнув глаза, растерянно глядя перед собой. Он не слышал, что говорил ему Леголас, он слышал в себе лишь досаду и бессильную ярость, что размытыми тенями смотрела на него из мрака подвала. Все ответы его, все речи, произнесенные совсем недавно, обесценились, ржавой листвой растворяясь под ногами, случайно забредшего на тайные тропы, путника.
- Я... - голос его понизился до шепота, усталого и недвижного, настороженного, - Я не знаю, Леголас.
И в том была правда. Мир не должен продолжать существовать без эльфов. Но как исправить то, что уже происходило и как остановить войну, Трандуил не знал.

+4

25

Дядя тоже не знал ответов на те сложные вопросы, задаваемые Леголасом. Никто не знал на них ответов, и молодой остроухий постарался улыбнуться своему родственнику, когда тот смотрел на него, взглядом полным смятения и замешательства, но вновь не сдавался взрослый эльф. Трандуил не собирался отступать, и Леголас решил, что он тоже не сдастся. Никогда. Даже если там, в будущем, ничего нет, лишь тьма и сплошная боль, эльфы будут смотреть в такое будущее. Потому что оно принадлежит им.
- Значит, нам нужно просто верить…
Леголас замолчал, помял в руках куртку дяди, и принялся натягивать её на себя. Откуда-то пришло понимание, что родственник был бы не против такого поступка молодого эльфа. Всё-таки, он сам отдал ему одежду.
- Нет. Не верить. Нам нужно делать. Бороться за своё будущее. Может, не сейчас. И не завтра. Но потом, обязательно бороться. Не сдаваться ни на миг.
Остроухому казалось, что ситуация не может быть безвыходной, так же, как и не может отсутствовать возможность выйти из места их заключения. Рано или поздно откроют и эту дверь. И тогда… будет ли возможность выйти в неё живым? Но этот шанс, крошечная надежда казалась сейчас важной.
- Мы выберемся. Они жадные. Те, кто захватывает эльфов, очень жадные. И однажды, мы превзойдём их по численности, и у нас появится шанс освободиться от пут и гнёта. Мы сможем уйти, вырвав нашу свободу!
Леголас не понимал, откуда взялась эта его уверенность. Может быть, рядом с Трандуилом он чувствовал себя в безопасности, ведь взрослый эльф не даст его в обиду. Будет рядом, не оставит одного, защитит от любой беды. Так казалось молодому остроухому, так он чувствовал, и уверовал в это.
Дядя знал многое. Понимал больше, чем все остальные эльфы. Даже больше, чем старейшины! Но его не слушали другие. Не доверяли тому, над кем насмехались всю жизнь. Сложно было ломать устои, но вампиры начали это делать, и продолжали стремительно, будто горный ручей, стирать с земли всё, что связано было с остроухими. Леголас не собирался мириться с этим.
- Ты не один, дядя.
Молодой эльф проговорил это твёрдо, сурово хмурясь и сжимая кулаки.
- Я тоже знаю их язык, язык тех, кто напал. Я умею говорить. И я смогу говорить им, чтобы они слушали и слышали. И они будут слушать. И услышат, что не все эльфы виновны в убийстве вампиров. Что мы не хотели и не хотим войны. Мы просто хотим жить спокойно. Пусть они тоже скажут, что хотят они, зачем пришли и зачем истребляют всех. Пусть ответят нам!
Леголас не считался ни взрослым, ни мудрым эльфом. Он был таким же, как и тысячи других. Он так же угодил в плен и не знал, как можно выбраться отсюда живым и можно ли. Но сдаваться было неправильным. Его старший брат погиб, отправившись убивать вампиров. Его мама отдала свою жизнь, пытаясь донести до кровососов, что война не нужна эльфам. Отец погиб, спасая жизнь матери. Погиб бесславно, и не похоронен с должными почестями, как и мама. Леголас не знал о судьбе сестёр и брата своего. Но чтобы спасти хотя бы кого-то, чем-то придётся жертвовать. Молодой остроухий не знал, сколько жертв нужно принести ещё, чтобы боги услышали их. Но он знал одно – не делать совершенно ничего нельзя.
- Мы дождёмся ночи и попытаемся придумать, как можно отсюда сбежать.
И эльфы вторили ему, и их ропот становился громче с каждым мигом…. Пока что не послышались тяжелые шаги за дверью, пока что не распахнулась та, пропуская внутрь захватчиков, а вместе с ними страх и боль, что ломали напрочь ту призрачную надежду, которую Леголас отчаянно пытался поселить в сердцах своих сородичей.
«Это всё… было… бесполезно?»
Безрадостно подумал эльф, глядя, как его и его сородичей принудительно ставят на колени. Как дядя оказывается слишком далеко, чтобы докричаться до него.
Надежда. А есть ли она у них теперь?...

+4

26

Непростительно было, для самого себя, окунаться в омут уныния, что тянул к себе все сильнее и сильнее. Непростительно было отчаиваться, ведь тогда грош цена была тем речам, которыми Трандуил немногим ранее подбадривал молодого эльфа. Говорить что-то и не иметь самому веры в это, было подло. Слова не стоили ничего, многие произносили что-то просто так. Но не Трандуил. Его обещания всегда исполнялись. Какие-то чуть позже, какие-то заведомо раньше, но неизменно они имели вес и остроухий, не забывал о том, что говорил. И сейчас, он не забудет.
Не забудет, как обещался племяннику не отступать, как обещался в случае приближения смерти, запросить за свою жизнь много более, чем способен кто-то предложить. В конце концов, как обещал Леголасу не оставлять его одного. Но имело ли это смысл, когда смотреть было больше некуда. Когда пару часов назад он ясным взором и с яростью в сердце глядел вперед, желая мстить, а сейчас все изменилось. И мстить, возможно, завтра будет уже некому, потому что, не будет эльфов. Ни тех, кто всю жизнь принижали его, ни каких-либо еще.
Трандуил мотнул головой, словно стряхивая с себя все невзгоды и мысли, съедающие своей темнотой остатки света, и вгляделся в образ родственника. Решимость и желание что-то делать для своего спасения буквально переполняли Леголаса. Совсем не так, как это было тогда, когда Трандуил говорил с ним ранее, призывая к не терять надежду. Ныне молодой эльф сам чувствовал все и говорил очень верно.
"Не сейчас. Не завтра. Но потом." - мысли эхом, звонким и стремительным, как горный ручей, вырывающийся из-под снега под вешним солнышком, вторили Леголасу, отзываясь согласием в сердце. Теперь, Трендуил по-настоящему чувствовал, что он не один. И это было важно, потому что, не будучи одиноким в этой жизни, появлялось желание творить. Появлялось желание жить.
- Целый народ не должен страдать за ошибки крошечной группки, желающей войны, - в полголоса произнес эльф, глядя на племянника и вслушиваясь в тихие голоса других остроухих. Они, казалось, теперь не были так напуганы неизвестностью завтрашнего дня и желали сами творить свою судьбу, выбирая между безвольным согласием с рабством и попытками бороться за себя и тех, кто остался, - Мы должны доказать всем, что у нас есть права на мир и жизнь, - тише, но оттого не менее решительно добавил эльф.
Оставалось только и правда дождаться ночи, но Дану снова рассудила иначе, выводя на сцену своего спектакля новых персонажей.
Слышались шаги. Тяжелые, что в условиях всеобщей паники и вовсе казались оглушающими. Но надежда, что вновь была подарена Трандуилу горячными речами племянника о свободе и желании действовать, крепкой занозой гнева закрепилась в душе.
- Ты не один, Леголас... - только и успел произнести эльф родственнику, когда наемники, оказались слишком близко. Когда его оттащили в сторону и также, как и других эльфов поставили на колени лицом к сырой стене.
"Как не один теперь я, так и ты." - уже мысленно закончил он, оглядываясь в сторону молодого эльфа.
И солнце опускалось за горизонт, догорая и путаясь последними алыми лучами в ветвистых кронах деревьев. Но это был еще не конец. Ибо ночь знаменует приход другого светила и новой, такой нужной им, надежды.

+3


Вы здесь » КГБ [18+] » Осень 2066 года » [18.10.2066] Бесцветное настоящее