О чем он думал в тот момент, когда безжалостно полоснул холодной сталью по ладони, и алые капли крови, как бусины прохладной морошки, проступили сквозь порез?
Наверное, он пытался в кои-то веки поверить судьбе, довериться воле Дану и перестать метаться душевно, хоть на несколько часов вперед определив свой путь. Лайрэ никогда еще не был ведущим; всегда ведомым, и последние недели странствий, в одиночестве, наедине с совсем нерадостными мыслями и воспоминаниями о наставнике, совсем его вымотали.
Хотелось верить – хоть на несколько мгновений; и он поверил, не задумываясь, к чему все это приведет.
Кровь смешалась при касании рук, несколько капель тяжело шлепнулись на подстилку мха, расцветив поблекшую зелень пятнами неведомых цветов. Где-то глухо каркнул ворон, своим мудрым и веским словом подтверждая неозвученные условия негласного договора – не предавать, что бы ни случилось, стоять за лес, пока жив последний лист на последнем дереве.
- Меня учил Руссандол, - горько сглотнул эльф имя наставника, бывшее не просто набором звуков – проблеском теплого костра надежды в его жизни, лучом света сквозь купол ветвей в мрачных чертогах леса.
А потом был бег, судорожный рывок вперед. Под ногами мягко пружинила вековая подстилка, и постоянно приходилось прыгать, почти перелетая через извивы блестящих серыми змеями корней. Лайрэ остервенело сжимал в ладони кинжал, протянутый кем-то из отряда – у него самого оружия не было. Сталь, хоть и выпила остатки крови с кожи, оставалась такой же холодной и бездушной, не поддавалась, не желала покорятся, лишь хищно блестела тонкая полоска металла между рукоятью и краем ножен.
Как глупо. Он же совсем не умеет драться – ни ножом, ни стрелами, ни руками – да и искусством своим вряд ли поможет. Та же стая гончих, тени которых распластались над землей, пусть и не вызывала в эльфе страха – не туда был направлен мстительный взгляд псов – но безмерное уважение к дару старшего друида заполняло его.
Но что-то же гнало его вперед несмотря на всю безрассудность положения – ветер, упрямо толкающий в спину, слова, застрявшие в горле комком холодной воды, шепот почти плачущего леса – вся боль деревьев и зверей сплелась в тугой жгут, огрела по мыслям, скулящим воем прося о помощи.
Лес погружен в сумерки, но полная тьма никогда не наступает под его сводом; чужая же сила упрямо ломала привычный порядок вещей, затопляя пространство меж стволов прокисшим и липким ужасом.
Лайрэ прикрыл глаза, отстраняясь от своей сущности – другое зрение ныне вело его. Скрип ветвей, шорохи под землей, жалобные писки в кронах деревьев – все подсказывало путь, наполняло его силой, молило о помощи, сжимало в кольце своего страха, не давая отступить назад.
В такие моменты, когда он сливался с миром вокруг, ему всегда казалось, что вместо вен тело прошивают хлесткие ветви плюща, а вместо крови течет терпкий от горечи травяной сок. Лайрэ отчаянно рванул сознание напополам, меняя часть себя на часть леса, прося о помощи – ему нужна сила, которую можно направить против захватчиков. Ее можно обернуть цепкими мешающими ветвями, ревущим потоком ветра, проклятием листвы, своим шорохом сводящей противников с ума – только бы у него, слабого и ничтожного по сравнению с духом мира вокруг, хватило сил и знаний.
Заросли оборвались, жестким кустарником отгородившись от поляны; по обонянию ударил аромат сладковатой гнили и сырой, мертвой земли – так лес передал свои ощущения, ясно обозначив цель.
И Лайрэ собирался любой ценой помочь эту цель уничтожить. Закипела драка, к аромату листвы и падали прибавился звонко-металлический привкус крови, оросившей землю – почва отозвалась глухим недовольным урчанием, не желая принимать столь мерзкий подарок. Тихо и смертоносно свистели стрелы, вторя своим шуршанием озверевшему, поднявшемуся на дыбы ветру.
Эльф пригнулся к земле, ожесточенно шепча молитвы Дану и указания лесу. Погрузил ладони в палую листву, растворяясь в холодном, пронизанном моросью воздухе, настойчиво упрашивая корни временно подчиниться его воле, потянуться в стороны, под ноги вампирам, заставить их сбиться с ритма. Просил ветер – помочь стрелам, просил спящие травы – ужалить своим ядом, просил землю – принять пули в свое лоно, дав другим шанс еще немного побыть в живых. Это не могло убить, но с задачей сбить с толку, давая метким эльфийским стрелам свершить волю леса, Лар кое-как справлялся.
Он не видел, что творится вокруг, и не позволял себе прислушиваться, что именно решил сделать лес – лишь щедро вливал свою силу, кипящую в груди, как горный поток по весне; ведь увидь, что она пропадает впустую – опали бы руки изломанными крыльями в своей беспомощности.
По голове как ударило молотом, начисто снеся весь налет магии и едва не проломив сознание. Лайрэ вскинулся, защищаясь, скрываясь от ментальной атаки под сводом ближайшего клена – дерево гневно зашуршало ветвями, спасая эльфа от влияния кровососа. Остроухий встряхнул ладони, сбрасывая с кончиков пальцев остатки сил – словно капли воды – обратно пригнулся к земле, надеясь продолжить, как понял, что часть усилий пропала даром: кто-то или что-то защищало вампиров почти тем же, чем он пытался нападать.
Лайрэсула спешно окунулся в зеленый водоворот, шестым чувством отыскивая источник такой родной и знакомой энергии, и практически камнем застыл от уже проникшего в кровь и мысли осознания.
Сестра здесь. Дану все же привела его к родственнице – не зря так настойчиво звал лес за собой на тропу битвы…
Но почему она – с вампирами?
И, самое главное, почему защищает их?
Едва установившееся равновесие со звоном ухнуло в пустоту, нарушив тонкий баланс сил внутри души: сейчас попытка окунуться в силу леса обернулась бы самоубийством, или, как минимум, полной тратой всех ресурсов.
Лайрэ прижался спиной к дереву, вцепился побелевшими пальцами в шершавую, чуть теплую кору – он что-то слышал о традициях вампиров и о том, как сильно они любят ограничивать свободу других разумных. Может, Регинлейв тоже не повезло, и она с кровососами не по своей воле?
Что бы ни случилось – надо ее оттуда вытащить.
Пуля просвистела со всем рядом, смачно ворвалась в тело соседнего воина, лишив того дара Дану. Лайрэ глухо застонал сквозь стиснутые зубы: смерть своего отдалась колючей иглой под сердце, на мгновение отобрав способность думать.
Надо пробраться к сестре. Эльф выдохнул, потер вспотевшие от усилий виски. Рваться прямо через поляну – глупо, обходить – долго и опасно. Но почему она сама не сбежит – Лайрэ не чувствовал никаких серых сетей и плетений, которыми, как рассказывал Руссандол, вампиры любили привязывать к себе пленников. Может, поклялась не сбегать? Тогда все зависит от него.
Пуля раздробила древесину прямо возле его ноги, вокруг раны дерева взорвался вихрь крохотных щепок. Лайрэ бросился в сторону, скрылся за другим деревом, задумчиво закусил губу. Хагард наверняка почувствовал силу сестры – стоит ли полагаться на друида и вернуться к бою, или же рискнуть и постараться справиться самим?
На другом конце поляны кровососы отступали, лес брезгливо щурился, гневно шуршал, не желая обратно принимать под свою сень захватчиков. Лишь одно светлое пятно выделялось среди них – и сейчас, на удивление Лара, это пятно двигалось в сторону от драки, то ли совершая маневр, то ли попросту отступая дальше, чем остальные.
Этим шансом надо было пользоваться. Эльф бросился по краю поляны наперерез, надеясь догнать их уже за чертой битвы, в лесу, там, где его сила хоть чем-то поможет сестре. Но он слишком увлекся погоней, постепенно теряя связь с лесом, а может, удача повернулась другой стороной, выказывая неделание Дану помогать ему в выбранном деле.
Левое предплечье ожгло острой болью – чудо, что он не заорал, до крови прикусив губу. На ткани стремительно расползалось пугающее в своей неаккуратности пятно, аромат крови и едкий дымок порохового шлейфа, знакомый после смерти общины, оглушил обоняние. Лайрэ привалился к дереву, прижал ладонь к ране, захлебываясь кровью из губы, зашептал, заговаривая кровь больше не течь. О целостности шкуры позаботится потом – вампиры с сестрой удалялись слишком быстро; а позволить им уйти, унося вести об отряде Хагарда к основной армии, Лайрэ просто не мог.
Сцепив зубы, эльф двинулся дальше, постепенно переходя на бег. Усталость эхом отдавалась в висках – слишком много сил потрачено, да еще и рана. Лайрэ отнял руку, удовлетворенно кивнул: кровь остановилась, в отличие от все набиравшей скорость группы кровососов.
Твердые слова, как камни, тяжело ворочались в голове, уговаривая лес помочь. Заверещала в ветвях елей сойка, привлекая внимание охотницы – пусть знает, что младший совсем близко. Каких-то триста шагов, быть может, меньше – Лайрэ снова погрузился в иной мир, мир зеленого сумрака и тревожных шорохов, мир, где из отсвечивающих зеленым нитей сил можно было сплетать сети заговоров и молитв. Звери давно разбежались от места, где так явственно пахло смертью – но все равно они были рядом. Упрямый лось, настороженно пробирающийся сквозь кустарник, волки, залегшие под сенью можжевельника, не успевший залечь в спячку медведь – только бы хватило знаний призвать их сквозь пелену усталости и боли, только бы успеть вытащить сестру и отгородить путь отступления для чужаков, пока остальные из отряда разберутся, что к чему…
Сил не хватало, и Лайрэ, наконец, замер возле молодого дуба, судорожно глотая слишком холодный воздух. Дерево, заботливо раскинувшее ветви, куполом накрыло его, скрывая от чужого зрения и слуха.
«Что предречено – сбудется, что не определено – пробьется сквозь реальность, - тихо зазвенели внутри почти забытые слова учителя. – На все воля Дану»
